Мир Смерти против флибустьеров - Гарри Гаррисон

Мета пристыжено молчала. Было очень забавно смотреть на нее в этот момент.

«Вот так и перевоспитываются пирряне», – с удовлетворением подумал Язон.

А Мета уже взяла аптечку и двинулась к постели, где по-прежнему безучастная ко всему лежала девчонка из неведомой планетной системы. Но Язон, войдя во вкус, решил подразнить свою любимую еще немного:

– Ревнивица! Да эта рыженькая в дочки тебе годится!

Мета резко обернулась:

– А вот и нет! Моему первому, если б он остался жив, было бы сейчас только четырнадцать!

– Ну… а этой девчурке так и есть, – проговорил Язон, но уже понял, что перестарался.

Было даже непонятно, что будет делать Мета в следующую секунду: стрелять или плакать. Он не позволил ей ни того, ни другого. Порывисто обнял, прижал к себе и прошептал:

– Извини, любимая.

Когда Язон вышел из каюты и двинулся в сторону капитанской рубки в намерении застать там Моргана и поговорить с ним не по радио, а с глазу на глаз о враче для девочки (не могло у них не быть врача при таком большом экипаже и такой опасной «работе»), его остановил на полдороги д'Олоне. Никого вокруг не было, и это Язону особенно не понравилось. Предстоял так называемый мужской разговор, что в представлении туповатого флибустьера могло означать в лучшем случае дуэль с использованием одинакового оружия, а в худшем – безобразный мордобой без правил, переходящий в смертоубийство. Язон был далек от того, чтобы недооценивать силы противника, но даже в случае победы ничего хорошего ему не светило. Доказывай потом Моргану, что ты убил его старпома в честном поединке, а не при попытке к бегству.

В общем, следовало любой ценой, любым способом уйти от прямой стычки. Варианты были. Как то: беспорядочная стрельба для привлечения внимания хоть кого-нибудь, позорное бегство, срочный вызов капитана экстренным сигналом по внутренней связи, наконец, приглашение на помощь Меты, чтобы нарушить нежелательную обстановку мужского разговора. Все эти варианты Язону откровенно не импонировали, он искал какой-нибудь пятый, шестой, но так и не успел придумать. Д'Олоне начал свой мужской разговор и первой же фразой буквально обескуражил Язона.

– Где твоя баба, Язон? Не девчонка, а баба – где? – спросил пират подчеркнуто развязным тоном.

«Пьяный он, что ли? – мелькнула догадка. – Ну, понятно, после двух грабежей не мог он не выпить. Стакан, другой рому наверняка уже пропустил. Но это же не доза для подобного здоровяка! Что же он несет такое?»

– Моя жена? – на всякий случай уточнил Язон.

– Ну да. Какая разница? Ты меня понял.

– У себя в каюте. А что?

– Веди ее сюда, – распорядился д'Олоне.

– Вот теперь я уже точно тебя не понял, – честно признался Язон.

– А чего тут понимать не понимать? Есть такой флибустьерский закон: я уступил тебе свою бабу, честно захваченную в бою. Уступил, заметь, без поединка, по-хорошему. Правильно? Значит, ты теперь должен уступить мне свою. Должен. По нашему закону. Понятно?

События принимали неожиданный оборот, хотелось хоть минутку подумать. Но что-то сказать следовало сразу, без промедления, и Язон ответил вопросом на вопрос:

– Почему же ты ничего не сказал об этом там, у входа? Я бы еще подумал три раза, брать ли девчонку.

– Я полагал, что ты знаешь, – обиженно протянул д'Олоне, откровенно играя под дурачка.

Это ему, как всегда, хорошо удавалось.

– Откуда мне знать, Франсуа?! И почему Морган не предупредил меня?

– Причем здесь Морган?! – неожиданно рассердился д'Олоне.

– Так ведь это ж Морган рассудил нас.

– Морган тут не при чем, – еще раз подчеркнул д'Олоне. – Существует закон флибустьеров. Понимаешь?

– Нет, – сказал Язон, переходя в атаку. – Я никогда не жил по вашему закону и принимать все его пункты не намерен. Я не давал никому никаких клятв, а сотрудничество обещал только и лично Моргану, а потому с ним одним и буду решать столь важные для меня личные вопросы. Моя жена – это моя жена. Некоторые из вас уже пытались тут завладеть ею. Привет тебе от левого глаза Тони Ховарда.

– А ты наглый, Язон. Ты очень наглый. Но ты ошибаешься. Ты совершаешь сейчас самую серьезную в своей жизни ошибку. Ховард просто погорячился, а я буду сознательно и последовательно выполнять то, что предписано мне законом. И учти: я не гордый. Я обойдусь и без ответных нежностей. Сначала газ, потом для верности чем-нибудь тяжелым по башке, потом закрепить в удобной позе и наконец отхлестать по щекам, чтобы очухалась и реагировала повеселее. А впрочем, и это не обязательно. Я и с мертвыми могу. Приходилось. Пока еще теплые – нормально, честное слово…

– Лучше бы ты помолчал, д'Олоне, – процедил Язон сквозь зубы. – Я ведь все-таки вооружен. Ты слышал когда-нибудь о том, что честь дороже жизни?

– Слышал, но знаю, что это вранье, и лучше ты помолчи. А я договорю. Я возьму твою жену в любом случае. Считай, что я просто поставил тебя в известность. Как благородный человек. – Он хохотнул. – Но я тебе очень советую сделать все по-хорошему. Если она придет добровольно, будет намного приятнее. Для всех. Уговори ее, Язон. Я буду ждать сигнала от вас.

И он с достоинством удалился.

Язон стиснул зубы, уже привычным усилием воли загоняя куда-то глубоко-глубоко свою поруганную честь. Сейчас было очень важно оставить последнее слово за этим идиотом. Пусть думает, что уже победил. Тогда великодушно отпущенное им время будет работать на Язона.

«Выстрелить в спину врага? – размышлял он прислонившись к стене и провожая глазами уверенного и самодовольного пирата, шагающего по пустому коридору. – Глупо. Уж если стрелять, так сразу надо было. Посоветоваться с Метой? Да ни за что! Спрятаться? Бежать? Невозможно. Торговаться? Но как?! Лучше всего, конечно, убить д'Олоне. Но не своими руками. Подстроить какой-нибудь несчастный случай? Теперь, когда все бои закончились, это чрезвычайно сложно. Ну, а если…»

Он вдруг вспомнил подслушанный на днях разговор Ховарда и Хука, о том, что как минимум треть экипажа «Конкистадора» подчиняется фактически лишь д'Олоне, а капитана они ни в грош не ставят и просто терпят до поры. Уж не готовит ли вконец обнаглевший Франсуа настоящий бунт на корабле. Хук тогда возразил, что в космосе Франсуа не решится выступить против капитана, предпочтет подождать до дома, а Ховард не согласился, дескать, на Джемейке ему тем более ничего не светит. Там, конечно, тоже есть оппозиция Моргану, но устроить резню в масштабах планеты никакому д'Олоне не по плечу.

Конечно, это могли быть простые досужие сплетни. Но именно здесь таился главный шанс. Да какой там главный! Просто его единственный шанс.

«Куда ты шел, Язон? – спросил он сам себя. – К капитану Моргану? Вот и иди к Моргану. Только разговаривать будешь не про врача. А про Мету и д'Олоне».