Демоны в религии, искусстве и фольклоре - Массимо Чентини

листков, вырванных из блокнота того, кто был проклят»72.

Дьявол присутствует и в экстравагантных утверждениях Изидора Дюкасса (граф Лотреамон, 1846–1870), который, восхваляя де Сада, доказывал невозможность подавления зла и необходимость следовать ему. Он указывал на то, что жестокость является созидательным началом и, прежде всего, признаком гениальности («Песни Мальдодора», 1868–1869). Поэтому для Дюкасса было необходимым позволить злу подавить человека, оглушить его и вести его по жизни, где господствует уничтожение подлинных ценностей существования: жизни, подобной пути капитана Ахава73, который неустанно преследует дьявола-кита и вместе с ним погружается в ад.

У Германа Мелвилля (1819–1891) Моби Дик символически воплощает дьявола и приводит человека к гибели, к потере чувства реальности, втягивая его в бесконечный водоворот.

Карикатура на Артюра Рембо на обложке журнала Les Hommes d’aujourd’hui («Современники»). Январь 1888

Во «Влюбленном дьяволе» Жака Казотта (1719–1792) Сатана предстает перед главным героем, Альваро, в образе молодой и красивой девушки, отличной от типичного образа. Впрочем, даже под маской Владыка тьмы сохранит свою разрушительную силу.

Образ женщины доминирует и в мистической поэме «Элоа, или Сестра ангелов» Альфреда де Виньи (1797–1863). Мы наблюдаем за Элоа – женщиной-херувимом, что сгорает от страсти к падшему ангелу, которого она считает достойным сострадания и понимания. Она также знает о могуществе, заключенном в нем.

Моя тень безмолвна; я отдаю землесладострастность вечера и сокровища тайны.

Жорж Санд (1804–1876) в романе «Консуэло» (1839) наделяет женщину ролью посредника между мужчинами и Сатаной. Сатана у Санд сияет внутренней силой и, выделяясь на фоне окружения, демонстрирует кратковременный триумф.

«Вглядываясь, она узнает в нем Сатану, самого прекрасного из всех бессмертных после Бога, самого печального после Иисуса, самого гордого из всех гордых; он влачит за собою порванные им цепи, и его бурые крылья, истрепанные и повисшие, хранят на себе следы насилия и заточения»74.

«Потерянный рай»

Джон Мильтон (1608–1674) – английский поэт и писатель, для которого дьявол всегда был объектом пристального внимания.

Его имя связано с уникальной эпической поэмой «Потерянный рай». Здесь в центре повествования помещено событие изгнания мятежных ангелов, а также Адама и Евы из земного рая.

Гюстав Доре. Падение Люцифера. Иллюстрация к книге Джона Мильтона «Потерянный рай». 1866

Биография Мильтона, окутанная пеленой мистицизма, характеризуется сознательным отказом от обычного образа жизни в пользу литературы и политики. Он был глубоко религиозным и верил в торжество Бога. В 1671 году Мильтон опубликовал «Потерянный рай». При ближайшем рассмотрении можно сказать, что автор использовал демоническую фигуру в качестве метафоры для описания состояния, присущего человеку.

Сатана у Мильтона такой же герой, как и у многих романтических авторов; в этом смысле показательно заявление Люцифера в поэме, подстрекающее ангелов к восстанию, совершению проступка ради спасения своего достоинства.

И лучше честолюбью моемуЦарить в Аду, чем быть рабом на Небе75.

По сути у Мильтона это тоже прометеевский дьявол, который работает на человечество, пытаясь вывести его из хаоса собственного несовершенства. Аналогия с Прометеем была предпринята Байроном в его поэтической композиции «Небо и земля» (1821). Также и в антиклерикальной поэме «Люцифер» (1877) Марио Раписарди (1844–1919) фигура падшего ангела сливается с фигурой Прометея, желающего принести спасение людям и смерть Богу.

Кардуччи: Сатана-бунтарь

В 1869 году Джозуэ Кардуччи (1835–1907) под псевдонимом Энотрио Романо написал гимн «Сатана». На первый взгляд, гимн связан с темной и демонической вселенной. Но на самом деле поэт использует образ и символические проявления дьявола, чтобы говорить с читателем не только об инфернальных темах, как это может показаться на первый взгляд.

О тебе это слово,бытия изначальность,дух, с материей слитый,ум и чувства реальность.Той порою, как в чашахблещет сок виноградный,как душа, что лучитсяв чистом взоре отрадно;той порою, как солнцеи земля в ясном светеречь ведут меж собоюо любовном обете —и невнятные речи,в их таинственном браке,с высей сходят, и дрожьюнив ответствуют злаки, —лишь к тебе, в смелом взлете,мчится стих мой, ликуя,лишь с тобою, владыкаСатана, говорю я.Брось кропило, священник,прекрати псалмопенье!Сатана горделивыйне отступит в боренье!Видишь: ржавчина кроетярый меч Михаила(тайной слывший когда-то),и отныне бескрылый,пусть и верный, архангелв пропасть камнем стремится.Стынет молния гневау Иеговы в деснице.Словно метеоритамиль обломкам планеты,время ангелам падатьс тверди, в прошлом воспетой.Но в материи вечной,бытия повелитель,царь всех зримых явлений,форм различных зиждитель.Сатана пребывает!Он царит над созданьемвзором, грозно горящим,глаз своих полыханьем.Как бы ни уставал он,господин над судьбою,все настойчивей взоромпризывает он к бою.И когда винограднойкрови веселы искры,преходящая радостьне проходит так быстро;обновляется бренностьутомленного тела,забывается горе, и любви нет предела.Ты в стихе моем дышишь,Сатана, в миг, когда янегодующей грудьювызов богу бросаюи его лжепророкам,и царям обагренным;ты – как огненный факелвсем умам возмущенным.Для тебя, Ариманаиль Астарты, когда-тосоздавались кумиры,сочинялись кантаты,ионийскую свежесть,в чистоте вдохновенной,Афродита вдыхала,порожденная пеной.Пред тобой на Ливанекедр склонялся шумящий, —о души воплощенье,плод Киприды творящей!В честь твою разгоралисьхороводы, напевы,в честь твою пламенелистрастью чистые девытам, в тени благовоннойпальм седой Идумеи,там, где отмелью светлойКипр покоится, млея.Пусть дикарь назарейскийпозже поднял гоненьепротив вольных обрядови обрек на сожженье,факел вырвав священный,храмов пышные зданья,и художники-грекиудалились в изгнанье, —ты, мятежник великий,прожил долгие годывозле ларов домашних,в поселеньях народа.Проникал ты пороюв сердце женщины страстной,полный дивного пыла,искушающий властно;и волшебнице бледнойты внушал жар и силы,чтоб на помощь природехоть она поспешила.За алхимиков мукой,их работой упорной,за томительной грезойдревней магии черной,за стеной монастырской,за дремотной оградойты явил нам в сверканьеновой тверди отраду.В Фиваиде пустынной,чар твоих избегая,пресловутый отшельникслыл печальником края.Ты в душе его вызвали разлад, и смятенье.Сатана, будь прославлен!Элоиза – в мученье;плоть терзает напрасновласяницей суровойи Вергилию верит,и Горация слову;меж псалмами Давида,после жалобной песни,яркий образ дельфийскийвсе грозней и прелестней:радость жизни вещая,он настойчив без меры,Ликориду он вводит,призывает Тликеру.Но и новые люди,мир грядущих веселий,возникают пороюсредь монашеских келий.С книги Ливия давнейпыль столетнюю сдунув,беспокойных плебееви великих трибуновслышит праведник:греза об Италии славнойувлекает монахав Капитолий державный.А борцы, чьи ученьявознеслись над кострами!Виклеф с Гусом, вы гордоговорите с веками;на заре, как пророки,клич вы бросили смело:«Обновление мира!Наше время созрело!»И уже задрожали иВенцы, и тиары:из-за стен монастырскихбунт возносится ярый;непокорные громы,зов к сраженью упрямыйпотрясенному мирушлет монах Джироламо.И свое облаченьеЛютер гневно срывает;цепь расторгнув былую,мысль свободно взлетает,и лучится, и блещет,облаченная в пламя.Встань, материя, гордо:Сатана – над врагами!И чудовище в грознойкрасоте, сбросив цепи,мчится над океаном,через горы и степи;то дымя, то пылая,на вулканы похоже,пролетая над кряжем,дол пугая до дрожи;мчится через провалы,укрываясь пороюпо глубоким пещерам,меж теснин, под горою;вновь выходит наружуи от края до краяураганом несется,дышит, все побеждая,вдаль стремится, как буря,как гигант-победитель.Это он, о народы,он, великий воитель!Разливающий счастьеповсеместно, он мчитсяв необузданно-быстройогневой колеснице.Сатане – славословье!О бунтарь непреклонный,о победная силамысли освобожденной!Пусть восходят куренья,клятвы слышатся часто!Ты низвергнул Иегову,бога жреческой касты76.

За обращением к Сатане сразу же следует своего рода встречное обращение, метафорически отсылающее к практике экзорцизма. Когда поэт говорит: «Брось кропило, священник, / прекрати псалмопенье! / Сатана горделивый / не отступит в боренье!», он фактически ссылается на известную формулу экзорцизма «изыди, Сатана» и, признавая ее значимость, ставит под сомнение священную силу слов молитвы, которые должны преодолевать разрушительную силу дьявола.

Портрет Джозуэ Кардуччи, автора знаменитого гимна