Воскрешенная нежность - Дэни Коллинз

допустить, что остаток жизни будет доказывать свою невиновность. Было ли ее спонтанное решение лететь в Париж таким же необдуманным, как согласие выйти замуж за Виджея? В какой-то степени да. Она приняла его предложение потому, что ее прежний мир разрушился. Теперь ее ожидал новый поворот судьбы, способный изменить будущее.

Ориэль вошла в свою парижскую квартиру с ощущением, что вернулась домой. Это чувство она испытывала, возвращаясь из частых поездок на съемки. Когда она начала свою модельную карьеру, родители купили ей небольшое уютное гнездышко в том же престижном районе, где жил Рев Вестон. Ориэль подумала, что находится всего в нескольких кварталах от Нины.

Она была так взволнована, что провела в квартире лишь несколько минут, поправляя макияж. Потом велела охраннику отвезти ее на улицу Монтень.

Водитель без труда нашел нужный дом. Охранник проводил ее к подъезду мимо дежуривших снаружи папарацци.

В холле швейцар приветствовал ее по-английски:

— Мадемуазель Менендес, я думал, вы уехали с месье Вестоном.

Сердце билось так сильно, что на секунду Ориэль показалось, она потеряет сознание. Она пожалела, что рядом нет Виджея.

— Ее нет дома? — спросила она по-французски и заметила, как смутился швейцар. — Я Ориэль Кувье. Когда она вернется?

— Не знаю. Вы можете написать записку.

Оставив все свои координаты, Ориэль отправилась домой. Папарацци проводили ее до двери, но она не обращала на них внимания.

Киран прислала сообщение:

«Говорила с Виджеем. Позвони мне».

Ориэль ответила, что ей нужно время, чтобы подумать. Она позвонила матери, прибывшей на гастроли в Вену. Эстель была потрясена:

— Кто мог так безжалостно разлучить близнецов? Мы хотели взять одного ребенка, но, если бы знали, что вас двое, удочерили бы обеих.

— Я не сомневалась, но хотела услышать это.

— Почему Виджей не помог тебе? У него есть возможности.

— Мы поссорились.

— Серьезная причина? — забеспокоилась Эстель.

— Не доверяем друг другу. Боюсь, мы поспешили.

— Очень на тебя похоже. Ты всегда была нетерпелива: уходишь, если что-то не по тебе. Не сошлись характерами?

— Семейная жизнь не урок музыки, — проворчала Ориэль.

— Согласна. Если ты несчастлива, оставь его. Я поддержу тебя.

Ориэль ответила смехом, похожим на всхлип. У нее свело желудок от мысли о разлуке с мужем.

— Нет, — пробормотала она. — Он отец моего ребенка и мой мужчина. У нас должно получиться. — Ориэль только не знала как. Виджей не любил ее и не доверял ей. Как все исправить?

— Верю в тебя, — успокоила ее мать. — Послушай, мне надо идти в оперу, дорогая. Хочешь, я спою для тебя.

— Мы давно не делали этого. Буду счастлива. Спасибо.

Эстель вспомнила старые времена. Когда она уезжала в турне и маленькая Ориэль скучала по ней, Эстель просила ассистента оставить включенный телефон на сцене, чтобы дочь слышала ее пение.

Ориэль заснула с телефоном на подушке вся в слезах.

Она проснулась с грустной мыслью, что Париж уже не был ее домом. Ориэль принадлежала другому миру, где воздух пропитан терпкими ароматами, а город окутан пеленой дождя. Утром рядом с ней в постели лежит обнаженный мужчина, а вечером он перебирает пряди ее волос, когда они вместе смотрят телевизор. Смогут ли они вернуть эту жизнь? Нет, если она останется здесь. Она отправила Виджею сообщение: «Выставляю парижскую квартиру на продажу».

Он не ответил. Вероятно, его отвлекли проблемы в Дели.

Ориэль пригласила риелтора и начала перебирать и упаковывать личные вещи. Охранник относил коробки в кладовку. Снизу позвонили: кто-то ждал у подъезда — скорее всего, очередной наглый папарацци. Она отправила охранника вниз разобраться. Машинально Ориэль включила чайник, но ее мысли были заняты другим: как снова наладить семейную жизнь, чего ждать, когда она вернется в Индию. Услышав стук в дверь, она с волнением поспешила в прихожую — это мог быть Виджей.

На пороге стояла женщина — ее собственное зеркальное отражение, отличалась только одежда. В остальном те же темные вьющиеся волосы, высокие дуги бровей, прямой нос, золотистые искорки в глазах.

Обе женщины в изумлении смотрели друг на друга, не в силах произнести ни слова. Сомнений быть не могло: они обе вышли из чрева одной матери двадцать пять лет, девятнадцать месяцев и три дня назад. Сестры в слезах бросились друг другу в объятия.

Мужчина рядом произнес:

— Решил привести Нину сюда, поскольку вчера ты разыскивала ее. Нас чуть не разорвали внизу репортеры. — Он захлопнул дверь, подтолкнул их к дивану и достал коробку с салфетками.

Ориэль и Нина все еще не обрели дар речи. Дрожа от захлестнувших эмоций, они смотрели друг на друга, словно не верили глазам.

Через несколько минут Рев вернулся из кухни с двумя чашками чая и поставил их на стол. Ориэль поймала полный любви взгляд Нины, брошенный на Рева. Ей безумно захотелось, чтобы Виджей был рядом и мог разделить этот важнейший момент ее жизни, чтобы он сжал ее плечо, как это сделал Рев с Ниной.

— Должны ли мы представиться? Я Рев, это Нина, а ты, надо полагать, Ориэль.

— Не могу поверить. — Нина взяла сумку, которую он принес из прихожей. — Мы с Ревом ездили в Люксембург в надежде найти ответы на… все вопросы. Я ничего не знала о родителях, пока в прессе не появились броские заголовки и меня стали называть твоим именем. Мне нужны были доказательства, что я не самозванка, а мы на самом деле… близнецы, — засмеялась сквозь слезы Нина. — Когда швейцар позвонил нам и сказал, что ты в Париже, мы поспешили обратно.

— Ты разыскала клинику? Что удалось узнать?

— Несколько записей принимавшего роды врача, — ответила Нина, роясь в сумке. — И горничную в доме, где жила Лакшми. На фото она узнала менеджера Лакшми и рассказала, что они выдавали себя за мужа и жену, но все время ссорились. Говорили они на хинди, но было понятно, что он заставлял ее отказаться от ребенка, а она не хотела. Лакшми писала письма в его отсутствие, но, когда он возвращался, кидала их в огонь камина. Однажды горничная вытащила вот этот полусгоревший листок — хотела узнать, что происходит, но ничего не смогла понять. Когда Лакшми родила, они уехали.

— Она до сих пор его хранила? — Ориэль развернула сложенный вчетверо лист бумаги с обгоревшими краями. Сохранилась лишь середина. Письмо было написано по-английски.

«…знаю, договорились не писать. Надеюсь, твой сын здоров…»

«…не хотела вас разлучать, но должна сообщить…»

«…могла выйти замуж, но он сказал, что ребенок будет белокожим…»

«…врач сказала, все в порядке, но чувствую, она что-то скрывает…»

«…настаивает, чтобы я отказалась от ребенка…»

«…не знаю, что