Тайны Ракушечного пляжа - Мари Хермансон

Когда я говорю, что Майя не изменилась, это не совсем верно. Одно изменение все-таки произошло, а я чуть о нем не забыла. Возможно, ничего нового в этом не было, просто мы, чисто случайно, обратили на это внимание только через несколько дней после возвращения Майи.

Мы — Анн-Мари, Майя, Йенс и я — пошли на пляж купаться. Майя сидела нагишом на песке с ведерком и лопаткой, а мы, один за другим, нырнули с мостков, перевернулись на спину и стали разговаривать, перебирая в воде ногами. Мы периодически поглядывали на берег, чтобы не выпускать Майю из виду. Вдруг она бросила лопатку, выбежала на мостки и прыгнула. Она плюхнулась в воду на глубоком месте в нескольких метрах от нас, на мгновение скрылась под водой, но ее черная голова почти сразу же снова показалась на поверхности. Двигаясь резко и неуклюже, Майя проплыла по глубокому месту, миновала нас и двинулась к берегу. Она выбралась из воды, села на корточки и продолжила копаться в песке, а с ее хвостиков капала вода. Все это произошло настолько быстро, что мы и опомниться не успели.

— Она спрыгнула с мостков. И поплыла, — с удивлением сказала я.

Раньше никто не видел, чтобы Майя плавала.

— Ну, поплыла — это громко сказано. Она скорее просто барахталась, — возразил Йенс.

Пока мы стояли на пляже у самой воды и обсуждали происшедшее, Майя встала, выбежала на мостки и, прежде чем мы успели ее задержать, повторила все еще раз. Спрыгнула с мостков и своим странным стилем выплыла обратно на берег. Потом Майя стала прыгать в воду каждый раз, когда мы ходили купаться, и все привыкли.

~~~

Дело было после обеда, в один из жарких дней. Мы с Анн-Мари лежали на кроватях и болтали. В мансарде вновь царил порядок, а в кувшине на секретере стояли свежие цветы. Кровати находились на своих изначальных местах.

Анн-Мари только что вымыла свои длинные волосы, расчесала их, и они шелковым занавесом ниспадали на ее обнаженные плечи. Она снова загорела, ее рот сверкал блеском для губ, и от нее приятно пахло дезодорантом. Было почти невозможно представить, что две недели назад она лежала, прижавшись ко мне, потная, с немытыми, растрепанными волосами и ночи напролет плакала, уткнувшись мне в шею.

Комиксы исчезли. Я думала, что Карин их выбросила, поскольку они были слишком липкими и рваными, чтобы читать их с удовольствием, да и вообще они не принадлежали к той литературе, которой увлекалось семейство Гаттманов. Комиксы всегда лежали мертвым грузом в углу под лестницей и извлекались оттуда, только когда не было сил на что-либо более серьезное, например, когда болел кто-нибудь из детей или шли затяжные дожди. Я до сих пор помню истории из этих комиксов. Клетки с черно-белыми картинками на темном фоне и неожиданное развитие сюжета. Мужчины с угловатыми скулами и женщины с большими бюстами. Тени небоскребов над узкими закоулками и полумрак джунглей. Мир во тьме. Я не читала такого рода журналов ни до, ни после, и когда они попадаются мне на глаза, у меня сразу возникает ассоциация с тем временем, когда пропадала Майя.

Шла последняя неделя моей жизни у Гаттманов. Только что позвонила мама и сообщила, что меня приняли в ту гимназию, куда я и хотела, — она располагалась в центре города, так что на большой перемене можно было ходить в какое-нибудь кафе на Авеню. Я поделилась с Анн-Мари своей радостью по поводу того, что попала именно туда.

— Тебя тоже приняли в ту школу, куда ты поступала? — спросила я.

— Да, — ответила она. — Но я не буду там учиться.

— Куда же ты пойдешь?

— Никуда. Возьму академический отпуск.

— Как это? Ты хочешь сказать, что будешь просто сидеть дома?

— Нет, возможно, подберу себе работу.

В то время работу еще «подбирали», а не «искали».

— Или поеду за границу.

— Куда? — поинтересовалась я.

— Не знаю. Может, в Израиль. Поработаю в кибуце, как Эва.

— Но она же просто проводила там летние каникулы.

— Если есть желание, там можно работать и целый год. Возможно, мы поедем туда вместе. Или я отправлюсь в Англию или Францию и поработаю в какой-нибудь семье. Пока еще не решила.

— А Карин с Оке тебе разрешат?

Она засмеялась:

— Они не станут возражать. У меня нет никакого желания ходить в школу. Во всяком случае, изучать естественные науки, как Йенс, по-моему, это просто ужасно. Сплошная зубрежка. Но ему остался всего год, так что он, скорее всего, продолжит учебу.

— Может, академический отпуск это и неплохо, — задумчиво сказала я.

Мне такое и в голову не приходило. Начать учиться в гимназии на год позже и оказаться на год старше всех. Я бы все время думала, что отстаю от остальных. А я очень торопилась. Мне хотелось поскорее получить образование. Гимназия, потом университет. Туда я очень стремилась. Я просто не могла себе представить, что какой-то академический отпуск меня задержит. Мне хотелось повидать мир, но на это ведь есть каникулы.

— Но следующим-то летом мы увидимся? — спросила я.

— Если я буду здесь.

— Ты не собираешься приезжать сюда на следующее лето?

— Откуда мне знать? Может, я буду на другой стороне земного шара. Например, в Австралии.

— Так ты же только что говорила об Англии или Франции? И Израиле? — Она совершенно сбила меня с толку.

— Не знаю, Ульрика. Ничего не могу сказать. В принципе, мне абсолютно все равно. Я просто-напросто хочу куда-нибудь уехать. Мне все безумно надоело.

— Но ведь Тонгевик — самое прекрасное место на свете. И у вас самый замечательный дом.

— Да ну.

Ее презрение меня задело. Я по-настоящему любила их дом.

Однажды, пока Майя еще не нашлась, я в одиночестве прогулялась до своей собственной дачи. Я не заходила туда все лето.

Семейство из Буроса уже успело преобразить наш участок. Они установили на газоне большой надувной бассейн, купили совершенно новую садовую мебель и даже умудрились разбить маленький огород. На столе в саду я увидела знакомую стеклянную оплетенную бутыль, которая обычно стояла где-то дома в углу с засохшими цветами борщевика. Они же превратили ее в аквариум, заполнив зеленоватой водой и водорослями, вероятно, там были и какие-то обитатели.

Новая хозяйка, явно беременная, копалась в огороде, стоя на четвереньках и опустив свой большой живот в морковную ботву. Она была слишком занята и не обратила внимание на то, что я остановилась около забора.

Послышались детские голоса, и из-за угла появились два мальчика. Один из них катил другого в папиной старой тачке и со смехом скинул его на землю около бассейна.

Я задумалась о том, какого труда моим родителям стоило добиться, чтобы на участке что-нибудь росло. Припомнила, как привезенная нами земля исчезала в каких-то невидимых трещинах. А теперь появляется эта семья, выращивает овощи и делает из тачки игрушку. Возможно, эти люди были какой-то другой, более плодоносной расы. А может, просто пустые щели наконец заполнились и они приехали как раз в нужный момент. Меньше чем за два месяца они тут обжились куда лучше, чем мы за все предыдущие годы. Я даже представить не могла, что мы когда-нибудь сюда вернемся.

Мое предчувствие оправдалось. У папы все больше времени уходило на работу, и, купив виллу с садом, родители сочли, что дача нам больше не нужна. Уже следующей зимой они продали ее тому самому семейству из Буроса.

Но тогда, стоя у забора, я еще, естественно, ничего об этом не знала. Чувства у меня смешались. Я испытывала грусть по поводу утраты чего-то, что никогда по-настоящему не было моим. Плюс сухое подтверждение тому, что я и так всегда знала: я к этому непричастна, это не мое место.

Я пошла обратно к Гаттманам, и когда между дубами на горе показался их коричневый дом, у меня в груди потеплело от мысли, что я возвращаюсь домой.

— Но мы ведь все равно сможем переписываться, — сказала я Анн-Мари.

— Да. Хотя ты ведь знаешь, как у меня получается с письмами. Но разумеется, мы будем поддерживать контакт.

Какое гадкое выражение: «поддерживать контакт». Я посмотрела на Анн-Мари. Она лежала на кровати на животе, подложив руки под подбородок, и с улыбкой смотрела на спинку кровати. Но видела она там нечто свое, недоступное моему глазу. Она уже начала от меня отдаляться.

У дома затормозила машина. Это Лис со Стефаном вернулись из города на машине его отца. Они ездили в Гётеборг искать себе жилье и нашли однокомнатную квартиру в доме под снос в районе Горда. В то время именно так и поступали. Просто отправлялись в город и подыскивали себе квартиру или работу. Конечно, это были жалкие квартиры и скучная, грязная работа, но заполучить их было легко. Теперь Лис со Стефаном искали мебель и всякую домашнюю утварь, и Сигрид разрешила внукам забрать комод из их с Туром спальни.

Лис на минутку заглянула к нам, чтобы поздороваться. Они торопились обратно в город, надо было то ли отдать, то ли забрать какой-то ключ. Щеки Лис разрумянились, глаза блестели. Вспоминая об этом теперь, я думаю, что она, вероятно, тогда уже ждала ребенка, хотя, возможно, еще и не подозревала об этом сама.