Вторая мировая война - Анатолий Уткин

У него было немало оснований для пессимистических оценок будущего. В мае 1944 года он делится своими страхами с Иденом: «Я боюсь, что в мире зарождается новая опасность. Русские опьянены победой, и нет тех препятствий, нет тех пределов, до которых они не могли бы дойти. Правда, на этот раз мы и американцы будем хорошо вооружены». В частности, для укрепления английских позиций в Азии он считал необходимым закрепиться в Сингапуре. По этому поводу он писал генералу Исмею: «Несчастьем для Британии было бы, если ее войска не сумели бы вернуть себе Рангун и Сингапур, оккупировать весь Малайский полуостров, разместить хотя бы небольшой британский контингент на оккупированных японцами территориях до того, как американцы продиктуют мир в Токио».

Черчилль начинает приходить к выводу, что в мире будущего Англия уже не сможет занять доминирующие позиции. «Пакс Британника» подходит к концу. В июле 1944 г. он вместе с Иденом обсуждает вопрос о британских военных долгах Соединенным Штатам. «Мы не должны забывать, что наш долг не следует рассматривать как обычный долг коммерческому банку. У нас образовалась нехватка валютных запасов, и мы начали брать в долг в ситуации, когда иссякли наши стерлинговые запасы. Следует помнить, что Великобритания вынуждена импортировать половину своих запасов продовольствия и большинство сырьевых материалов». Черчилль готовился занять жесткую позицию, но реалистически оценивал ситуацию, видел впереди зависимость от Соединенных Штатов. «Существует риск, что, если мы примем финансовую помощь, то при решении индийской проблемы мы вынуждены будем разделить с американцами политическое влияние и контроль. Финансы тесно переплетены с мощью, влиянием и суверенитетом государства. При разрешении проблем долга нам следует указать на наш вклад в победу союзников. Ведь их выживание во многом зависело от того, что мы сдерживали врага собственными силами в течение полутора лет. Мы внесли вклад в победу людьми, деньгами и материальными средствами. Эти соображения не должны игнорироваться при взаимных расчетах».

В июле 1944 года Черчилль думал о возможностях обретения такого орудия, которое позволило бы Британии сохранить статус великой державы. Он довольно неожиданно обратился к Сталину с просьбой позволить британским специалистам по ракетной технике прибыть в Польшу сразу после подхода советских войск к району западнее Львова. Англичане выказали острое желание проникнуть в покинутый немцами экспериментальный ракетный полигон в Дебице — между Львовом и Краковом. Черчилль объяснял Сталину, что осмотр не взорвавшейся ракеты Фау-1, которая упала в Швеции, многое дал английским военным специалистам. Теперь они хотели получить доступ к экспериментам, которые немцы производили в Польше.

17 августа 1944 г. Черчилль объяснял своей жене, что, к сожалению, вооруженные силы Британии рассредоточены в трех армиях, действующих раздельно. Первая во Франции ведет бои «под американским командованием». Вторая сражается в Италии под командованием английского генерала Александера (теперь, писал Черчилль, ей придано «второстепенное значение» ввиду настойчивого желания Рузвельта осуществить высадку союзных войск в Южной Франции). Третья английская армия сражается в Азии на бирманской границе. Такое рассредоточение британских войск приводит к тому, что две из них (в Италии и в Бирме) находятся под фактическим американским командованием, а третья подчиняется американскому главнокомандующему во Франции. Подобная конфигурация имперских сил уменьшает для Лондона возможности быть более значимой величиной в составе великой коалиции.

19 сентября 1944 года Черчиллю, прибывшему в дом Рузвельта в Гайд-Парке, ученые специалисты сообщили, что атомная бомба эквивалентом 20–30 тысяч тонн тротила будет готова к августу 1945 года. В этот же день несколько военных американских пилотов прибыли для знакомства с поразительным новым видом оружия. Одну из групп вводил в курс дела Дэвид Гринглас, который только что передал основные чертежи нового оружия советской разведке.

Черняховский и Баграмян

Незадолго до рассвета 17 августа 1944 года группа пехотинцев 3-го Белорусского фронта (Черняховский) во главе с сержантом Закаблюком прошла сквозь поле вчерашнего жаркого боя к реке Шешупе и послала рядового Александра Афанасьевича Третьяка установить советский красный флаг. Знаменательный момент: советская армия вышла на границу Германии — впереди была Восточная Пруссия, а данный пункт представлял собой пограничный знак № 56. Долго билась армия, чтобы настал этот день освобождения своей территории, день выхода к земле противника. Сколько воинов ценой своей жизни приблизили этот славный день! Если в доблестной 5-й гвардейской танковой армии осталось только 28 танков, то сколько же отчаянных парней сложили свои отчаянные молодые головы? В 11-й гвардейской армии батальоны по численности дошли до уровня рот. Но их жертвы были не напрасны. Оглянувшись окрест, можно было видеть остатки девяти германских дивизий.

На карте словно возродился август 1914 года: Инстербург, Гумбинен, Эйлау — эти же города были на планшетной карте генерала Рененкампфа и у шедшего южнее генерала Самсонова, стоявших в начале несчастий русской армии в двух мировых войнах. Командарму Черняховскому было тогда восемь лет, он мог по возрасту быть сыном этих русских военачальников. Теперь сыновья отомстили за великую трагедию, разыгравшуюся здесь ровно тридцать лет назад. Русское оружие было отомщено. Но немецкая граница не была просто линией на карте в офицерском планшете. Она была очень укреплена.

Вступая во второй раз в ту же историческую реку, Черняховский должен был быть осторожным. Перед броском на германскую территорию он концентрировал свои войска. Севернее — перед 1-м Прибалтийским фронтом Баграмяна была поставлена задача прервать коммуникации между германской группой армий «Север» и Восточной Пруссией. Подвиг его войск в эти дни — окончательный разгром (совместно с 3-м Белорусским фронтом) 3-й танковой армии вермахта, что так резво бежала по нашим равнинам три года назад.

В ударе по группе армий «Север» Баграмян был не один: три Прибалтийских фронта объединили усилия, чтобы вернуть долг трехлетней давности. А с севера, стоя у русской Нарвы (которая напоминала о первом петровском походе в Прибалтику), стоял Ленинградский фронт Говорова. Баграмяну не нравился план Ставки. Если он двинется на Каунас, то подставит свой фланг группе армий «Север» со всеми возможными последствиями и для него, и для 1-го Белорусского фронта. Как уже стало обычным, упорный Баграмян, опирающийся на здравый смысл, на хладнокровный анализ, а не на «всеизвиняющий» приказ, пошел своим путем. Не дожидаясь прихода обещанной 39-й армии, он двумя армиями (6-я гвардейская и 43-я) вышел на Двинск (сколько ассоциаций с Первой мировой!), ожидая помощи соседнего 2-го Прибалтийского фронта (Еременко). 5 июля его войска преодолели упорное сопротивление, гвардейцы из 6-й армии с помощью 43-й Белобородова перерезали железнодорожную магистраль Двинск — Вильнюс, а 9-го июля — Двинск — Каунас.

Это позволило начать заход в тыл всей германской группировке. Но не хватало грузовиков, нелетная погода девальвировала советское превосходство в воздухе, и 12 июля, когда Ставка просигналила, что группа армий «Север» готова прорваться на юг (ошибка стратегической разведки — германским войскам было приказано оставаться в прибалтийских землях), Баграмян оказался в весьма сложном положении. Координатор от Ставки, маршал Василевский, требовал не питать смелых планов поворота на север, а двигаться строго в западном направлении. Теперь основное внимание группы армий «Север» должен был занять 2-й Прибалтийский Еременко. Его четыре армии начали наступление против 13 германских дивизий, стоящих на так называемой «линии Пантеры» — системы укреплений, созданных фельдмаршалом Моделем зимой 1943–1944 годов. Позади размещалась «Рыцарская линия» и еще три оборонительные системы — «синяя», «зеленая» и «коричневая». Использован был рельеф местности, бесчисленные озера, болота, трясины, груды камней, непроходимые леса и все прочее, что северная природа создала для осложнения жизни человека.

В течение первых двух суток Еременко пробил брешь восьмидесятикилометровой ширины на глубину более 15 километров. 12 июля он пересек железную дорогу Псков — Идрица и шоссе Невель — Опочка. 3-я ударная армия генерала Юшкевича вышла к реке Великая. 15 июля взята старинная Опочка, а через два дня — Себеж. Важным было отобрать у немцев Опочку — это лишало цельности всю германскую систему обороны, то был самый сильный пункт в «линии Пантеры», своего рода ключ к латвийской границе. Вслед за «синей» пошла «зеленая» линия и умение советских войск было продемонстрировано убедительным образом. Быстро уходившая из этих мест в 1941 году, Советская Армия 1944 года возвращалась умело и профессионально. А ведь в противостоящих германских войсках сражались не новички, а закаленные ветераны, видевшие на этой войне уже все. Возможно, самая тяжелая работа досталась советским саперам — леса были буквально нашпигованы минами всех калибров.