Цикл 'Пограничная трилогия'+Романы вне цикла. Компиляция. 1-5 - Кормак Маккарти

он решил там ночевать — вот ведь каково бывает безрассудство тех, кого Господь, по милости своей, хранит от того, чтобы они в должной мере испытали все превратности этого мира.

— Кто был этот путешественник?

— Не знаю.

— Это были вы?

— Навряд ли. Хотя опять-таки: уж если въяве мы самих себя не сознаем, неужто сможем опознать во сне?

— Думаю, я бы понял, я это или не я.

— Ага. А разве вы не встречали во сне людей, которых прежде никогда не видели? Ни во сне и никак.

— Встречал, конечно.

— И кто были эти люди?

— Не знаю. Персонажи снов.

— И вы решили, что придумывали их. В каждом таком своем сне.

— Ну да. Наверное.

— Въяве вы это делать можете?

Билли сидел положив руки на колени.

— Нет, — сказал он. — Мне кажется, нет, не могу.

— Вот видите! Как бы то ни было, думаю, что ваше «я» и во снах, и въяве предстает лишь таким, каким вы хотите себя видеть. Рискну предположить, что каждый человек гораздо многограннее, чем ему самому кажется.

– Ándale.

— Ну вот. Таким же многогранным был и тот путешественник. Сложил с себя свою ношу и стал обозревать темнеющую окрестность. На том высоком перевале не было ничего, кроме камней и щебня, и он решил, что надо лечь хоть чуточку выше, ну хоть не там, где ползают всякие ночные гады, поэтому он подошел к алтарю и возложил на него длани. Помедлил, но медлил он недолго. Разостлал на камне одеяло, прижал его углы тяжелыми камнями, чтобы не унесло ветром прежде, чем успеешь снять сапоги.

— А он понял, чтó это был за камень?

— Нет.

— А кто же тогда это понял?

— Тот, кто смотрел этот сон.

— То есть вы.

— Я.

— Ну, тогда, я полагаю, вы с ним действительно должны быть разными людьми.

— Это почему?

— Потому что если бы вы были одним и тем же человеком, тогда один знал бы то же, что знает и второй.

— Как в мире яви.

— Ну да.

— Но там же другой мир. Это же сон. В том мире подобные вопросы вообще немыслимы.

– Ándale.

— Чтобы не унесло прежде, чем успеешь снять сапоги. Когда же он снял их, то забрался на камень, завернулся в одеяло и на этом холодном и жутком ложе собрался спать.

— Я желаю ему удачи.

— Да. И он таки заснул.

— То есть в вашем сне он заснул.

— Да.

— А как вы поняли, что он заснул?

— Я видел, что он спит.

— А сны он видел?

Пришлый сидел, уставясь на свои башмаки. Скрещенные в щиколотках ноги он переложил наоборот: верхнюю вниз, а ту, что была снизу, наверх.

— Ну, — сказал он, — я даже и не знаю, что вам ответить. Бывает, что нечто происходит. Но в произошедшем что-то остается неясным. Трудно, например, понять, когда именно это нечто происходило.

— Почему?

— Тот сон приснился мне одной вполне определенной ночью. Во сне явился путешественник. В какую ночь это было в жизни путешественника? Когда именно угораздило его провести ночь в том каменистом posada?[335] Он уснул, и произошли события, о которых я сейчас расскажу, но когда именно это было? Проблема очевидна. Давайте скажем так: произошедшие события были сном человека, чья собственная реальность остается предположительной. Как проникнуть в мир этого предположительного сознания? Что по отношению к нему является сном, а что явью? Как вообще может оно вмещать в себя мир ночи? Все на свете, все вещи и события нуждаются в опоре. Подобно тому, как каждой душе требуется тело. Сон внутри сна выдвигает иные требования, нежели те, которые кажутся естественными нормальному человеку.

— Сон внутри сна может быть и не сном вовсе.

— Приходится принимать во внимание и эту возможность.

— По мне, все это отдает суеверием.

— А что это такое?

— Суеверие?

— Да.

— Ну-у… Думаю, это когда верят в то, чего не существует.

— Например, в завтра? Или во вчера?

— Например, в сны того, кто тебе приснился. Вчера существовало в прошлом, а завтра, видимо, все-таки настанет.

— Может быть. Но в любом случае сны того человека были его собственными снами. Они были отличны от моего сна. В моем сне тот человек просто лежал на камне и спал.

— И все-таки вы могли их выдумать.

— En este mundo todo es possible. Vamos a ver[336].

— Это вроде того изображения вашей жизни на карте.

– ¿Cómo?[337]

— Es un dibujo nada más[338]. Он не равнозначен вашей жизни. Рисунок вообще не вещь. Это всего лишь рисунок.

— Крепко сказано. Но что есть наша жизнь? Можешь ли ты видеть ее? Она исчезает при своем собственном появлении. Момент за моментом. Пока не исчезнет, чтобы больше уже не появляться. Вот смотришь ты на мир, но можешь ли уловить такую точку во времени, когда видимое становится воспоминанием? Как одно отделить от другого? Здесь мы подошли к тому, чего как раз никоим образом показать невозможно. К тому, что на нашей карте отсутствует, да и ни на какой картинке его нет. Тем не менее это то, чем все мы обладаем.

— А вы ведь так и не сказали, пригодилась вам когда-либо ваша карта или нет.

Пришлый постукал себя указательным пальцем по нижней губе. Бросил взгляд на Билли.

— Да, — сказал он. — Мы до этого еще дойдем. А сейчас могу сказать лишь, что в то время я надеялся найти какой-то метод исчисления, посредством которого можно будет подсчитать сходимость карты и жизни, когда придет время подводить ее итог. Ибо, несмотря на определенные ограничения, должен же быть общий образ, область, где существует одновременно повествование и повествуемое. А если это так, то и картинка тоже (отчасти, конечно, только отчасти) должна придавать пути направление, и если она это делает, то все, чему предстоит случиться, лежит на этом заданном пути. Вы скажете, что жизнь человека нельзя выразить картинкой. Но мы, возможно, имеем в виду разные вещи. Картинка стремится ухватить и обездвижить, вогнать в свои рамки то, чем никогда не обладала. Наша карта ничего не знает о времени. Она не имеет силы говорить даже о тех часах, что затрачены на ее создание. Тем более о тех, которые прошли или которые когда-либо наступят. И все же в конечной своей форме карта и жизнь, которую она прослеживает, должны сойтись, потому что в точке схождения время кончается.

— Тогда, если я и прав, то все равно по неправильным резонам.

— Видимо, нам следует вернуться к сновидцу и его сну.

– Ándale.

— Может быть, вам хочется сказать, что путешественник проснулся и события, произошедшие во сне, оказались вовсе не сном. Но