Время жить. Пенталогия (СИ) - Виктор Тарнавский

Больше всего в их группе оказалось венсенцев — шестнадцать человек, но вообще здесь собрался настоящий интернационал. Среди них были баргандцы, картайцы, чинеты, фидбаллорийцы, вилкандцы… — всего представители четырнадцати стран, худо-бедно способные объясниться друг с другом, за исключением маленького печального жителя Кюнандорга, который в одиночку представлял здесь эту небольшую страну. Он говорил только на своем языке, которого не знал никто из присутствующих, и только печально повторял: «Хошита, ло косе. Нюр хенан», что, по-видимому, означало, что он очень извиняется, но не может никого здесь понять.

Но, так или иначе, жизнь началась понемногу налаживаться. Ящики с пайками и канистры с водой продолжали появляться в нише — регулярно, но с довольно странными интервалами. Поразмышляв над этим вопросом, Дилер Даксель предположил, что сутки у пришельцев короче, чем на Филлине, и их длительность составляет не двадцать часов, а немногим более семнадцати. Главными проблемами, как и ожидалось, оказались избыток ничем не занятого времени и скученность почти девяти десятков людей разного пола, возраста и стереотипов поведения в замкнутом пространстве. То и дело среди них вспыхивали какие-то мелкие конфликты из-за очереди в туалет или душевую, случайных толчков, даже ночного храпа. Эти споры пытались гасить в зародыше, не позволяя им перерасти в серьезную вражду, однако единственными подходящими механизмами были увещевания и переселение одного из ссорящихся в другое место — благо свободных ячеек было больше трех десятков.

С вынужденным бездельем боролись любыми средствами. У Адариса в рюкзаке сохранилась колода карт, и теперь она почти постоянно переходила из рук в руки. Один из углов их улья оккупировала группа из примерно десятка картежников, разбившихся на несколько пар, играющих друг с другом на вылет. В другом углу нашедшимся у кого-то другого цветным мелком было расчерчено несколько игровых полей, и еще несколько человек дни напролет резались друг с другом в битву, перемещая фигурки, сделанные из обрывков картонных ящиков и упаковок с пайками. Все игры — за этим строго следила добровольная группа «блюстителей порядка», созданная Млиско и Корвейсом, — были исключительно «на интерес».

В других местах занимались более интеллектуальными занятиями. Желающие под руководством Хенны изучали иностранные языки — как было решено на общем собрании, каждый из них должен был хотя бы немного понимать на одном из трех «основных» языков — баргандском, картайском и чинетском. Условными вечерами устраивалось что-то вроде импровизированных концертов, на которых каждый мог показать, на что он способен. Как вскоре выяснилось, у гиганта Корвейса очень неплохой голос, а сам он знает бесчисленное число чинетских народных песен. Вилкандка Элльи изумительно танцевала, и в такие минуты со своими развевающимися светлыми волосами она становилась и в самом деле похожей на порхающую бабочку. Но больше всех поражал маленький застенчивый хенанец, который по-прежнему не мог толком ни с кем объясниться. С помощью пустых и частично наполненных водой канистр он виртуозно исполнял множество известных и никому не знакомых ритмов, иногда подпевая себе негромким приятным голосом.

Наконец, все они очень много разговаривали — рассказывали о себе, своей работе, приключениях в довоенные времена, обсуждали различные проблемы, иногда достаточно абстрактного характера. Под негласным запретом были только три темы: война, оставшиеся на Филлине семьи и их собственная судьба. Впрочем, совсем не обсуждать интересующую абсолютно всех тему о цели их полета в неизвестность было совершенно невозможно, и свои версии по этому поводу изобретали почти все, кому этого хотелось. Так, Эргемар, перечитавший за свою жизнь немало фантастических романов и рассказов, полагал, что их везут на родную планету пришельцев, чтобы показывать туристам в чем-то типа зоосада или тематического парка. Более реалистически мыслящий Даксель про себя склонялся к идее, что у пришельцев взбунтовались их неведомые рабы, и филитов теперь везут, чтобы их заменить. В пользу этой версии говорили процедура отбора, спешка, а также то, что всех их срочно выдернули из какого-то явно важного и секретного учреждения. В конце концов, говорил Даксель, может быть сейчас в космосе находится не одна, а десятки или сотни таких же групп. Возразить на это было нечего, как впрочем, и подтвердить эту версию — по причине полного отсутствия дополнительной информации.

Шел одиннадцатый день по их счету, когда однообразие их существования было нарушено. Это была ночь, почти неотличимая от дня, и люди отдыхали в спальных ячейках. Внезапно всех пробудил громкий голос, раздавшийся из ниоткуда. С тревожными и угрожающими интонациями он трижды произнес одну и ту же непонятную фразу на языке пришельцев.

— Что это? — Эргемар высунул голову наружу, встретившись взглядом с обеспокоенным Дакселем, занимавшим соседнюю ячейку. — Что это может быть?

Не совсем проснувшийся Даксель пожал плечами.

— Не знаю. Может быть, на них кто-то напал. Или какая-то авария. Мне кажется, нужно сохранять спокойствие и ждать. Может быть, нас это и не коснется.

Но тут же голос заговорил снова. На этот раз пришелец говорил на ломаном баргандском, стараясь воспроизвести все интонации.

— Всем занять спальные места! Соблюдать тишину! Не бояться! Кто останется снаружи — увечье или смерть, увечье или смерть! Всем внутрь!

— Мне страшно! — раздался в тишине чей-то испуганный голос!

— Сохранять спокойствие! — закричал со своего места Даксель! — Мы должны исполнить то, что требуют пришельцы! Скройтесь внутри и, что бы не творилось, не выходите наружу!

И затем добавил, так тихо, что его расслышал только Эргемар:

— По крайней мере, если я ошибаюсь, об этом, скорее всего, уже не узнает никто.

Несколько длинных минут не происходило ничего. Нервное напряжение, вызванное ожиданием неизвестного, достигло предела. И тут неожиданно погас свет. Внезапно все погрузилось в кромешную тьму, наполненную неясными всхлипами и бормотанием. Над всеми нависло предчувствие чего-то страшного. Эргемар чуть не закричал, ощутив, как какая-то сила словно приподняла его в воздух, подвесив посредине ячейки будто внутри мягкого, но непроницаемого кокона.

— Не бойтесь! — услышал он поблизости громкий голос Дакселя. — Не сопротивляйтесь! Это не продлится долго!

Из внешней тьмы доносились и другие крики на разных языках. Люди пытались успокаивать друг друга, звуки извне помогали им не сойти с ума от страха в темноте и неизвестности.

Кокон с застывшим внутри Эргемаром мягко качнуло, и вдруг весь мир словно взорвался вокруг него. На какое-то бесконечное мгновение Эргемар будто перестал существовать. Он со страшной скоростью летел сквозь туннель, сотканный из тьмы и вспышек слепящего света, пробивал собою бесчисленный ряд прозрачных мембран, странные символы и понятия клубились вокруг него в виде переплетающихся разноцветных лент… Эта картина была эстетически совершенна и прекрасна некой чужой, удивительной и грозной красотой. Казалось, как в вещем сне, еще один неуловимый миг — и ты поймешь всё, но тут в мозгу словно сработал невидимый предохранитель, и Эргемар снова ощутил себя лежащим внутри спальной ячейки в корабле пришельцев. Снаружи несильно, в полнакала, горели светильники, на его глазах они начали понемногу разгораться.

Эргемар почувствовал, как его охватывают разочарование и тоска. Да было ли на самом деле то странное ощущение потустороннего полета вглубь Вселенной и не пригрезились ли ему иные миры? И действительно ли он почти прикоснулся к краешку абсолютного познания?…

Снаружи снова послышался голос из динамика. На этот раз он был торжественно-спокоен, поздравляя всех с успешным завершением… чего? Что только что довелось им пережить? Как подозревал Эргемар, он нескоро получит ответ на этот вопрос.

В одно мгновение совершив прыжок в пятнадцать стандартных световых лет, корабль вышел в окрестности Имперской колонии Тэкэрэо и приступил к торможению. Им оставалось еще десять филлинских суток полета.

Посадка не была для них совершенной неожиданностью. Сразу же после прыжка (который был для них не прыжком, а лишь очередной встречей с неизвестным) Даксель предположил, что это странное явление означало середину полета или окончание первого из нескольких промежуточных циклов. То, что он оказался прав, кажется, больше всех удивило его самого: остальные уже успели уяснить, что Даксель ошибается крайне редко.

И снова были мгновенные толчки нескомпенсированных перегрузок, рев посадочных двигателей, вибрация корпуса, возмущенный гул пробиваемой насквозь атмосферы… И когда все смолкло, и корабль застыл без движения, они решили, что впереди их ждет новая дорога.