Сожженные мосты - Александр Маркьянов

Сотник пересилил себя, поднял голову. Перед ним проплывали колесные пары, одна за другой…

Километров сорок в час. Больше?

— Готовность!

Вагоны прошли, теперь пошли теплушки, крытые полувагоны. Темные как ночь… и снова похоже никакой охраны.

Тот ли это состав?! А как насчет условного знака Соболя?

Платформы! То что им нужно… Что-то темное, бесформенное на них… кажется, замаскировали… масксетями завесили, точно.

— Подъем!

Состав, казалось, увеличивал скорость — а может быть, так оно и было.

Запрыгнуть на движущийся поезд не так-то просто, пробовать никому не советую, остаться без ног или без головы легче легкого. Те, кто был с Вешенской, имели в этом теле небольшой пацанячий опыт, потому что жили у станции, конечно и хулиганили там… не без этого. Но даже для них это было проблемой.

Когда шла платформа — было видно, что последняя — сотник уже бежал вдоль состава изо всех сил, чтобы хоть немного смягчить рывок. Платформы уходили… он даже не мог обернуться, чтобы увидеть какая последняя. А ему нужна была — именно последняя.

Рывок! — едва не вырвавший с мясом руки, его сбило с ног, ныли пальцы… но он вцепился в ржавое грязное железо и не отпускал… ноги волочило по щебню насыпи…если сейчас где стрелка будет, то может и оторвать, такое он слышал, запросто…

Тянись…

Попытался подтянуться — на одних руках, хрипя и шипя от напряжения, не получалось. Не получалось хоть убей, его волочило за платформой, из горла рвался крик…

— А-а-а-а…

Это был не крик — нечто похожее на звериный рев, каким-то чудом он успел толкнуться от насыпи. да так, что показалось — то ли подошву оторвало, то ли ногу. Оторвало, потому что он не чувствовало ногу, не чувствовал, как ее бьет по насыпи.

Оторвало — ну и хрен с ней!

Только через несколько секунд, Велехов понял, что он как-то умудрился закинуть ногу на платформу, и поэтому он и не чувствует, как ноги бьются о щебень. Вот только бы еще сил набраться… вторую закинуть… закинуть всего себя на эту проклятую платформу, трясущуюся и лязгающую… так… оп-па!

Он так и лежал, тяжело, хрипло, как загнанная лошадь дыша, и не мог даже отцепить руки от ржавого металла, как будто они были приварены к нему. Если сейчас к нему подойдет охранник с платформы — его можно будет брать голыми руками он и встать то не сможет.

Да, не сможет.

Но надо…

Поезд набирал ход.

Так не вставая, он пополз вперед по-пластунски, туда где грохотала и лязгала металлом сцепка. По пути он обнаружил, что каким-то образом лишился винтовки…

И черт с ней…Может — какому повстанцу попадется…

Он не знал, что стояло на платформе, но это что-то было большим, тяжелым и гусеничным, и с длинным стволом — а, значит, сойдет. Перевалился — и тут было не полетел под колеса, так закружилась голова, еле схватиться успел. Несмотря на опустившуюся на землю чернь ночи — был отчетливо виден отполированный до блеска стальной рельс, и жадно закусывающая его кромка колесной пары. Он видел, что стало с неосторожным сцепщиком в Вешенской — и энтузиазма это не добавляло…

Тут должен быть рычаг. Сначала надо разъединить магистраль подачи сжатого воздуха, электричества, и чтобы при этом не долбануло… а хотя какое тут к чертям электричество, на открытой платформе то… Потом рычаг. Рычаг…

А ведь если отсоединить воздушную магистраль, то начнется утечка и будет сигнал тревоги. Как быстро? Сразу? У него из оружия пистолет и нож — против целого состава.

Рука неожиданно натолкнулась на массивный рычаг — примерно такой, по его памяти использовался и на наших вагонах, чего он навидался в Вешенской. Автосцепка называется… была не была.

Он толкнул рычал сначала в одну сторону — не поддалось, потом в другую — потом отбросил осторожность и рванул обеими руками — так что чуть опять не свалился на рельсы. И почувствовал, что поддается…

Сначала ничего не происходило, поезд как шел, так и шел. Потом он заметил, что шланг, которым подается воздух — натянулся до предела, как струна. А потом лопнул, хлестанул по платформе со звонким щелком, а сотник снова едва не свалился под колеса. Шипя как разъяренная змея — это было слышно даже через грохот колесных пар — состав удалялся, оставляя на рельсах бегущую по инерции платформу…

Платформа остановилась. Они сделали это…

Несколько минут Велехов так и лежал на платформе, пытаясь прийти в себя. Если бы он знал, что все это будет так — никогда бы не согласился на эту безумную авантюру. Никогда, ни за какие коврижки.

Потом — встал и первым делом обошел платформу, пытаясь найти труп, оружие — что то в этом духе, в общем. Подсвечивая себе фонариком, потому что скрывать уже бесполезно, проявились в полный рост и во всей красе. Но на платформе не было ничего, кроме грязи, кусков какой то проволоки и свернутого рулона плотной ткани, непонятно зачем.

— Ну и что теперь делать? — вслух спросил сотник сам себя.

Хлопнул себя по карману, ожидая наткнуться на осколки, или вообще ничего не обнаружить — но к его изумлению рация была на месте, более того — она работала! Включил на прием — и услышал встревоженный голос, шпарящий открытым текстом.

— Старший! Вызываю старшего! Старший, где ты?

— Дело сделано… — устало сказал в рацию Велехов и поморщился — кожу он ободрал с ладоней капитально.

Он успел снять и свернуть всю маскировочную сеть с платформы, и свернуть ее, пока бегом не подоспели остальные. Посветил фонариком — это было то, что он и хотел — квадратный, с пятидюймовой пушкой Аустро-Даймлер, лицензионный римский Демаг Леопард-2, один из последних классических танков, здесь они видимо еще состояли на вооружении. Мощная лобовая броня, двигатель — дизель как минимум на тысячу сил, прямоугольная, угловатая башня, пятидюймовая пушка предназначенная, прежде всего для стрельбы прямой наводкой. Два пулемета — тринадцать миллиметров на башне и семь и шестьдесят два, три линии[507], спаренные с пушкой. Теоретически танк хорош — но именно теоретически, на современном поле боя, с его управляемыми самонаводящимися шестидюймовыми снарядами, отстреливаемыми на пятьдесят километров, с боевыми вертолетами, ракеты которых бьют по целям с десяти километров — этому танку места не было…

Теперь с этим танком надо было что-то делать. Самое интересное, если не окажется топлива — интересно, здесь как принято перевозить технику? По идее — можно перевозить и заправленной, соляра не горит. А если нет топлива? Идти в ближайшую деревню за ведром соляры? Нет, скорее за бочкой. А потом ее сюда катить. А больше поезда тут вообще ходить не будут, подождут, пока они с танком справятся.

Великолепно…

А кстати еще один вопрос — а как для начала эту вот дуру, весом сорок восемь, если память не подводит тонн, сгрузить с платформы? Кран подогнать?

Вопросы, вопросы…

Со стороны Пожареваца кто-то бежал, сотник повернулся — и вспомнил, что потерял свое оружие. Но это был всего лишь Певцов.

— Жив? — задал он дурацкий вопрос, когда подбежал к платформе, схватился за нее руками тяжело дыша.

— Как видишь. Где остальные?

— Сейчас будут. Какая ляля…

— Мы с этой лялей — намучаемся. Что с ней теперь делать?

— Как что? Заводить и ехать…

— Заводи и едь. Сумеешь?

Певцов залез на платформу, как старый дед, цепляясь и руками и ногами. Потом так же залез на танк, на башню…

— Ты что, в самом деле, умеешь?

— Есть немного.

— Где научился?

— Да брательник на броне отслужил… Это не сложнее, чем трактор водить. Ага!

Певцов открыл люк — это тебе не машина, никакой противоугонки нет — и полез внутрь танка. Подбежал Чебак.

— Соболя где оставил?

— Там, с Божедаром плетется. Живой, командир?

— Да что вы все меня хороните? До самой смерти не умру.

— Мы смотрели как ты уцепился, думали сбросит.

— Держите меня четверо. Батя быка седлал.

— Так то батя. И то быка…

Подбежал Божедар.

— Живой, пан казак?

Чебак посмотрел на Велехова. А Велехов — на Чебака. И оба — расхохотались.

— Казаки! — Певцов вылез из башенного люка.

— Ну что?

— Соляры под пробку! И снаряды загружены!

— Давай потихоньку назад! Только тихо!

Танк зашевелился на платформе, утробно взревел двигателем.

— Давай, давай!

Пушка — самое уязвимое место танка — была поднята на максимальный угол возвышения и повернута на девяносто градусов. Если им повезет — танк не перевернется при такой безумной разгрузке.

— Давай!

Передние колесные пары тележки разгрузились предельно, это было заметно.

— Еще немного!

Сотник, командовавший разгрузкой, толкнул Божедара назад, вечно он лез вперед, хотел помочь, но только осложнял.