Сайберия - Владимир Сергеевич Василенко

— Да какое тебе до них дело? — удивилась Дарина. — Я ведь говорю не обо всех, а о нас. Ты, я… Может быть, ещё та девочка…

— Предлагаешь бросить их всех? — холодно переспросил я. — На съедение твари, которую ты же и создала?

Дарина сокрушённо покачала головой, и костяные бусины на её головном уборе тихо стукнулись друг о друга.

— Ты всё никак не повзрослеешь, Богдан. Я много раз говорила тебе — ты должен беречь себя! Тебе уготована более важная роль, чем спасение каких-то там крестьян. И здесь тебе делать нечего, понимаешь? Вернёмся в Тобольск. И я начну готовить тебя. Уже по-настоящему. Научу всему, что знаю, и вместе мы… Почему ты смеешься?

Я и правда не удержался от горькой усмешки.

— Ты, может, и правда могущественная ведьма, и много всякого знаешь. Но, похоже, совершенно не знаешь собственного сына.

— Пожалуйста, Богдан, выслушай…

— Я никуда с тобой не уеду, — отрезал я. — И я не брошу этих людей. Поэтому ты либо помогаешь мне побороть это долбаное дерево, либо не путайся под ногами.

— Но зачем тебе этот риск? Ради чего?

Вопрос, на самом деле, интересный. Я и сам над ним думал на баркасе — времени на размышления было предостаточно. И причин на эту авантюру у меня имелось с достатком, в том числе вполне себе прагматичный и эгоистичных — например, получить с Осокоря и тех, кто в него угодил, кучу эдры, а возможно, новых Аспектов. Я стал несоизмеримо сильнее, чем был еще месяц назад. Но, по сути, только начал входить во вкус.

Но и помимо шкурных интересов причин хватало. Даже если бы не подвернулась эта история с Колывановыми — я бы всё равно рано или поздно приехал бы сюда. Как член Священной дружины.

К слову, значок Катехона — с двуглавым орлом и золотыми перекрещенными секирами — даже сейчас красовался у меня на груди. И, расстегнув куртку, я молча показал его Дарине.

— Священная Дружина? — изумилась она. — Зачем, Богдан⁈ Вот уж где тебе точно нечего делать!

— Позволь уж я сам буду решать.

— Но это опасно! И даже не потому, что катехонцы имеют дело со всякими чудовищами, а… — она понизила голос, закончив почти шёпотом. — А потом что для них ты сам — чудовище.

— Я все это прекрасно понимаю. Но я смогу за себя постоять.

Она молчала, глядя на меня обеспокоенным, даже не много испуганным взглядом.

— Я… не узнаю тебя, Богдан. Ты очень изменился. Чувствую, что стал гораздо сильнее… — она коснулась кончиками пальцев одного из амулетов на груди. — Дар твой так и пышет — того и гляди обожжёт. Но дело не только в этом… Что с тобой произошло?

— Много чего. Но я не хочу об этом говорить.

Ответил я резковато. Даже, пожалуй, резче, чем собирался. Дарина не стала настаивать, и сменила тему.

— А что насчёт Аскольда? Ты так рвался познакомиться с ним… Но знакомство, как я поняла, было коротким. Что произошло?

— Его убили.

— Надеюсь, ты не собираешься мстить? Если дело в каких-то распрях между нефилимами — то это безнадёжное дело…

— Ну, непосредственному убийце я снёс башку в тот же вечер. Но он лишь исполнитель. И у меня есть кое-какие подозрения насчёт того, кто за ним стоял. До них я тоже доберусь.

Она вздохнула.

— Эх, всю эту твою энергию — да в нужно бы русло… Ну какое тебе дело до Аскольда? Да, ты его плоть и кровь, но что помимо этого? Он ведь чужой тебе, чужой! Ты его знал-то всего несколько дней. Что он успел тебе рассказать такого, что ты отталкиваешь родную мать?

— Да не отталкиваю я тебя. И вообще, давай об этом всём как-нибудь в другой раз поговорим. Лучше расскажи, как ты собиралась обезвредить это своё творение? И как мы будем пробовать повторить это завтра?

Дарина ответила не сразу, и я воспользовался паузой, чтобы прощупать её с помощью Аспекта Морока. Эмоциональный коктейль, конечно, взрывоопасный — чувство вины, тревога, страх, любовь, гнев, уязвлённая гордость и ещё с полдюжины плохо сочетающихся между собой ингредиентов. Даже удивительно, что внешне это почти не проявляется. У этой женщины потрясающее самообладание.

— Ну, хорошо, Богдан… Давай сначала покончим с тем, что Меркул здесь заварил.

— Давай. Расскажи подробнее о древе.

— Осокорь был создан, чтобы приманивать всех, кто обладает хоть мало-мальским Даром. Людей, животных и… других существ. Но мягко, постепенно. Сейчас же он действуют иначе. Он насосался эдры, поглотил в себя десятки сердец разных существ. И это… преобразило его. Мне даже кажется, что он начал обладать собственным разумом.

— Разумное дерево?

— Звучит, конечно, нелепо. Возможно, дело в том, что одна из сущностей, которые он поглотил, в итоге поборола его. Такое бывает. Добыча вдруг сама оказывается хищником.

— Может быть. Но как это проявляется? Ну, эта его разумность?

— План у меня был такой. Для управления Осокорем мы с Меркулом соорудили рядом с ним алтарь. Защищенное место, с помощью которого можно было управлять Осокорем. И подкармливать его эмберитом или другими источниками эдры.

— Вот и раскормили на свою голову… — проворчал я.

— Возможно, и правда перестарались. Как я узнала, Меркул целую ораву последователей собрал, водил их к древу… Думаю, в этом всё дело. Гордыня его обуяла, и он забыл, для чего мы вообще всё это затеяли. Осокорь просто должен был обезвреживать чудовищ из тайги, подошедших слишком близко к поселению. А не собирать их со всей округи.

Тут она была недалека от истины. Может, Меркул и правда возомнил себя мессией. А может, просто жаждал денег. Та русалка, которую я потом убил, когда мы с Путилиным обыскивали усадьбу обер-полицмейстера, оставила мне вполне чёткую зацепку. В обрывках её памяти, которые я успел разглядеть, переняв её Дар, я видел чёрное древо. Осокорцы, похоже, не просто так приманивали чудовищ. Они ловили их и продавали Кудеярову для его Колизеума.

Впрочем, рассказывать об этом Дарине я пока не видел смысла. Тем более что эти сведения ничего не меняют. Осокорь в любом случае нужно уничтожить.

— Но сейчас алтарь разрушен, — продолжила шаманка. — И это сделали не люди, а кто-то из чудовищ. Притом, что алтарь был устроен так, чтобы отпугивать их.

— Может, что-то