Кайа.История про одолженную жизнь - Александр Алексеевич Иванов

А если не уверена в том, как именно будут восприняты собеседником твои слова, лучше промолчи. В нашем случае слово — не воробей, а молчание — золото. Ежели слова, сказанные тобой выше, каким-либо образом дойдут до ушей Государя… — дама Кристина очень выразительно посмотрела на меня, явно делая намек, — то, в каких бы там дружеских отношениях он с твоим отцом бы ни был, ты уедешь в женский монастырь. Не на экскурсию. Это я могу тебе гарантировать. А ты ведь не хочешь становиться послушницей, не так ли?

— Не хотелось бы… — признал я.

Царская любовница достала два фужера, отдав один мне, а затем и бутыль воды из холодильника, после чего собственноручно ее разлила.

Моя проблема в том, что ментально я все еще продолжаю жить в Соединенных Штатах. Там. Я до сих пор, кажется, окончательно не поверил в реальность происходящего. Словно бы сказку на голубом экране смотрю, с отличной графикой и в высоком разрешении. А без веры в реальность происходящего, я продолжаю жить так, как было принято житьтам. Атам, слово, произнесенное вслух и не зафиксированное должным образом составленными договорами, не стоит и гроша ломаного. Да и договор, если что, еще придется отстаивать в суде. Ежели американцу представится хотя бы малейшая возможность обмануть тебя, ради собственной выгоды, то совершенно неважно, чего там говорилось еще пять минут назад, он тебя без зазрения совести обманет. Там такие поступки — это не хорошо и не плохо, там это просто такая данность бытия. Там за слова не спрашивали, ну, кроме как, в определенных и весьма узких кругах местного этнического криминалитета, к которому я никакого отношения не имел, равно как и подавляющее большинство проживающих в США людей. Аздесь, по крайней мере, среди «знатных», спрашивают за каждое произнесенное вслух слово.

— Но будь спокойна, милая моя Кайа, все сказанное между нами, за очень редким исключением, до которого, как я надеюсь, никогда не дойдет, между нами и останется. Так уж заведено у подруг. Мы ведь подруги? — она ласково улыбнулась мне.

Это ее мне последнее предложение такого рода, на это я готов поставить рубль, но…

— Мы…подруги, конечно. — ответил ей. — И я всегда буду на твоей стороне, Кристина. Можешь на меня во всем положиться.

— Чудесно! — заявила она, после чего похлопала по креслу рядом со своим. — Присядь-ка ко мне!

— Я же со своей стороны обещаю, милая моя, что никогда не заставлю тебя пожалеть о сказанных сейчас словах. — продолжила дама Кристина, когда я уселся рядом, а затем закончила фразу поистине царственным тоном. — Но только попробуй когда-нибудь предать меня!

После этого, довольно бесцеремонно взяв меня за подбородок, поцеловала в губы, в очередной уже раз, но совершенно не так, как тогда, в «Госпоже Удаче», а словно бы скрепляя наши обещания.

— Ну а теперь, дорогая моя, расскажи-ка, пожалуйста, как там прошел Рождественский прием у Блумфельтов…

Внезапно раздался негромкий звук колокольчика, вырвавший меня из воспоминаний о прошедшей встрече со своей новой близкой подругой и сообщавший о том, что на этаж прибыла кабина лифта.

Я обернулся посмотреть, кого это еще принесло посреди ночи.

Из кабины вышла женщина, медик, покатившая перед собой небольшую тележку. Проходя мимо меня, она буквально на пару секунд притормозила, поглядев в мою сторону. Мне вдруг отчего-то показалось будто бы когда-то ранее, не сегодня, я ее уже где-то видел, несмотря даже на то, что большая часть лица женщины была скрыта под медицинской маской с изображением улыбки, а на голове находилась специальная медицинская шапочка.

Женщина покатила свою тележку далее, к палате приемного отца, а мое чувство неясной тревоги внезапно усилилось до предела. Я вновь уставился в окно, на Луну. А затем вновь обернулся. На сей раз я посмотрел на двери лифта, вернее, на камеру видеонаблюдения, что висела над ней. Это устройство, как и прежде, поворачивалось на своем кронштейне вправо и влево, однако теперь под ее объективом более уже не светился тусклым рубиновым светом индикатор, сообщающий о том, что камера включена.

— Задержите, пожалуйста, эту женщину! — громким голосом велел я охранникам, проверявшим сейчас пропуск этого врача или медсестры ночной смены, ее саму, а также тележку, которую она с собой привезла.

Глава 87

— Задержите, пожалуйста, эту женщину!

Реакция на мои слова последовала незамедлительно. Проверку прекратили, женщину со всех сторон обступили, так что, ежели чего, во-первых, не вырвется. А во-вторых, шансов выкинуть какой-нибудь фортель у нее не осталось практически никаких.

— Что происходит? — медработник отреагировала сразу и голосок у нее был такой, что удивленной или же испуганной она совершенно не казалась, но… — Вы мешаете мне работать! Или дайте пройти к пациенту, или же…

— Прошу прощения! — перебил ее один из охранников, а затем обратился ко мне (я же подошел поближе, но на всякий невероятный случай не так близко, чтобы «добрый доктор» смогла бы каким-либо образом до меня достать). — Барышня…?

— Виртуальная камера над лифтом, она почему-то отключена. Так и должно быть? — поинтересовался я, указывая большим пальцем себе за спину и не сводя при этом взора с медработника.

Услышав мои слова, женщина дернулась. Едва-едва (выдержка у нее неплохая, да), но…

Охранник, поглядев на указанное мной устройство, ответил: «нет, барышня, так быть не должно», и что-то коротко произнес в микрофон своей рации, а затем весь этаж больницы как-то вдруг пришел в движение.

— Снимите, пожалуйста, маску. Сами. — велел доктору все тот же охранник.

— Знаете, что! — возмутилась та и предприняла попытку вырваться из окружения охраны. — Пустите, я сказала! Я вам не позволяла так себя вести по отношению ко мне…ай!

Охрана разводить политесы перестала, а посему, раз уж доктор не захотела сама убрать с лица медицинскую маску, ей помогли, хотя и без применения насилия, просто сняв с одного уха резинку, удерживающую средство индивидуальной защиты.

Я вгляделся в лицо женщины, которая, в свою очередь, перестала обращать внимание на охрану и вперила свой взор в меня. Вырываться она перестала и совершенно успокоилась. Однако это происходило какую-то секунду, может, две. Затем выражение на ее физиономии сменилось на крайне возмущенное.

— Что вы себе… — на повышенных тонах начала было она, обращаясь к охране, но…

— На двух работах трудитесь, да? Совсем не бережете себя. — перебил ее я, а затем добавил для охраны. — Я раньше уже видела ее…

— Разумеется, видели! Я же здесь работаю! — перебила меня женщина, в чьем голосе послышалось неприкрытое ехидство.

— Она — одна из подручных моей бабушки, Марьи Александровны… — как ни в