"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция (СИ) - Шульман Нелли

Вместо этого Магнус спешился во дворе замка, — нежданно-негаданно, — и широкими шагами прошел в спальню к Маше. Она как раз кормила, и, ахнув, только и успела, что отложить недоуменно заплакавшее дитя в колыбель.

— Шлюха! — сочно сказал муж и ударил ее по щеке. «Я в город заехал по дороге, мне тут про тебя многое порассказали. Нагуляла ублюдка, дрянь!».

— Это твой ребенок, — дрожащими губами запротестовала герцогиня, но Магнус только издевательски рассмеялся и вытащил из-за пояса плеть.

— Я пока еще считать умею, — ответил он, стаскивая Машу за волосы на пол. «В январе ребенок родился, а я год назад уехал. Ты бы хоть пристроила, куда отродье это, ради приличия!».

Магнус избил ее в синеву, а потом, награждая пинками, протащил вниз по лестнице, к хлеву.

— Тут твое место, — сказал он Маше, толкая ее в навоз. Она барахталась в дурно пахнущей луже и вдруг услышала хохот. Пара местных парней, прислонившись к косяку, передавая друг другу бутылку, хлопали Магнуса по плечу.

— Вы только воды из колодца принесите, — рассмеялся муж, глядя на Машу. «А то такой даже последний свинопас побрезгует».

Муж не уходил — он стоял в дверях хлева и давал советы парням. Потом, когда они закончили, и Маша, рыдая, лежала ничком на земле, она услышала звон серебра. Магнус заплатил и сказал: «Ну вот, теперь всякий раз будете получать столько же — хоть каждый день приходите».

Он поселил ее с ребенком там же, в хлеву, в закутке рядом со свиньями. Ночами, прижимая к себе дитя, Маша думала о том, чтобы убежать — но, когда она представляла себе долгий, опасный путь до Москвы, она только опускала голову и плакала — тихо, горестно.

Дитя Магнус не трогал — только раз, зайдя в хлев, он отпихнул ребенка сапогом, — тот уже хорошо говорил, и попытался сказать: «Папа!».

— Еще раз услышу это, — пьяно проговорил муж, — в реке твое отродье утоплю.

Магнус умер в начале января. Как следует, напившись со своими городскими собутыльниками, он рухнул прямо во дворе замка и так пролежал всю ночь. Нашли его только утром, заледеневшего, стылого. А уже через две недели за Машей приехал возок с караулом молчаливых солдат. «Государь велел вас на Москву привезти», — сказал ей вежливо боярин, что сопровождал Машу.

— Вот мы и на Москве, — грустно сказала женщина, прижимая к себе ребенка. «И что-то дальше будет?».

Она зевнула, и, подхватив дитя, вытянулась на широкой, скрипучей лавке, укрывшись своей шубкой. Ребенок посопел, поворочался, затих, а вскоре и сама Маша заснула.

Петя размашисто расписался на грамоте, и, нагрев сургуч, приложил свою печать.

— Не понимаю, зачем ты это делаешь? — пожал плечами Майкл Локк, глава Московской компании, убирая связку бумаг в железный шкап. «Дождался бы родов, и менял бы завещание. И доверенности зачем-то продлил. Ты осенью уже в Лондоне будешь».

— Ну мало ли, — вздохнул Петя, и улыбнулся, — в раскрытые ставни било яркое, почти весеннее солнце, с Варварки доносился людской гомон и лошадиное ржание, били в колокола к обедне, и он, все еще улыбаясь, ощутил на лице сладкий ветер с запада.

Снизу послышалось визжание веревочного блока, которым поднимали товары на склад, и Петя вспомнил, как он сам, почти восемнадцать лет назад, считал и проверял провизию, здесь же, за две двери отсюда.

— А ну выпей, — Локк вдруг подсунул ему кубок.

— Что это вдруг? — удивился Петя, попробовав вино.

— Да ты побледнел так, что даже губы в синеву бросило, — ворчливо сказал купец. «Ты как, здоров?».

— Здоров, — Петя зевнул. «Устал только, эти азиаты хоть кого с ума сведут своей медлительностью. Один обед продолжается весь день. Но с наследным принцем Аббасом мы договорились, — как только он займет престол, сразу, же выгонит португальцев из Ормуза, нечего им там сидеть. И я ему посоветовал заканчивать войну с турками, денег на это много уходит, а толку — мало».

— Надо бы…, - Локк не закончив, сцепил пальцы, и пристально посмотрел на Питера.

— Индия, — ухмыльнулся тот. «Не это жалкое Гоа, а вся Индия. Ты представляешь, что произойдет, если она станет нашей?

— Произойдет, — Локк налил им еще вина, — много прибыли.

Петя вдруг задумался. «Ормуза мало, — сказал он. «Пока мы тащимся вокруг Африки, мы теряем время».

— Ты собираешься предложить султану прорыть канал в Суэце? — поинтересовался Локк.

Петя смешливо потер переносицу. «Ну, Птолемей же рыл. Во всяком случае, нам нужны тамошние проливы — тогда португальцы с испанцами забегают, уж поверь мне».

— И компания, — внезапно сказал его собеседник.

— Ну конечно, — удивился Петя, — как же иначе? «Компания купцов Лондона, торгующих в Восточных Индиях», — вот так она будет называться, — решительно заключил Воронцов и встал: «Поеду домой, а то я еще Марту и детей не видел, сразу сюда велел заворачивать».

— Ну, как и положено хорошему торговцу, — рассмеялся Локк, — сначала надо разобраться с товаром, а потом уже — к семейному очагу.

В кабаке было людно и душно. Невидный, заросший бородой до глаз мужик, пьяно покачиваясь, расплескивая водку на грубый деревянный стол, сказал: «Как мы оба с тобой есть Василии в святом крещении, то, значит, братья мы!».

Стрелец, что сидел напротив, уронив всклокоченную голову на стол, икнул и ответил:

«Истинно правду глаголешь! А хошь, — он открыл один заплывший глаз, — крестами поменяемся? Тогда мы совсем братья будем!»

Мужичок потащил с шеи простой деревянный крест на снурке.

— За это, Василий, — стрелец наставительно поднял палец, — надо выпить! Эй, кто там, еще нам тащите, — он рыгнул и выругался: «Приду домой, бабу поучу, за косы потаскаю».

— Чего вдруг? — удивился мужик, разливая водку.

— А просто так, — стрелец открыл рот, и вылил туда сразу половину оловянной кружки. Мужик подсунул ему мису с квашеной, со льдом капустой. Стрелец захватил грязной рукой горсть, и, капая слюной, стал шумно жевать.

— Баба, Василий, — сказал он неразборчиво, роняя капусту на колени, — она есть сосуд греховный. Вот ты женат?

— Нет, — ореховые глаза мужика чуть усмехнулись.

— Умный ты, — уважительно сказал стрелец. «Вот рассуди сам — поставили нас стеречь эту егорциню, как ее там, православный человек такого не выговорит. Я, Василий, воин, я там, — стрелец махнул рукой в сторону выхода, — в Ливонии, знаешь, как врагов рубал? Вот ровно как капусту эту. Ты ж, небось, как ты есть, шваль деревенская, окромя топора ничего в руках не держал?

— Не держал, — не обижаясь, согласился мужик.

— Ну вот, — стрелец вдруг стукнул кулаком по столу, — кружки подскочили. «Теперь я, какую-то врагиню стерегу, и дите ее. Свезти бы их обеих в монастырь, и дело с концом».

— Обеих? — мужчина подлил стрельцу еще водки.

— Девка там у нее, Машка. И мать тоже Марья. И жена моя Марья, змея проклятущая! — стрелец попытался встать, но тут, же рухнул обратно на лавку. «Сейчас доберусь домой, Василий, уж я ее поучу!»

— Доберешься, доберешься, — мужик мягко поднял стрельца. «Пойдем, в слободу тебя провожу».

— Хороший ты человек, тезка, — искренне сказал его собеседник и потянулся за саблей. «Вот сейчас голову ей срублю!»

— Тихо, — мужик кинул на стол пару монет, и, подталкивая стрельца к выходу, сказал: «Дома и срубишь, Василий».

— Что-то мутит меня, — пожаловался стрелец, когда они медленно шли по узкой, в навозных лужах улице. Он вдруг остановился, наклонившись над канавой, и его стошнило. «Вот, — стрелец стал медленно оседать в растоптанный, грязный снег, — сейчас отдохну, и дальше пойдем».

Он свалился в канаву, и мужик, подождав немного, наклонившись над стрельцом, быстро его обыскал.

— А вот и ключи, — пробормотал он. «Господи, что Москва, что Копенгаген — ну никакой разницы. И кто их только в охрану ставит?».

Он засунул ключи себе в карман и почти ласково нахлобучил на голову стрельца меховую шапку.

— Спи, Василий, — сказал мужчина, — народ у нас до пьяных жалостливый, не тронут тебя, милый мой».