Вечный. Тетралогия - Роман Злотников

За пару часов поисковый робот выдал ему о мистере Корне столько информации, что пришлось слегка видоизменить программу, чтобы суметь за относительно короткое время превратить этот ворох сведений во что-то более-менее систематизированное. Но полученная информация практически ничего не прояснила. То, что мистер Корн был ОЧЕНЬ влиятельной фигурой, брат Томил понял сразу (хотя он и не предполагал, что тот окажется НАСТОЛЬКО влиятельным), но во всем этом водопаде информации не удалось отыскать даже намека на то, в чем столь влиятельный человек, как мистер Корн, видел свой интерес от планируемой экспедиции, и хотя бы на то, каким образом провинциальный аббат сумел добраться до такого человека.

Распечатка, пришедшая из Священной канцелярии и занявшая почти сорок страниц убористого текста, также не прояснила ситуацию. К его немалому удивлению, она оказалась почти точной копией итога работы поискового робота, но отчего-то не содержала таких элементарных сведений, как дата и место рождения, генеалогическая карта или идентификационный генетический код. Этот факт навевал определенные мысли. Если в архивах Престола Святого Петра отсутствуют самые элементарные сведения о человеке, который уже обращал на себя внимание Наместника Господня и его старательных слуг (а в этом сомневаться не приходилось, ибо в противном случае досье просто отсутствовало бы в архивах), значит, влияние мистера Корна простиралось до самого подножия Святого престола. А это могло означать, что именно заинтересованность мистера Корна и послужила причиной затруднений кардинала. Впрочем, пока все это были только предположения, хотя и очень похожие на правду.

Вечером, на торжественном приеме в парадном зале Академии наук Келеньи, устроенном по случаю их прибытия (хотя брат Томил подозревал, что дело не столько в этом, просто министр научных исследований воспользовался удачным поводом продемонстрировать общественности свое собственное умение держать в руках сварливую толпу келенийских ученых), монах подошел к аббату. Тот вежливо выслушивал великие мысли очередного ученого мужа, которому наконец-то посчастливилось наткнуться на человека, способного хотя бы пять минут слушать собеседника, не раскрывая рта (подвиг для коренного келенийца абсолютно невозможный). Заметив приближающегося брата Томила, аббат Ноэль парой фраз изящно закруглил разговор и, оставив собеседника, двинулся навстречу.

— Вы чем-то озабочены, друг мой?

— Озабочен? — Брат Томил растянул губы в тонкой улыбке. — Отнюдь, скорее удивлен. — Улыбка монаха стала двусмысленной. После некоторого размышления брат Томил решил рискнуть и попробовать действовать напрямую, в лоб. Даже если он и не получит ответа, то реакция на прямой вопрос может многое рассказать внимательному взгляду.

— И чем же?

— Той сноровкой в обращении с людьми, которую вы продемонстрировали. — Он сделал короткую паузу, намекая, что имеет в виду не только переговоры, которые аббат провел на Келенье, но и, скажем так, некоторые другие моменты, ставшие ему известными.

В уголках губ аббата проскользнула едва заметная улыбка, которую можно было расценить и как легкую насмешку, и, разведя руки в смущенном жесте, за которым брат Томил явственно разглядел легкую иронию, он произнес:

— Вы знаете, провинциальные аббатства имеют довольно скудный доход, и таким, как я, приходится изворачиваться, чтобы выбить у сильных мира сего столь необходимое для подобных бедных обителей агнцев господних вспомоществование. Тут поневоле приобретаешь необходимую сноровку.

Брат Томил снова натянуто улыбнулся:

— Но не всякий провинциальный аббат имеет таких знакомых, как мистер Корн.

Глаза аббата на мгновение вспыхнули, но эта вспышка была столь кратковременной, что монаху даже почудилось, будто это только плод его воображения. Однако последовавшие затем слова расставили все на свои места:

— У каждого из нас есть свои маленькие тайны. И я не особо расположен говорить о своих.

Аббат отошел, одарив монаха своей обычной кроткой улыбкой. Брат Томил незаметно повел плечами, справляясь со спазмом в горле, возникшим во время отповеди аббата, и перевел дух. Попытка оказалась не слишком удачной. Ему ясно дали понять, что не стоит совать нос не в свое дело. Пожалуй, ему не надо было рассчитывать, что аббат поддастся на открытое давление, но брат Томил всегда предпочитал сожалеть о содеянном, а не о том, что мог бы сделать, но даже не попробовал.

Представительские обязанности монаха начинались с раннего утра, когда за ним присылали роскошный круизер, в салоне которого был сервирован завтрак, а заканчивались поздним вечером, когда у брата Томила сил оставалось только на то, чтобы принять легкий массаж и добраться до кровати. Причем зачастую он с утра даже не знал, что ему предстоит в течение дня. Сразу по приезде к нему прикрепили сопровождающего — дюжего парня из местного католического колледжа. Сначала монах предположил, что основным критерием, которым руководствовались при выборе его, так сказать, статс-секретаря, была физическая сила. В случае чего он должен был заставить сопровождаемое лицо проследовать указанным курсом. И действительно, мощные мышцы, обтянутые неновой, но аккуратно выстиранной рясой, внушали уважение. Но, как выяснилось, он сильно недооценил тягу аббата к изящным решениям. Поскольку гораздо опаснее оказалась не физическая сила молодого служки, а его самоотверженное рвение. Парень был страшно горд поручением и выполнял его с истовостью новообращенного язычника, буквально со всех ног бросаясь исполнять любое пожелание столь высокопоставленного гостя, а при малейших признаках недовольства жутко краснел и покрывался пятнами. Но любой намек на то что гость предпочел бы каким-то образом отклониться от утвержденной программы, ввергал его в черные бездны отчаяния. И это отчаяние было столь непосредственным и глубоким, что после пары попыток вырваться из череды посещений и награждений, судя по реакции сопровождающего, зародивших у него мысли о самоубийстве, брат Томил полностью покорился судьбе.

Темп слегка спал только в воскресенье. С утра монах под аплодисменты творческой элиты совместно с мэром столицы перерезал очередную ленточку (что они там открывали, он так и не понял, то ли Центр традиционной культуры какой-то экзотической земной народности, пару сотен представителей которой чудом занесло на Ноорм, то ли, наоборот, выставку авангардного искусства), затем прослушал очередной концерт, после чего привычно проследовал в круизер, где обреченно уточнил у сопровождающего: