Утопия у власти - Михаил Геллер

Через год после съезда, когда стало очевидным, что, несмотря на его решения, на произведенные на нем персональные изменения в верхнем эшелоне власти, положение в стране не поправляется, а наоборот, ухудшается, Горбачев вплотную берется за кадры. 27 и 28 января 1987 г. работает пленум ЦК, на котором генеральный секретарь выступает с докладом «О перестройке и кадровой политике партии». Он начинает с предостережения: «...в обществе, да и в самой партии еще остается определенное недопонимание сложности положения, в котором оказалась наша страна». Два года назад, принимая власть, Горбачев говорил о «предкризисном состоянии». Теперь он обнаруживает «опасность нарастания кризисных явлений в обществе». Звеном, которое, как учил Ленин, позволяет вытянуть цепь, являются, как объясняет генеральный секретарь, партийные кадры. Он категоричен: «Накопившиеся в обществе проблемы в значительной степени связаны с недостатками в деятельности самой партии, в ее кадровой политике».

История любит шутки, как правило, злые. Любит совпадения, которые в неожиданном свете раскрывают события. За полвека до Горбачева, 3 марта 1937 г., с докладом о «недостатках партийной работы» выступил Сталин. Читая доклад Михаила Горбачева, сделанный 27 января 1987 г., нельзя иногда отделаться от мысли, что имеешь дело с палимпсестом[72]: под верхним, явным слоем проступает первоначальный текст. 50 лет назад Сталин также был очень недоволен партийными кадрами. Тогдашний генеральный секретарь считал, что именно партийный билет дает силу вредителям и троцкистам. 50 лет спустя генеральный секретарь главную причину «сложной и противоречивой ситуации» видит в том, что «ЦК КПСС, руководство страны (до него, естественно. — М. Г.) прежде всего в силу субъективных причин не смогли...»

Минуло полвека. Методы изменились. Сталин, который мог себе все позволить, «предложил» всем партийным руководителям «от секретарей ячеек до секретарей областных и республиканских партийных организаций подобрать себе по два человека, по два партийных работника, способных быть их действительными заместителями». Сталин быстро израсходовал гарнитур руководителей, потом их заместителей, и постоянно искал «свежие силы», свежую кровь. Горбачев обращается к выборам как инструменту «обновления» партии: «Можно пойти на то, чтобы секретари, в том числе и первые, избирались тайным голосованием на пленумах соответствующих партийных комитетов». Он перечисляет, где должны проходить тайные выборы: райкомы, окружкомы, горкомы, обкомы, крайкомы, Центральные комитеты союзных республик. На февральско-мартовском пленуме 1937 г., где Сталин объяснял суть кадровой политики, было принято постановление о «безусловном и полном проведении в жизнь начал внутрипартийного демократизма», которое, в частности, предусматривало «при выборах парторганов закрытое (тайное) голосование», указывая, что выборы следует провести во всех парторганизациях, «начиная от парткомитетов первичных парторганизаций и кончая краевыми, областными комитетами и ЦК нацкомпартий». В 1937 г., как и в 1987 г., тайные выборы не предусматривались в ЦК КПСС, Политбюро и Секретариате ЦК.

В конце 1987 г. в докладе, посвященном 70-летию Октября, Горбачев возвращается к своей основной проблеме: «Коренное улучшение деятельности партийных организаций, партийных органов и кадров становится главной задачей сегодняшнего дня». С одной стороны, он объявляет о завершении первого этапа перестройки, а с другой признает, что «в ряде городов, районов и областей и даже в некоторых республиках перестройка по-настоящему еще не развернулась». Виноваты «партийные комитеты и их Руководители».

Импульсы, идущие от «головы», от Генерального секретаря, не передаются нейронами — партийными комитетами: чудовищный организм советского государства остается без движения. В феврале 1988 г. на пленуме ЦК, посвященном идеологии (и выкинувшем Б. Ельцина из кандидатов в члены Политбюро), Горбачев вспоминал, что «партия начала перестройку с себя, со своих кадров». Он сообщил, что в ходе перевыборов партийных руководителей было заменено свыше 89 тыс. членов выборных органов. Все это, однако, проблемы не решало. Очередным этапом политической реформы стала XIX партийная конференция.

Подготовка к ней шла долго, выборы делегатов стали репетицией нового типа выборов: с несколькими кандидатами, «демократическими», но организованными. Борис Ельцин, например, не набравший достаточно голосов в Москве, был в последний день избран в Карелии. Это не могло произойти только по желанию кандидата. За три месяца до конференции газета «Советская Россия» опубликовала «письмо» — огромную статью, подписанную «Нина Андреева». Автор был представлен как «преподаватель ленинградского технологического института: химик». До сих пор все «тайны», связанные со статьей, еще не выяснены. Сначала многие читатели подозревали, что никакой Нины Андреевой нет вообще. Затем, когда выяснилось, что она есть, живет, преподает в ленинградском технологическом институте и чувствует себя хорошо, возникли сомнения другого рода. Как выразился кинорежиссер Алексей Герман: «Простая преподавательница химии не могла написать этот антипартийный манифест». Действительно, при чтении «письма» трудно отделаться от впечатления, что преподавательница химии слишком хорошо знает историю КПСС, читала слишком много книг, хранившихся в спецхранах, к тому же не переведенных на русский язык. Нина Андреева, например, резко осуждая пьесы о Ленине Михаила Шатрова, сообщала, что драматург не оригинален, «что по логике оценок и аргументов он очень близок к мотивам книги Б. Суварина, изданной в 1935 г. в Париже». В последний раз имя Суварина было публично произнесено в Советском Союзе 3 марта 1937 г. лично товарищем Сталиным, объявившим «группу Суварина во Франции» резервом «троцкистов в их шпионско-вредительской деятельности против Советского Союза». Для посвященных параллель была очевидна. В августе 1989 г. американский журналист Дэвид Ремник взял интервью у Нины Андреевой, «51-летней гневной накрахмаленной женщины, напоминающей старшую медсестру». Широких познаний она в разговоре не проявила, но объясняла все несчастья, переживаемые страной, происками евреев.

Появление «письма» было воспринято в Советском Союзе как сигнал, извещающий о конце «перестройки». Знаменитый актер Михаил Ульянов, выступая 29 июня на партконференции, напомнил, что вся страна была готова немедленно вернуться назад. Многие местные газеты («Горьковская правда», «Уральский рабочий», «Ворошиловградская правда», «Вечерний Донецк», «Новгородская правда») перепечатали статью. Через 16 дней, 29 марта ТАСС известил местные газеты, что вопрос о публикации статьи Н. Андреевой «необходимо решать по согласованию с местными партийными органами». Это значило — публикация не носит директивный характер, ее перепечатка не санкционирована. Ситуация оставалась неясной до публикации «Правдой» директивной редакционной статьи 5 апреля, через три недели после появления «письма» Н. Андреевой. Теперь все было ясно. «Правда» писала: статья Н. Андреевой «создает у читателей впечатление, будто им предлагается некая „новая“ политическая платформа». Обвинение — «политическая платформа» — было одним из самых тяжких в большевистском словаре: платформа — зародыш фракции, угроза раскола. «Правда» справедливо поставила слово «новая» в кавычки. Нина Андреева представила без каких-либо изменений идеальную сталинскую модель советской системы, предупреждая об опасности всякого отклонения от нее.

Текст «письма» так хорошо излагал идеи консерваторов-реакционеров, что если бы его не было, следовало бы его придумать. Во всяком случае, польза, принесенная «Ниной Андреевой» Михаилу Горбачеву, была несомненной. Появилась скроенная по мерке программа «антиперестройки», которую до сих пор никто из тех, кого называли противниками Генерального секретаря, не хотел или не решался сформулировать; трехнедельная пауза между двумя публикациями позволила пересчитать кто «за», кто «против»; создать атмосферу опасности, мобилизующую сторонников Горбачева перед конференцией.

От конференции ожидали очень много. 23 мая ЦК одобрил 10 тезисов к XIX партконференции — десять заповедей перестройки. Американский журнал «Тайм», горячий сторонник Горбачева, предвидел, что конференция примет серию резолюций по таким важным проблемам, как правовая реформа, национальный вопрос, политическая стратегия. «Тезисы, — писал „Тайм“, — включают манифест свободы, некий гибрид между американским Биллем о правах и „социализмом с человеческим лицом“ Чехословакии времен Дубчека».

Конференция, как очень скоро выяснилось, не пошла по пути, намеченному журналом «Тайм». Материалы конференции, при чтении, оставляют странное впечатление, делегаты и Горбачев находятся как бы в двух не сообщающихся пространствах. Они говорят о конкретных болезнях, пороках системы, о неудаче всех задуманных реформ, он — только о власти. Только о кадрах.