Родовое влечение - Кэти Летте

Мэдди страдала всю дорогу от Гатвика до вокзала Виктория. Любое решение причиняло боль. Как пластырь, когда его сдираешь. Быстро рвать с ним отношения или медленно? «Медленно» подразумевает иск за нарушение обещания. Прямо как у Джейн Остин. А «быстро»? Она разыщет его, врежет по роже, ударит в пах и спросит, в какие чертовы игры он играет.

Одним из признаков цивилизации в Англии являются телефоны в некоторых поездах. Как это ни удивительно, но Мэдди не понадобилось долго уговаривать секретаршу, чтобы получить адрес и номер телефона загородного пристанища Алекса. Когда он наконец взял трубку, его голос звенел от возмущения.

– Мэдди? Боже мой, в чем дело?

– Сколько мужиков нужно, чтобы заменить лампочку?

– Ты, должно быть, шу…

– Ничего подобного. Мужикам нравится держать нас в темноте.

– И ты вытащила меня с важного заседания, чтобы сказать об этом?

– Вообще-то я позвонила, чтобы обратить твое внимание на очень интересную статью в сегодняшней газете, – холодно заявила Мэдди.

– О чем, черт побери, ты говоришь? – В голосе Алекса слышалось нетерпение.

– Давай перестанем изображать из себя глупцов, ладно? Ты соврал с начала до конца, ты, трусливое сыкло! – Витой шнур телефона, протянувшийся от туалета до стены в салоне, то провисал в такт покачиванию Мэдди, то натягивался. – Послушай, нам надо поговорить. Советую тебе вернуться в Лондон.

– Я не могу, – выдавил из себя Алекс после долгого покашливания. – Поговорим завтра.

– Тогда приеду я.

На том конце провода воцарилось напряженное молчание.

– Поверь мне, – спустя несколько секунд сказал Алекс, – ничто не доставило бы мне большего удовольствия, но семинар… Тут такая запарка. Встречи, встречи, встречи, работа, работа, работа.

– Что? Уж не сомневаешься ли ты, что я окажусь не на высоте?

– Нет, любимая, дело не в этом. Но здесь все… – он помолчал, подыскивая верное слово, – без супруг. Так не поступают. Это неприлично.

– Не будь таким английским. Когда я приеду, я так поступлю, и это станет приличным. – Мэдди рубила слова, как терка сыр.

– Успокойся, – прошипел Алекс. – Я не могу сейчас говорить. Что бы там ни было, мы поговорим завтра. Мне нужно возвращаться. Но, – приглушенно добавил он, – ни о чем не беспокойся и помни, что ты – смысл моей жизни. Я обожаю тебя, и ты должна об этом знать. – Мэдди увидела, как ухмыляющийся «бритоголовый» с татуировкой «Сделано в Лондоне» на лбу раскатал между большим и указательным пальцем то, что удалось выковырять из носа, а потом съел это. – Люблю тебя, – прошептал Алекс. – Зануда.

Если бы сценаристы, подумала Мэдди, писали то, что на самом деле говорят люди в момент острейших переживаний, кинотеатры опустели бы.

На вокзале Виктория Мэдди пересела, и поезд снова понес ее по туннелям и мостам. Глядя на свое дрожащее отражение в стекле, она отрабатывала произнесение гласных – вместо занятий по постановке дикции. И строила план мести. И наслаждалась, представляя, как вытянется лицо Алекса, когда она появится на заседании его «мозгового центра». Эта мысль, а также предвкушение грозной развязки приободрили ее.

Изворотливое ракообразное

Если в Австралии кто-то говорит, что «выходные мы проведем в нашем маленьком загородном домике», это значит, что они будут жить в жалкой лачуге без водопровода, с сортиром в дальнем углу двора и в обществе красноспинных пауков. В Англии же под «загородным домиком» подразумевается большой особняк со рвом, лабиринтами и прочими сооружениями.

Мэдди стояла на краю поздравительной открытки – зеленый холмистый луг, ярко-желтые, будто сделанные из пластмассы нарциссы и похожие на взбитые сливки облака – и разглядывала особняк шестнадцатого века. Это место было из тех, где на обеде нужно появляться в галстуке и диадеме. Она же была одета для австралийской лачуги.

Мэдди глубоко вздохнула. Англия, когда-то читала она, – это рай для незваных гостей. Англичане, видите ли, очень вежливы. Слишком вежливы, чтобы спросить, кто, черт побери, ты такая, когда видят, как ты с жадностью поглощаешь годовой запас вина и целый косяк копченой семги. В последний раз критически осмотрев свой наряд – мини-«шотландку» и коротенький топ на узеньких бретельках, – она прошла в дом.

Самое странное заключается в том, что перед внутренним взором человека действительно прокручивается вся его жизнь, когда он видит направленный на него пистолет. Мэдди огляделась в поисках пути к бегству. Стены щетинились рогами доисторических оленей, причем эти рога были размером с пропеллер вертолета. Вдоль коридора по стойке «смирно» стояли доспехи. Весь холл был заставлен препятствиями в виде антиквариата. Еще один раритет маячил на галерее для менестрелей и указывал на нее чем-то, очень напоминающим батон.

– Мэдлин! – Тон, каким Ведущий Феминистский Психолог произнесла имя Мэдди, не сильно отличался от ведра холодной блевотины. – Все в порядке, офицер. Это друг, а не враг.

Полицейский из Специальной службы[35] убрал пистолет и растворился в полумраке коридора.

– Ну-ну, – Гарриет улыбнулась, обнажив ярко-розовые, будто воспаленные, десны. Ее рот стал похожим на рану, а не на то, чем он являлся на самом деле – грозным оружием. – Все еще пытаетесь пройти на роль жены Александра?

Мэдди показалось, что глухой, скрежещущий голос Гарриет режет ее на мелкие кусочки.

– Зачем тут полицейские? Боже мой, я имею в виду, что вы обсуждаете на этом проклятом семинаре?

– Овуляр. Семинар – это когда люди энергично, по-мужски обмениваются идеями, не так ли? У нас же все тихо и спокойно, как в матке. Мы устроили себе приятные каникулы за городом за счет одной ручной Рок-Звезды. И, естественно, пригласили эксцентричного Особо Важного Гостя.

– Это их дом? – От того, что Гарриет стояла на галерее, Мэдди чувствовала себя еще более униженной.

– Мэдлин… Мэдлин, правильно? – Снисходительность из нее так и сочилась. В мире нет другой страны, подумала Мэдди, где знакомые могли бы одним словом вывалять тебя в грязи. – Вам известно, как определить, когда мужчина переживает менопаузу? Он бежит на длинные дистанции, покупает длинную узкую лодку или заводит шашни с юным созданием.

Мэдди нашла лестницу и поднялась наверх, перепрыгивая через ступеньку.

– Вы действительно считаете, что я отказалась бы от своего образа жизни, работы, друзей ради «шашней»? Не похоже, чтобы он имел привычку влюбляться!

Гарриет издала странный звук, который, по идее, должен был обозначать презрение.

– Послушайте, долгие годы мы сидели в соседних кабинетах на Би-Би-Си. Поверьте, он всегда приходил на работу с разных сторон.