Герой - Александр Мазин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Дальше? Остались после Романа двое малолетних сироток – Василий и Константин, которых сейчас к булгарским царевнам сватают, и овдовевшая императрица Феофано. А при них – целая прорва евнухов во главе с Иосифом-паракимоменом, это спальник по-нашему. Евнухи эти при Романе все дела решали и надеялись, что и дальше так будет. Оно и проще – при младенцах-василевсах. Может, они Романа отравили, может – Феофано, а может – вместе сговорились… Кто знает… Но, чтобы править без помех, им надо было избавиться еще от одного человека – архистратига Никифора Фоки.
– Нынешнего императора?
– Его самого. Никифора вызвали во дворец, чтобы схватить, якобы за измену, ослепить и выслать в какой-нибудь монастырь подальше. Но Никифор во дворец не пошел, а двинулся прямиком к патриарху, который отправился во дворец вместе с ним, собрал синклит и погубить Никифора не позволил. С Никифора взяли клятву, что не будет злоумышлять против малолетних василевсов, и вновь провозгласили стратигом-автократором Азии. Никифор отбыл к своей армии, но евнух Иосиф, он же не дурак – понимал, что власть его под угрозой, пока Никифор жив. И направил наш спальник доверенного человека к стратигу Иоанну Цимисхию, военачальнику немногим менее славному, чем Никифор. Посол вручил Цимисхию письмо, в котором Иосиф предлагал заковать стратига-автократора в цепи и тайно отправить в столицу. А в награду Цимисхий получит место стратига-автократора, а потом, быть может, кое-что повыше.
– И что же Цимисхий?
– А то! Цимисхий, двоюродный брат Никифора по матери, берет это письмо и отправляется с ним прямиком к стратигу-автократору. Тот посылает к воронам все данные синклиту клятвы, собирает армию и провозглашает себя императором. Не медля, он назначает своих стратигов и отправляет их спешно занять все морские пути, мосты и переправы, чтобы ничто не препятствовало его маршу к столице. Затем объявляет Цимисхия вместо себя стратигом-автократором, оставляет его в Азии, а сам с верными войсками идет к Константинополю. Уже по дороге, уверенный в своих силах, Никифор посылает в столицу известного тебе Филофея с письмом к патриарху, синклиту и его главе Иосифу. В письме Никифор сообщает, что он теперь – автократор Византии, что есть несомненное благо для державы и малолетних василевсов, о коих он обещает заботиться вплоть до их совершеннолетия. А если некоторые не согласны, что император Никифор – это великое счастье для всех ромеев, то пусть пеняют на себя.
Некоторые были готовы пенять.
Филофея в цепях отправили в темницу. Иосиф с верными ему патрикиями затворили город и приготовились к длительной осаде.
Но у Никифора в городе тоже были сторонники. И немало. А чуть позже оказалось, что не только в городе, но и во дворце, охрана которого без всякого сопротивления перешла на сторону Никифора.
– А вот это уже интересно, – заметил Духарев. – Разве они не приносили клятву верности? Неужели все оказались отступниками?
– Приносили, – подтвердил Мышата. – Только клялись они в верности василевсу и трону, а не спальнику Иосифу. А василевс кто? Никифор. Который вдобавок во всеуслышанье объявил детей Феофано своими соправителями. А чуть позже – взял да и женился на их матери. Говорили: Феофано сама в него влюбилась без памяти. Поверить можно. Никифор тогда был муж видный: хоть борода с проседью, но телом крепок, лицом красив.
И вдобавок первый полководец империи. Так что, может, и влюбилась Феофано. А вот что он в нее влюбился – это точно. По сей день все прихоти ее исполняет. Но и его можно понять – такая красавица. Вдобавок обольстительна и хитра, как сицилийский купец. Тут даже святой не…
– Погоди! – перебил его Сергей, которого порядки в императорской гвардии интересовали намного больше любовных коллизий константинопольских венценосцев. – Выходит, можно убрать одного императора и посадить на его место другого при полном попустительстве стражи?
– Можно, – кивнул Мышата. – При двух условиях. Первое: прежний император должен быть мертв; второе: новый император должен проявить щедрость. Полагаю, трехмесячного жалованья будет достаточно.
– Никифор тоже проявил щедрость? – поинтересовался Духарев.
– Еще какую. До сих пор проявляет. Особенно по отношению к своим родственникам.
– И к печенегам, – добавил Сергей. – А к нам почему-то нет. Мы помогаем ему воевать с Булгарией, а он отвечает нам черной неблагодарностью.
– Никифор не воюет с Булгарией, – возразил Мышата. – У Константинополя с Булгарией мир и дружба. Я, брат, своими глазами видел, как этим летом в честь булгарских послов Никифор прием устраивал. И на этом приеме послы булгарские сидели выше Лиудпранда, посла императора Оттона Первого. Но наши послы тоже там были. Хоть и сидели пониже, и содержания получили на двадцать милиарисиев[9]меньше. Зато я два своих корабля с товарами в Италию отправил! – похвастался Мышата. – Вместе с византийской флотилией. А это, брат, не горсть монет серебряных, а полный бочонок золота. И в этом бочонке – твоя десятина, брат.
– Да ладно тебе, – отмахнулся Духарев. – Мне подарков не надо. Своего золота хватает. Есть кое-что подороже золота.
– Есть, – согласился Мышата. – Вот те списки, что ты из Итиля привез. В них же вся торговля хузарская. Все пути описаны, все цены названы, все купцы-продавцы поименованы. Эх, брат, до сих пор поверить не могу, что ты такую ценность раздобыл.
– Рад, что тебе пригодилось, – сухо ответил Духарев, уловивший в тоне названого брата отчетливый подтекст, содержащий весьма невысокую оценку деловых качеств Сергея.
Мышата, впрочем, тоже был в подтекстах искушен – профессия обязывала, угадал недовольство брата, улыбнулся добродушно и сказал:
– Я тебе подарок привез. Тоже – дороже золота. Пойдем, покажу.
Подарком оказался конь. Таких Духарев еще не видел. Красавец. Тонконогий, небольшой, с маленькой изящной головой, но такими безупречными статями, каких Духарев не видел даже у лучших Машеговых жеребцов.
– Тебе! – с гордостью сказал Мышата.
– Хорош! – с восхищением произнес Духарев. – Только, боюсь, мелковат для меня…
– А ты попробуй! – предложил Мышата.
Духарев попробовал. И его восхищение возросло многократно.
– Чудо, а не конь! Жаль, что холощеный! Готов спорить – за жеребенка его Машег серебром по весу заплатил бы!
– Золотом, – сказал Мышата. – Потому и холощеный. Жеребца мне бы ни за какие деньги не продали. Это арабский скакун, брат. Самых лучших кровей. Теперь он твой. Но одна просьба…
– Какая? – насторожился Духарев.
– Не зови его Пеплом. Его имя – Калиф.
Глава 5
Киев в осаде
Четыре большие лодьи со спущенными по причине встречного ветра парусами увидели с киевских стен на рассвете. Лодьи шли ходко, хоть и против течения. Сразу видно – руки у гребцов дюжие.
А когда самые глазастые разглядели на мачте первой лодьи стяг Святослава, на стенах раздались такие радостные вопли, каких Киев не слышал уже давно.
Весть о том, что возвращается великий князь, ликующей волной прокатилась по городу вверх, до внутренних стен Горы. Но здесь уже знали. Тут были свои наблюдатели, и княгине с княжичами немедля сообщили радостное известие.
Ольга сама уже стояла на стене, щурясь, глядела, как крохотные, похожие на насекомых-многоножек, корабли скользят по синеве днепровской воды.
Рядом с княгиней – княжичи. Старший, Ярополк, вскарабкался на гребень стены. Младшему, Олегу, не позволили.
– Вижу, вижу! – кричал Ярополк, приплясывая на каменной полке в локоть шириной. – Вижу стяги батюшки-князя! Вижу стяги воевод: Икмора, Свенельда, Серегея, Щенкеля!
Но княгиня его восторга не разделяла.
– А другие лодьи видишь? – спросила она. – Где весь флот княжий?
– Нет, – с явным разочарованием проговорил княжич. – Других кораблей не вижу. Только эти четыре лодьи. К нам идут.
– Викула, – обратилась она к самому старшему из столпившихся рядом дружинных. – Надо князя о копченых упредить. Худое может случиться.
– Не тревожься, матушка, – прогудел Викула. – Чай, у князя нашего глаза есть. Увидит стан печенежский. Поостережется.
– Не нравится мне это… – пробормотала княгиня.
– Что тебе не нравится, бабушка? – удивился княжич Олег. – Батька возвращается. Теперь все хорошо будет. Уж он-то печенегов отгонит!
– Дурень ты, – Ярополк спрыгнул со стены, отвесил младшему подзатыльник. – Четыре лодьи – это ж сколько воев, ну-ка посчитай!
Млаший нахмурил лоб:
– Лодьи большие… В такие до сотни гридней можно посадить. А ежели потесней, то и две, значит…
– Значит ты мал еще воинскую науку постигать! – надменно оборвал его Ярополк. – Какие две сотни! Они ж с самой Булгарии идут. Значит, запас еды на каждого. А добыча? Добыча знаешь сколько места занимает?