Осада - Джейк Хайт

— Именно это я и предлагаю. Папе нужно согласиться с греческой литургией, пренебречь доктринальными различиями и хотя бы на словах принять равенство епископов. В таком случае Синаксису не останется выбора — он должен будет принять унию.

— То есть вы просите о полной капитуляции западной церкви?!

— Не о капитуляции — об отступлении, причем временном. О компромиссе. Ведь важно то, что Папа на деле останется во главе церкви. Через несколько лет, когда люди привыкнут к унии, Папа сможет вернуть позиции и постепенно на деле соединить православную церковь с католической. Единственный способ добиться унии — действовать постепенно. Поспешность обречена на поражение.

— Не вы одна думали над подобным выходом, — заметил кардинал. — Но вы слишком многого хотите от Папы. Я знаю, что он на это ответит: защита правды Господней выше любых мирских выгод. Никакие приобретения не оправдают отступничества. И в этом я с Папой согласен.

— Но что значит правда Господня, если познавать ее останется некому? Если Константинополь падет перед турками, всякая возможность спасти греков будет утеряна. Не сомневаюсь, что Папе лучше привести православную церковь к унии, пусть и сомнительными путями, чем навсегда лишить ее верующих истинного спасения.

— Полагаю, наша дискуссия подошла к логическому финалу, — заметил Виссарион. — Вы изложили свою точку зрения, я обсужу ее с Папой.

— И?

Виссарион улыбнулся.

— И я постараюсь, чтобы ваши аргументы звучали для него как можно убедительнее.

Этим вечером трапеза состоялась в покоях Папы, в небольшой комнате, где помещался стол всего на десяток гостей. Три стены были изукрашены фресками, изображавшими страсти святых, и лица их казались живыми в мерцающем свете свечей. Четвертую стену занимал ряд стрельчатых окон, сквозь них виднелись огни Рима, яркие и четкие под темным февральским небом.

Во главе стола сидел Папа, София и Виссарион расположились справа и слева. Прочими гостями были незнакомые Софии кардиналы и епископы. Стол сверкал серебром, хрусталем и золотом, что было совсем не похоже на скромное убранство застолий греческого двора, где пищу подавали на деревянных блюдах. Угощения подносили одно другого изысканнее: холодная тартара из яиц, сыра и тертого миндаля, приправленная корицей и поданная со сладким белым вином; жареные сардинки с майораном, шалфеем, розмарином и шафраном, поданные с шипучим ламбруско; заяц в соусе из сладкого укропа и миндаля, поданный с плотным, насыщенным красным вином из Монтепульчано. Собравшиеся клирики вкушали от души, а Папа Николай ел мало, зато много говорил и вовлек Софию с Виссарионом в философские дебаты о достоинствах Августина Блаженного и гениальности Аверроэса.

Послание Синаксиса никто в разговорах не упоминал, Папа же с Виссарионом принялись обсуждать свободу воли, и София потихоньку отвлеклась, задумалась о Лонго, о поцелуе. Где сейчас воин-генуэзец, что он думает о дерзкой греческой царевне, и почему это ее так волнует?

К реальности Софию вернуло легкое прикосновение. Папа осторожно тронул ее за плечо, и царевна, к стыду своему, поняла: он только что о чем-то спросил ее.

— Боюсь, ваши мысли сейчас были далеки от нас, — сказал Николай, улыбаясь. — Возможно, вы размышляли над великолепной логикой Фомы Аквинского?

— Ваше Святейшество, вы почти угадали, — ответила София, краснея.

— Я спрашивал вас о соборе Святого Петра. Я хочу снести его и построить на освободившемся месте более величественное и красивое здание.

София удивилась — базилика Святого Петра была замечательным строением, ее массивные колонны и опирающиеся на них арки под островерхой крышей славились на весь западный мир как символ папства.

— Базилика Святого Петра стоит уже тысячу лет, — заметила София. — Я бы задумалась, прежде чем уничтожить такую древность.

— Царевна, законы и верования католической церкви еще древнее, но Синаксис хочет, чтобы я пренебрег ими. Они пишут: это задумано ради построения великой объединенной церкви, но, как вы и предлагаете, я задумался, прежде чем уничтожить нечто столь древнее и прекрасное.

София подумала: «Вот наконец и пошел разговор о Синаксисе». Гости замолчали, посмотрели на царевну, ожидая ответа.

— Соглашаясь с Синаксисом, вы не пренебрегаете устоями католической церкви, не умаляете ее, но прибавляете к ней, — возразила София.

— А если я соглашусь с требованиями Синаксиса, но он все равно откажется от унии? Тогда я в самом деле умалю церковь, причем напрасно и бессмысленно — и, вероятно, погублю всякую возможность настоящей унии.

Гости одобрительно закивали, заговорили. Промолчал лишь Виссарион.

— Ваши опасения справедливы, — согласилась София. — Синаксис может отвергнуть унию, даже если вы согласитесь со всеми их требованиями. Но тогда у императора будут развязаны руки, и он силой добьется унии, даже если ради этого придется изгнать всех епископов Синаксиса. Они не смогут помешать императору — ведь уже они согласились с унией на таких условиях, подписав письмо.

— Царевна, я бы искренне хотел верить, как и вы, что император Константин сумеет добиться унии вопреки мнению своего духовенства.

— Если бы Леонтарсис не захворал, я уверена: он заявил бы вам о непреклонной решимости императора добиться унии. Но поскольку Леонтарсиса здесь нет, то я как посол Константинополя заверяю вас в подлинности намерений императора.

Про себя София вознесла молитву благодарности за отсутствие Леонтарсиса — он уж точно бы ничего от императорского имени не заверил и тем уничтожил бы все плоды тяжкого труда.

— Что ж, меня вполне устраивают ваши заверения. Полагаю, на этом тему можно закрыть. После уточнения всех деталей я призову вас на аудиенцию, где объявлю о принятии к сведению пожеланий восточных епископов в качестве прелюдии к истинной унии церквей. Искренне надеюсь, что посол Леонтарсис к тому времени в достаточной мере укрепит здоровье, чтобы смочь предстать передо мной. — Николай подмигнул. — А пока примемся за десерт. Для вас, дражайшая царевна, у меня есть вопрос касательно нашего общего друга Фомы Аквинского…

Обещанная Папой аудиенция случилась раньше ожидаемого — уже через три дня. София осматривала студию знаменитого художника Витторе Пизано, когда явился гонец и предложил немедленно проследовать в папский зал.

Леонтарсис ждал у дверей и нервно потирал руки.

— Случайно не знаете, отчего нас вызывают так внезапно? — спросила София. — Папа уже готов официально признать справедливость требований Синаксиса?

Леонтарсис покачал головой.

— Я думал, впереди еще многие недели работы над официальным заявлением. Вчера мы обсуждали, каким образом Папе следует упоминать объединенную церковь.

Высоко над головой, на угловатой башне базилики Святого Петра колокола начали вызванивать полдень, и двери распахнулись перед послами. Сидевший на троне Папа был хмур, а рядом стоял тот, чье присутствие объясняло внезапность аудиенции: Григорий Мамма, патриарх Константинопольский.

София и Леонтарсис вместе подошли к трону, исполнили ритуал приветствия. Николай натянуто улыбнулся и попросил их встать.

— Леонтарсис и царевна София, мы с радостью приняли вас. Мы благодарны за добрые слова от императора Константина. Знайте, что в Риме вам всегда будут рады.

Оба посла склонились в знак благодарности.

— Вы предложили мудрый совет, и мы немало над ним размышляли. В свете узнанного от вас и недавно прибывшего патриарха Константинопольского, мы объявляем, что, во имя Господа, удостоили Константина, римского императора, ответом.

Вперед выступил священник и принялся читать с пергаментного листа:

— «Если Вы, с благородными баронами и людьми Константинополя, примете нижеследующие условия унии, мы и наши святейшие братья, кардиналы католической церкви, всецело готовы защитить Вашу честь и Вашу империю. Но если Вы и Ваш народ откажетесь принять условия, тем самым обяжете нас предпринимать такие меры по спасению Вашей души и Нашей чести, какие мы сочтем необходимыми».

София нахмурилась — ответ Папы превзошел худшие ожидания. Папа полностью отверг все притязания Синаксиса и сурово его осудил.

— Ваше Святейшество, это же только усилит позицию Синаксиса! — возразила София. — Вы ведь уже решили принять их требования!

Папа покачал головой, а ответил патриарх Мамма:

— Синаксис и его последователи — глупцы и еретики. Они никогда не согласятся на унию. Поддаться им — значит лишь раззадорить и благословить нечестивые попытки присвоить власть патриарха. Если они не хотят по доброй воле вступить в унию — их должно заставить! С этими людьми нельзя договориться.