Хозяйка жизни, или Вендетта по-русски - Марина Крамер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– На какой срок у тебя виза?
– На месяц. Я ведь планировала съездить домой…
– Это неразумно! – повысил голос отец. – Ты это понимаешь? Ты и так уже сделала большую ошибку, приехав сюда. Не хватало еще…
– Это я решу сама! – отрезала она, вытирая слезы. – Позвони, пожалуйста, Люсе, пусть она приедет, как сможет.
Виктор Иванович уже научился понимать, когда стоит настаивать на продолжении разговора, а когда нужно отступить и замолчать. В том, что дочь не изменит своего решения и в родной город все-таки поедет, сомнений у него не было, однако он решил, что настоит на том, чтобы Егор остался в Москве. Сейчас лучше было перевести разговор в другое русло. Кроме того, старому журналисту очень не хотелось, чтобы Марина узнала, как постыдно повел себя ее племянник, о том, какое интервью он дал местной прессе и телевидению и как полил грязью мертвую, по его мнению, тетку. Как ни старался Николай объяснить свой поступок безвыходным положением, как ни ссылался на угрозы в свой адрес – дед не верил ни единому слову и считал, что он предал Марину.
– Заболтались мы с тобой, Мариша, а ребенок голодный. Пойду позову, ты пока еду раскладывай.
Виктор Иванович ушел, а Марина машинально взяла стоящую рядом тарелку и начала накладывать в нее салат. Отец вернулся, улыбаясь, прикрыл дверь кухни и проговорил негромко:
– Уснул наш герой, умаялся, так на диване и пригрелся. Пусть поспит, я его пледом накрыл. Давай пока поедим, чайку попьем.
Марина без аппетита ковыряла вилкой в салате, никакого желания есть у нее не было, а потому она прекратила попытки и отодвинула тарелку, виновато глянув на отца. Тот покачал головой, но ничего не сказал. Наскоро покончив с импровизированной трапезой, он налил чай и достал из шкафа вазочку с конфетами:
– Эх, Егорка спит и не знает, какие тут сокровища пропадают. Ну, что замерла? Хоть чаю выпей, совсем ведь голодом тоже нельзя!
Марина послушно глотнула чаю, обхватила кружку пальцами и замерла, уставившись в одну точку. Она сидит в теплой кухне, пьет чай… а Женька где-то в Бутырках. Из-за нее, из-за нее…
– Не казнись, дочка, – словно подслушал ее мысли отец, коснувшись рукой ее плеча. – Все образуется, вот увидишь. Если Женя ни в чем не виноват, его непременно отпустят.
– Мы уже говорили об этом. Если бы он не был виноват, его не объявили бы в розыск и не развесили бы его фотографии во всех аэропортах, – устало сказала Марина, поднимая кружку и приникая к ней губами. – В том-то и дело, понимаешь? За ним есть что-то серьезное, а что именно – не знаю даже я. Но узнаю. Мне бы только увидеться с ним хоть на двадцать минут…
Виктор Иванович вздохнул и потянулся к телефонной трубке, лежащей на подоконнике.
– Алло, Люсенька? Здравствуй, дорогая. Как у вас? Ну, и прекрасно. И я ничего, все по-старому – скриплю потихоньку. У меня просьба – ты не могла бы заскочить ко мне сегодня после работы? Да, очень нужно. Нет, Дмитрия можешь не привозить, я хочу пообщаться только с тобой. Нет, я здоров, не беспокойся. Хорошо, жду.
Пока отец разговаривал с невесткой, Марина теребила в пальцах незажженную сигарету и заметно нервничала. Уже давно ей не приходилось просить кого-то о помощи, да еще в таком деле. А самое главное заключалось в том, что действовать приходилось фактически наощупь, так как истинной картины случившегося она не знала. И предстоящая встреча с Людмилой тревожила…
– Иди-ка ты полежи, – заметил ее побледневшее лицо отец. – Столько нервов, перелет – свалишься. Ложись, Мариша.
И она послушно ушла в зал, осторожно легла на диван рядом с Егоркой, спокойно посапывавшим носиком, обняла его и закрыла глаза, надеясь, что сон принесет хоть какое-то облегчение.
Они проспали почти до самого вечера, причем Егорка, измученный перелетом и обилием впечатлений, не торопился вставать даже после того, как мать легонько потрясла его за плечо и поцеловала во влажный со сна лоб:
– Вставай, сыночка, а то ночью-то что делать будем с тобой?
– У-у-у… – пробормотал Егорка, пытаясь спрятаться от настойчивых рук Марины под пледом, но это не удалось. – Ну, мамуля! Дай я еще немножко посплю…
– Хватит-хватит! – решительно проговорила она, сдергивая плед. – Подъем.
Мальчик неохотно открыл глаза и сел. На заспанной мордашке выразилось легкое недоумение – Егор не сразу понял, где именно находится. Марина наблюдала за ним с улыбкой. Егорка обнял ее за шею, прижался и прошептал на ухо:
– Мамуля… а сюда полиция не придет?
– Нет, сынок. Полиция в Англии осталась, – тоже шепотом ответила она, осознав, какую травму получил сын сегодня, когда на его глазах арестовали отца. – Не волнуйся, я ведь с тобой.
– Я боюсь, что тебя тоже уведут, – признался Егор еще тише. – Я тогда один останусь…
– Ерунды не говори! – повысила голос мать. – С чего ради меня заберут? Я не преступница.
– Да? А тогда папу за что забрали? Он преступник? – вполне логично спросил мальчик, чем еще сильнее рассердил Марину – это был один из тех многочисленных вопросов, ответа на который она не могла дать.
– Все. Хватит болтать! – Она прибегла к испытанному средству и обрезала разговор. – Идем умываться, вон заспанный какой!
Егор засопел и с недовольным лицом слез с ее колен и направился в ванную.
Марина убрала плед, поправила накидку на диване и пошла вслед за сыном. Егорка стоял перед «мойдодыром» и покачивался на носочках, разглядывая разные баночки на зеркальных полках. Увидев материнское отражение, улыбнулся:
– У дедушки всяких шампуней столько же, сколько у тебя! Не знаю, какое мыло выбрать…
– Давай понюхаем, – улыбнулась она, снимая с полки ближайшую баночку с жидким мылом. – Вот, например, конфетами пахнет.
Егорка сунул нос в баночку и согласно кивнул:
– Вот этим и помоемся.
– Будешь пахнуть карамельками, и я тебя ночью съем! – округлив глаза и понизив голос, пообещала Марина, слегка ущипнув сына за бочок, и тот засмеялся заливисто, как будто колокольчиком зазвенел.
На какой-то момент Марине стало даже легче на душе от этого беззаботного детского смеха, от прикосновений нежных маленьких пальчиков к своим рукам. На миг все плохое ушло…
– Мамуля… ты зачем плачешь? Мне прямо под футболку капнуло! Мам! – Егор теребил ее за руки, но Марина почти не слышала его, занятая мыслями о Женьке, о том, сможет ли помочь ему на этот раз.
…Люся приехала как раз к ужину. Марина с Егоркой и Виктором Ивановичем сидели за столом в кухне и пробовали стейки из говядины, запеченные с грибами и сыром. Отец, услышав звонок, сразу сказал моментально выпрямившейся на стуле дочери:
– Не волнуйся, это Люсенька приехала. Она звонила, пока вы спали, сказала, что к этому времени будет.
– Мам, кто это – Люсенька? – шепотом спросил Егорка, когда дед вышел в коридор.
– Это жена твоего дяди, – объяснила Марина, чувствуя, как сильно нервничает – правая нога неприятно подрагивала, пришлось закинуть на нее левую, чтобы дрожь в колене не бросалась в глаза всем. Очень хотелось курить, но встать из-за стола она не могла – упала бы.
– Дяди? – допытывался меж тем Егорка. – Того, что приезжал в Бристоль?
– Нет, другого… помолчи пять минут, мне нужно подумать! – велела мать, и мальчик обиженно засопел, снова принялся за еду.
«Что они там так долго? – думала Марина, прислушиваясь к звукам в прихожей. – О чем говорят, интересно? И как вообще сейчас все пройдет?»
Наконец послышались шаги, и на пороге кухни появился отец в сопровождении невысокой, худощавой женщины в защитного цвета форме с майорскими погонами.
Людмила почти совсем не изменилась с момента их последней встречи на Маринином дне рождения. Та же толстенная коса венцом вокруг головы, та же легкая улыбка. Разве что морщин добавилось…
Коваль неловко поднялась со стула и замерла, глядя на невестку. Та, хоть и была предупреждена свекром, но все же не смогла сдержать возглас удивления:
– Марина?! Господи… какой кошмар… как живая…
При этих словах Коваль почему-то развеселилась и фыркнула, за ней улыбнулся отец, а потом и Людмила, сделав два шага, обняла воскресшую родственницу и рассмеялась:
– Несу чушь какую-то! Маринка, ну, надо же! Ну-ка… – Она отстранила Марину от себя, внимательно вгляделась в лицо. – Ни за что не узнала бы, если бы на улице столкнулись. И прическу сменила… блондинка!
– Да… – неопределенно произнесла Коваль. – А ты все такая же, Люся…
– Ой, скажешь тоже! – отмахнулась она, подвигая ногой табуретку и садясь рядом с Егором. – А это кто у нас такой большой?
Мальчик растерялся, посмотрел на мать, словно прося поддержки.
– Это мой сын, Люсенька, Грегори. Но можно Егор.
– Он по-русски разговаривает?
– Разговариваю, – кивнул мальчик. – Я хорошо разговариваю, еще по-французски умею…
– Ух ты! – восхитилась Люся, обняв его за плечи. – Да ты просто ученый! А сколько тебе лет?