Странные и удивительные мы (ЛП) - Айзек Кэтрин

— Элли, у тебя есть минутка? — обратился ко мне Эд.

Я кивнула и вымученно улыбнулась, потому что не имела ни малейшего представления, о чем идет речь, кроме известных мне имен Кристин Калпеппер и Стефано МакКорт.

— К сожалению, Виттория скончалась три года назад, — сказала Эва.

Ее английский слабый, хотя значительно лучше моего итальянского.

— Она была моим деловым партнером, но заболела. Рак. Очень печально. Стефано я не видела с похорон. Mi dispiache — извините.

— О, понимаю, — ответила я. — Он, наверное, уехал вскоре после этого?

Ее морщины на переносице углубились.

— Припоминаю, будто он уехал жить куда-то на побережье с отцом. Смерть Виттории оказалась тяжелым испытанием для Майкла. Да и сын был очень близок с матерью. Очевидно, для перемен наступило самое подходящее время.

— Вы хорошо знали Стефано до того, как он переехал? — поинтересовалась я.

— Ah, si! Мы дружили, когда Виттория была молодой матерью, как и я. Летом встречались на пляже. Стефано был чудесным ребенком, счастливым, полным озорства. Виттория называла его «il mio angelo».[45] У него не было ни братьев, ни сестер… Так что его баловали. Но в хорошем смысле.

— Mamma, ma che gliene importa?[46] — вмешалась молодая женщина, но Эва проигнорировала ее.

— Вы не знаете, почему семья переехала в Ливерпуль, когда Стефано повзрослел?

— Ливерпуль — родина его отца. Молодой Майкл приехал в университет Вероны изучать историю и влюбился в Витторию. В течение многих лет у них были… discussion… Споры о том, оставаться в Италии или вернуться в Великобританию. Она добилась своего. Но когда Стефано повзрослел, Майклу предложили хорошую работу в Англии. Кроме того, его мать, бабушка Стефано, была больна. В конце концов, они прожили в Ливерпуле всего год. Меня не удивило, что Виттория опять выиграла, — засмеялась она. — Хотя Стефано… Он как раз хотел остаться.

— Правда? Интересно, почему он этого не сделал? К тому времени ему было девятнадцать или двадцать лет, достаточно зрелый возраст, чтобы работать и жить в Великобритании.

— Вероятно, он недостаточно зарабатывал, чтобы жить самостоятельно. Плюс, были какие-то проблемы с девушкой.

Я ожидала, что она расскажет больше про девушку, но ошиблась.

— В любом случае, я не удивилась тому, что они вернулись. Виттория смогла осуществить мечту — открыть кондитерскую. Работа приносила ей много радости, если бы не болезнь…

Эд решительно перешел к делу.

— Вам известно, где именно на побережье проживает ее сын?

Эва покачала головой.

— Может быть, Генуя, или ближе. У меня нет Фейсбука, хотя моя дочь говорит, что я должна открыть страницу. Впрочем, я скажу, кто может знать. Стефано много лет работал на винограднике La Cavalletta. Его друзья и бывшие коллеги, наверное, до сих пор там. Уверена, они помогут вам.

Глава 32

Как-то она услышала от мамы фразу: «Поделился проблемой — значит наполовину решил ее». Но примеров из собственной жизни, подтверждающих высказывание, не было. Крайне сдержанные родители никогда не обсуждали происходящее за их тиковыми дверьми террасы 1930-х годов. По воскресеньям мама оставалась в церкви на чай — любая возможность побыть там с энтузиазмом приветствовалась. Но разговоры касались лишь религиозных тем: сухой трухи в колокольне или огромной работы Джеффри Берд по чтению. Это была болтовня, а не разговор.

На самом деле, вынужденно поделившись своей проблемой с родителями, она не решила ее ни на половину, ни на четверть, — словом, ни в коей мере не облегчила жизнь. Напротив, усилилось ощущение стыда и вернулось чувство вины. Они расползались внутри, душили ее. Наивное заблуждение, что она, как по мановению волшебной палочки, избавится от проблемы, исчезло. Родители не знали всей истории, не имели понятия, кто настоящий отец.

Бывало, она смотрела на отца, пытаясь поймать его взгляд. Хотела понять, смогут ли они снова сблизиться. Но было ясно: он не в силах заставить себя сделать это. Девушка надеялась, что рядом с мамой будет по-другому, станет лучше, легче дышать. Но все изменилось, когда мама, однажды выйдя на кухню попить чаю, как бы случайно оставила на диване «Библию короля Иакова» в кожаном переплете. Девушка нехотя взяла книгу и осторожно открыла заложенную обтрепанной закладкой страницу. Отрывок «К евреям 13:4» был аккуратно подчеркнут карандашом. «Брак у всех да будет честен и ложе непорочно, блудников же и прелюбодеев судит Бог».

***

Ей удавалось довольно долго скрывать живот. В семь месяцев беременности каждый, посмотрев на нее, мог просто предположить, что девушка обожает булочки. Но в конце концов, на работе она подала заявление по собственному желанию, шутливо-туманно объяснив коллегам, что поступило предложение, от которого трудно отказаться. Покинула друзей и нашла убежище в спальне. Скрылась от мира, но не спаслась от мыслей, жужжащих в голове.

Наступил день, когда на поезде вместе с матерью она направилась в место недалеко от Ливерпуля. Отец решил не ехать с ними, — небольшая любезность, за которую дочь мысленно благодарила его. Глядя из окна на мелькавшие светлые поля, девушка надеялась, что мама преувеличила, сказав, что стресс убил бы отца. Только любовь к ребенку, растущему внутри, согревала ее, несмотря на невыносимость всего происходящего.

Викторианский особняк Найтингейл Хаус (Прим. пер. — Nightingale House — Соловьиный дом), с большим садом платанов, украшали белые фронтоны вокруг окон. Несмотря на красивое название и хорошую территорию, дому не хватало гостеприимности, впрочем, как и всюду. По крайней мере, женщина, открывшая дверь, улыбнулась. Ей так давно никто не улыбался.

Время здесь проходило быстрее, чем она ожидала. Все были заняты ежедневным богослужением, чтением и работой по дому. Все воспринимается легче, когда нет времени на глубокомысленный анализ. Кто знает, может быть, уборка лестницы таит чудесные секреты восстановления моральных сил. Она полировала бы перила до своего отражения в них, если бы это помогло исцелить душу.

Каждые несколько дней приезжала мать, иногда привозя бутерброды с яйцами и любимый домашний пирог из крыжовника, которые подавали маленькую надежду на прощение.

В последние недели беременности девушка с душой погрузилась в рукоделие для детского приданого. Стандартного набора из двенадцати подгузников и вязаных кофточек было недостаточно для ее ребенка. Старомодное, на ее взгляд, вязание, давалось с трудом, у неё не хватало терпения. Тем не менее, она отдыхала и успокаивалась, мастеря крошечные башмачки и шапочки. Как-то раз одна из проживающих в доме постоялиц принесла ей узор детского одеяла. Зубчатые края и звездное кольцо в центре оказались самым сложным из всего того, что она пыталась связать раньше. Одержимость узором завладела мыслями, словно его успешное завершение позволит считать себя хорошей матерью. Звезды стали самой трудной частью. Первые попытки привели к запутыванию узлов. Полная решимости она снова и снова распутывала их и начинала заново, подгоняемая желанием закончить одеяло, несмотря на стершиеся в кровь пальцы.

***

Воды отошли в необычно холодный для июня вечер. Моросящий дождь и густые облака заволокли небо. Она затеяла стирку и продолжала стирать до приезда такси. В больницу поехала одна, потому что в ту ночь не хватило персонала, чтобы сопровождать ее.

Первая медсестра, которая ей встретилась в роддоме, была красивой, молодой, и с узким носом. «Ваша кровать, мисс», — объяснила она девушке с такой ледяной вежливостью, что отчаянно захотелось, чтобы медсестра поскорее ушла. Зря волновалась. Следующие несколько часов она провела в полном одиночестве, в то время как тело разрывалось на части. Была уверенность, что умрет. Должна была. Никто бы не смог терпеть такую боль.