Единственный мой - Карен Хокинс

«Светские заметки леди Уислдаун» 17 июня 1816 года

— Ты и прежде делала массу глупостей, но твоя последняя выходка превосходит по своему идиотизму все предыдущие, — заявил Джон. — Хорошо, что у Макса есть влиятельные друзья, иначе его заперли бы в тюремной камере.

— Ешь своего ягненка и молчи.

— Он испытывает к тебе нежные чувства. Весь холл в твоем доме заставлен корзинами с цветами…

— Некоторые букеты прислал Риддлтон. Джон бросил на сестру сердитый взгляд:

— Я их не учитываю. София положила вилку.

— Все не так просто, Джон. Я хочу доверять Максу, но… но пока у меня это не получается.

Джон с ужасом заметил, что на глаза сестры навернулись слезы. Он не выносил, когда она плакала.

— И я не знаю, смогу ли когда-нибудь снова поверить ему! — дрожащим голосом воскликнула София.

Джон уставился в свою тарелку, однако подступивший к горлу ком мешал ему есть. Вздохнув, Джон положил вилку и нож на стол:

— Прости, я наговорил лишнего.

— Нет-нет, — поспешно сказала София. — Я не должна раскисать. — Ее губы дрожали.

— Успокойся, ты прекрасно держишься, — заверил Джон. Похоже, его вмешательство только ухудшило ситуацию. Но он не мог поступить по-другому. Кто-то должен был вступиться за Макса. — Твой муж прислал тебе цветов и записок не меньше, чем этот олух Риддлтон. Он каждый день приезжает сюда, однако ты не принимаешь его. Макс написал тебе двадцать писем. Пожалуй, он скоро поселится у тебя в холле. Что еще он должен сделать, чтобы ты поверила в его чувства?

— Не знаю. Возможно, ему ничего не надо делать. — София встала и подошла к чайному столику. Взяв маленький пакет она спросила: — Ты можешь передать это Максу? Здесь лежит то, что принадлежит ему.

— Конечно, могу. — Джон подошел к сестре, сунул пакет в карман сюртука и тяжело вздохнул. — Мы договорились встретиться с леди Джерси у главного павильона.

— Да, конечно, — согласилась София, делая над собой усилие, чтобы успокоиться. — Я только захвачу шаль.

— Буду ждать тебя в холле, — сказал Джон и вышел из столовой.

София пошла наверх, в свою комнату.

В тот момент, когда Джон был уже в двух шагах от входной двери, раздался громкий требовательный стук. Джейкобс поспешно открыл дверь. На пороге стоял Макс.

— Знаю, что ваша госпожа не принимает, — сказал он, не дав дворецкому открыть рот. — Она никогда не принимает меня, но на этот раз я хочу говорить не с ней, а со Стаником. Я видел во дворе его экипаж. Значит, он здесь, в доме.

Джейкобс посмотрел на Джона, и Макс понял, что Станик находится в холле.

— А, вы тут! У вас найдется пара минут, чтобы выпить со мной стаканчик портвейна?

Джон с опаской взглянул на лестницу:

— Если только быстро. Джейкобс, скажите моей сестре, когда она спустится, что я пошел проверить, готов ли к отъезду экипаж.

Дворецкий чопорно кивнул и распахнул перед джентльменами дверь в библиотеку.

— Я чертовски рад, что вы оказались здесь, — сказал Макс, когда Джон, пропустив его вперед, вошел сам и плотно закрыл дверь.

— Я тоже, — отозвался Джон и заколебался, не зная, следует ли ему быть откровенным с гостем. И все же он решил выложить свои карты. — Я на вашей стороне, Истерли. Вы всегда были мне симпатичны.

— Я знаю. В тот день, когда пришло послание Софии с требованием подать ходатайство об аннулировании брака, я получил еще два письма. Одно от Риддлтона, а второе от…

— Риддлтон вам тоже написал? Терпеть не могу этого напыщенного болвана! — воскликнул Джон с отвращением, а затем, помолчав, продолжал с улыбкой: — Я не мог оставить вас в неведении относительно того, что происходило здесь, в доме моей сестры. София жила как в пустыне, мне было жаль ее.

Макс поежился, словно от озноба.

— Я думал, мое присутствие пагубно скажется на ее репутации. Уезжая за границу, я тем самым хотел защитить ее от наветов и грязных сплетен. Так я полагал тогда… Но теперь я не уверен, что мои намерения были чисты.

— Не надо брать всю вину на себя и тем самым обелять Ричарда. Хотя, конечно, трудно признавать, что родной брат… — Джон замолчал. — Я должен был сделать все возможное, чтобы спасти сестру. Жизнь проходит мимо, а София все никак не обретет счастье.

У Макса заныло сердце.

— Но я все-таки вернулся, и да будет ей известно, я не отступлюсь. Я намерен добиваться ее, если потребуется, год, десять лет, двадцать лет…

— Вы ее любите?

— Да, я всегда ее любил. Сначала ее неуступчивость вызывала у меня злость, а потом… потом я стал опасаться, что София меня разлюбила.

— Вы ошибаетесь. Вы всегда были в ее сердце. — Джон достал из кармана маленький пакет. — Кстати, она просила меня передать вам вот это.

Макс взял пакет и открыл его. Он сразу же догадался, что находится в его руках. Это была записная книжка его дяди.

— Дневник… — пробормотал Макс.

— Я не думаю, что она действительно намеревалась пустить его в ход.

— Конечно, нет. София никогда не прибегла бы к грязным методам борьбы.

— Она просто блефовала, — задумчиво проговорил Джон.

Макс положил записную книжку в карман.

— Спасибо, Джон. Я должен найти способ вернуть ее доверие. И я добьюсь этого, во что бы то ни стало.

— Черт подери, если бы вы знали, как я вам завидую, — сказал Джон.

— Завидуете? Мне? Да вы рехнулись! Я запутался в жизни.

— Многие ищут любовь, но безуспешно. А вы не только нашли свою любовь, но и прилагаете все силы, чтобы отстоять ее.

В коридоре послышался приглушенный голос Софии. Джон с обеспокоенным видом взглянул на Макса:

— Мне нужно идти. Но вы, как я полагаю, хотели не просто поговорить со мной?

Макс усмехнулся:

— Неужели на моем лице написано все, что я думаю?

— Нет, просто я знаю, что вы терпеть не можете портвейн. Вам что-то нужно от меня, не так ли? Выкладывайте все без утайки!

Макс рассмеялся:

— Вы меня раскусили. Я действительно хочу попросить вас об одной услуге. Даже не знаю, как вам об этом сказать… Дело в том, что если вы согласитесь, вам придется обмануть сестру.

— Отлично! Мне это нравится. Говорите, что нужно делать.

В Воксхолле было многолюдно. Очередная годовщина праздновалась широко и пышно. На территорию садов, огороженных решетчатой оградой, стекались толпы народа. Здесь были представители всех классов и сословий. Модистки и пекари прогуливались по лужайкам и аллеям рядом с герцогами и герцогинями. Этот было настоящее столпотворение.

София сидела вместе с леди Джерси в ее ложе. Вечерний ветерок приносил приятную прохладу. Однако несмотря на окружавшую ее праздничную обстановку, на сердце у Софии было тяжело.