Чума на ваше поле! - Кир Булычев

— Я тоже. Можно я влезу в окно? А то меня москиты заедят.

— Не стоит, — сказала Лена. — Я устала.

Полковник спросил:

— Ты собиралась завтра куда-то?

— В Бирму. Ты обещал.

— Боюсь, что не смогу тебе помочь.

— Что ж, я обойдусь без твоей помощи.

— Это будет неразумно. Ты никуда не попадешь. Но я не стану спорить. У вас, русских, особенное чувство благодарности. Спокойной ночи.

Он задержался у окна, видно ожидая, что она его позовет, но Лена промолчала. Полковник повернулся и медленно пошел прочь.

…Наверное, этого не следовало делать. Она не думала, что так поступит. Но она страшно испугалась остаться в комнате одна. Тем более что сейчас ее план добраться до пограничной речки казался наивным.

Вот уйдет полковник, единственный человек, который ей здесь помогает и защищает ее. Но он делает это не потому, что он — добрый дедушка из сказки… она ему нравится. Как женщина. Наверное, это лестно. Чего же ты, дура! Ты же собралась умирать! Так добивайся своей цели. Без него ты ничего не сделаешь… Он тебе противен? Ни в коем случае! Ей давно ни один мужчина не нравился так, как этот тайский разведчик.

— Наронг, — позвала она, — не уходи.

— Ты предлагаешь мне провести ночь под твоим окном, как Ромео?

— Ну, положим, Ромео никогда не проводил ночь под окном, — вдруг улыбнулась Лена. — Они встречали рассвет в постели.

Полковник не ответил.

Он медленно, не спуская с Лены глаз, вернулся к окну и перепрыгнул через подоконник — хорошо тренирован.

Он сразу обнял ее и замер.

— Ты только не думай, — начал он по-английски, но потом не справился с чужим языком и закончил фразу по-тайски. Она не поняла слов, но значение их было понятно без перевода.

— Скажи, чтобы солдаты ушли, — попросила она шепотом.

— Не сходи с ума, они только этого и ждут, — ответил шепотом Наронг. — Как только Лю узнает, что я здесь с русской женщиной, без охраны… тут нам с тобой и пришел конец.

Он потушил лампу.

Неподалеку все еще шумели голоса, перекликались полицейские или санитары, загудела машина.

Господи, какая я бездушная… я хочу отдаться мужчине, который… по приказу которого убили глупого Васю. И Вася, и еще одна, почти незнакомая женщина лежат на траве…

Взревел мотор? Может, их увозят?

— Ты о чем думаешь? — Полковник оторвал губы от ее шеи — а она и не заметила, что он целует ее… как она могла не заметить, — от его прикосновения к груди по спине пробежали мурашки. И он поцеловал ее по-настоящему… сколько же лет у меня не было мужчины! Это преступление!

Она позволила ему раздеть себя и осталась стоять посреди комнаты, пока он раздевался — быстро и ловко, не кидая одежду на пол, где валялось ее платье и трусики, а вешая на спинку стула — он был виден, потому что свет фонаря проникал сквозь окно.

Она села на край кровати.

Он сел рядом.

— Как странно, — сказал он, — я так к тебе отношусь…

— Я понимаю.

Он сильно и приятно нажал на грудь и заставил ее лечь на кровать. Кровать взвизгнула, и она испугалась, что Сени услышит.

Но потом ей уже было не до Сени, потому что на мгновение ей стало больно — будто он был ее первым мужчиной, но тут же она сама отыскала губами его губы, и губы ее стали мягкими, влажными, жадными, а внутри нее все разрывалось от щекотного счастья, которое требовало встречать его, обнимать, ждать и, главное, не закричать от наслаждения, которого она, оказывается, никогда раньше не испытывала.

Она хотела говорить с ним и рассказать ему все, что с ней случилось, но он почти сразу заснул, прижавшись к ней всем телом, и она, придя в себя, спохватилась, что ей повезло — не надо рассказывать, даже Наронгу. Зачем? Что она о нем знает? Он хотел подарить ей камень… за несколько тысяч долларов. Откуда эти деньги?

Вдруг ей страшно захотелось поглядеть на звездный сапфир. Еще два часа назад она и подумать о нем не могла.

Она осторожно отвела руки Наронга, он уютно забормотал во сне на непонятном, как будто детском языке, но не проснулся.

Камень лежал на столе, в коробочке, как она его принесла, так и оставила, не раскрывая.

В окно светила луна. Этого света оказалось достаточно, чтобы в камне вспыхнула чудесная звездочка.

Она смотрела на камень, чуть поворачивая его, и звездочка плавала внутри, дрожа лучами.

Темная тень закрыла свет…

Лена вздрогнула. И тут же поняла, что под окном прошел солдат.

Ну и пускай себе ходит.

Громко звенели цикады и ворковали ночные птицы… а может, лягушки.

Лена вернулась в постель. Постель была теплой, но не жаркой, у Наронга была прохладная чистая молодая кожа.

Не просыпаясь, он обнял ее крепче, и его губы стали искать ее рот.

— Глупый, я тебя растерзаю, — прошептала Лена по-русски. — Ты не понимаешь.

Он понимал. Или понял потом.

Когда Лена лежала на спине, раскинув руки, она подумала, что ей должно быть стыдно перед солдатом.

— Извини, — сказала она, — что я кричала. Но мне было так хорошо.

— Это хорошо, — промурлыкал Наронг. И сразу заснул. Теперь он забудет провести меня в Бирму, подумала, засыпая, Лена.

Она проснулась утром от того, что полковник Наронг поднялся и, стараясь не шуметь, одевался. Косые лучи солнца били в окно, пронизывая тонкую занавеску, оглушительно пели птицы.

— Чудесное утро, — сказала Лена, — как ты спал?

Наронг подошел к ней, наклонился, поцеловал в глаза, в щеки — нежно целовал ее, и Лена нежилась, как в теплой воде.

— Мне жаль, что надо уходить.

— Дела?

— Конечно, дела, — сказал он. — Если забудешь о них, тебя съедят.

— Ты обещал мне.

— Я никогда не забываю об обещаниях. Ты ночью встала и смотрела на камень. Он тебе нравится?

— Очень.

— Я рад. Одевайся, иди завтракать, я вернусь через час и тогда скажу тебе…

На веранде уже стоял юный слуга, он принес поднос с завтраком и расставлял на столе приборы.

— Может, позавтракаешь? — семейным голосом сказала Лена.

— Я утром пью только холодную воду, — ответил полковник.

Ночью она даже в мыслях не могла бы назвать Наронга полковником. Какое дело ее губам до чина этого человека? А сейчас назвала.

Белье почти высохло, она переоделась, умылась — все еще было не жарко.

Она вспомнила о смерти Васи — ночью не помнила.

И начали возвращаться черные мысли, и начало овладевать ею чувство долга перед Николаем и Борисом.

Неужели он не обманет ее? Но ведь с его точки зрения глупо потакать причудам и капризам иностранки. Тем более если дело явно связано с наркотиками.

Вместо Сени в саду разгуливал другой, незнакомый солдат. Наронг возвратился точно через час, как обещал.