Иван Змеевич и Краса Ненаглядная - Ирина Соляная

ушибленный, и вскоре скрылся из виду. Волк съехал на хвосте вниз и ринулся к тому месту, где вход в пещеру заплели волшебные заросли. «Неужели волхв отпустит царевича, неужели не спохватится».

Царевич уже рассек посохом плети ежевики. Два удара крест-накрест, и он оказался на дневном свету, отбросив чужую постылую вещь. Радостный волк кинулся ему на грудь, чуть не свалил Ваню, не твердо стоявшего на ногах.

— Вздремнул я часок, теперь торопиться надо, — виновато сказал царевич и потрепал волка по холке.

— Часок? — прорычал непомнящий себя от счастья волк, — да ты три дня и две ночи спал непробудным сном.

Глава 15

За спиной Вани стал заплетаться зелеными колючими побегами вход, и волк подставил свою спину для седока. Но только Ваня сел верхом, как поднялся ветер.

— Это колдун Зотей проснулся, он тебе побега и покражи иголки не простит, — пропищала мышь и юркнула между кустов.

Волк рванул с места, что есть силы и, не разбирая дороги, побежал что было сил. Мелькали ёлки и сосны, березы и осины, дубы и клёны. Прятались ежи и зайцы, куницы и белки. Никто не хотел попасться на пути Серого Волка и его преследователя — могучего колдуна Зотея. Волк понизу бежит, между стволов виляет, волхв поверху летит, по кронам деревьев скачет, с ветки на ветку перелетает.

Стал Зотей из посоха молнии метать. Одну, вторую, третью метнул, а только волк всё уворачивается. Не удалось ему и пятку подпалить. Осерчал колдун Зотей, наслал темень непроглядную средь бела дня, но у волка глаза горят ярче звезд ночных, хорошо он дорогу видит, не удаётся с пути сбиться. Решил Зотей к последнему средству прибегнуть, к верному и непобедимому. Созвал он воронов лесных.

— Поднимитеся души мёртвые, души спящие непробудные.

Поднимитеся крылья чёрные, крылья тёмные исполинские.

Вот добыча вам сущеглупая, всепокорная, ослабелая.

Не оставьте от них даже косточек, белых косточек на сырой земле.

Налетела туча воронья, какого никто никогда не видывал. Ни волк, ни Ваня. Никак не увернуться от них, клювами в глаза целятся, когтями темя царапают, крыльями глаза застят.

— Ваня, помоги… — вскричал волк человечьим голосом, и вспомнил Ваня, что у него за пазухой краюха хлеба лежит. Вытащил ее и на дорогу бросил. Все вороны слетелись волшебный хлеб клевать. Кто клевал, тот замертво падал, вскоре ни одного ворона над беглецами не осталось. Взревел Зотей, чуть от злобы не лопнул, с ели спрыгнул, давай посохом в воронов тыкать, но лежат они кверху лапками, не шевелятся.

— Ой, Ваня, — простонал волк, — кабы не судьба моя наследная первому попавшемуся царевичу верой и правдой служить, я бы давно сбежал.

— Так в чём же дело? — задыхаясь от быстрой скачки и перенесенного ужаса, сказал Ваня, грузно сваливаясь со спины волка на мох. — Можешь валить в свой лес. Ты мне помог, сколько мог, а через силу я не неволю.

Волк поднялся на лапы и с укоризной посмотрел на Ваню.

— Ты дослушай сначала, царский сын, а потом уже и выводы делай. Может я к тебе всей душой прикипел, может, я подвига жажду! Может, мне приключения по сердцу пришлись.

— Так чего жалуешься?

— Эх… Были бы те приключения не такие опасные…

— Солдат войны не выбирает, — буркнул Ваня и огляделся по сторонам. Волчьи лапы вынесли их обратно на перекресток четырех дорог.

Ваня подошёл к камню и пнул его носком сафьянового сапога.

— Врешь ты, каменюка бессловесная. Куда бы я ни шел, всюду меня жизни лишить хотели.

— Так домой вернись, — осклабился волк.

— Ну, уж нет.

Ваня навалился на камень и стал его толкать и расшатывать, а волк беспокойно забегал вокруг.

— Ваня, Ваня, постой, — зачастил волк, — нет таких правил, чтобы памятники культуры и народного творчества рушить. Это в будущем, когда отца и мать отрицать станут, когда от корней своих отрекутся, возможно настанет такой час, а ты теперь Рода побойся. Перуна, в конце концов. Он тоже страшный, упаси встретиться.

— Сгинь, хвостатый, — пыхтел Ваня, — свалю эту каменюку брехливую, чтобы других богатырей с пути истинного не сбивала.

— Ваня, Ваня, постой, — продолжал бегать волк и убеждать царевича, — может, ты богатырь не от этого камня. Может, поискать какой-другой древний артефакт, а уж этот ты оставь.

Но царевич никак не хотел слушаться уговоров и терпеливо продолжал толкать камень, потом прислонился к нему спиной и упёрся сапогами в истоптанную землю. От натуги царевич покраснел, но тщетных трудов не оставил. Волк вздохнул, встал рядом и промолвил:

— Под твою ответственность, будущий победитель, освободитель и разрушитель.

С криками «оп-па» царевич и волк навалились на непокорный камень и опрокинули его. Катиться валуну было некуда, и он лишь упал набок, беспомощно глядя сакраментальной надписью вверх. Под ним оказалась выемка с плотными краями чёрной слежавшейся земли. А внутри, заботливо упакованный в дубленую кожу телёнка лежал булатный меч в расписных ножнах, богато украшенных самоцветными камнями.

Ваня счастливо взглянул на волка, и тот рыкнул от удовлетворения.

— И в разрушении старых основ есть некая польза, — промолвил серый скакун, — бесконечность богата вариантами.

— Вот для чего стоял этот камень! — вскричал Ваня, вертя в руках благословенную находку, — а надписи были только для отвода глаз. Это и был тот самый камень Алатырь, про который в былинах гусляр Афтандил мне пел.

— Может быть, — пробормотал волк, рассматривая ножны и меч, — интересно, кровь скольких вражин русского государства на этом мече… И должен ты будешь его на место вернуть после славной победы над Огненным Змеем, или можно находку присвоить и законно владеть, пользоваться и распоряжаться?

— Да брось ты бурчать, волче.

Ваня не мог прийти в себя от восхищения, и был благодарен своей судьбе за все мытарства, которые она ему преподнесла.

— Всё у меня есть теперь: силушка богатырская, верный серый скакун, меч булатный, любовь ненаглядная, — подытожил Иван-царевич, радостно посматривая на волка, — осталось только Огненного Змея победить да молодильные яблоки матушке и батюшке привезти.

— Ага, — кивнул волк и