Против ветра - Дж. Фридман

И наконец, Пол Марлор — наше секретное оружие. Он нам в отцы годится, ему лет шестьдесят или около того, точно не знаю. Он преуспевал на Восточном побережье, то ли в Филадельфии, негласном центре юриспруденции, то ли где-то еще (в подробности он никогда не вдавался), в 60-х годах его ушли, он бросил жену с детьми, объявился в здешних краях лет десять назад с молодой женой и ребенком и обзавелся частной практикой. Блестящий адвокат, он вникает в суть дела с точностью ювелира и делает работы ровно столько, сколько требует дело. Предпочитает держаться в тени — как говорится, береженого Бог бережет. Его сын и моя дочь учатся в одной школе, мы познакомились через ассоциацию, объединяющую родителей и учителей. Хороший мужик, виски может выпить столько, сколько влезет, всегда рад помочь. В нем чувствуется основательность — может, это приходит с возрастом, как больная печень или глухота. Пол придает нашей группе солидность. Остальные будут считаться с его мнением по процедурным вопросам. Он будет считаться со мной — это ведь мое дело. К тому же он недорого взял, что немаловажно.

Словом (мысленно похлопываю я себя по спине), нашей четверке палец в рот не клади.

Мы беседуем уже час. Пока ничего особенного, идут разведывательные действия, мы прощупываем друг друга. При первой встрече обычно так и бывает. С моими помощниками мы уже пробежались по аргументам обвинения, так что они довольно хорошо представляют, чего можно ждать.

Сегодня я должен закрепить адвоката за каждым подзащитным. Я все заранее спланировал и определился с выбором еще до того, как привел сюда всю команду, но не стал объявлять пары, а решил прежде посмотреть, вдруг они не сработаются? К счастью, все обошлось. Оказывается, я знал рокеров уже достаточно хорошо и не ошибся в выборе пар.

Голландца будет защищать Пол: тертый калач и необузданный мальчишка, ни дать ни взять Марк Твен и Гек Финн. Пол будет успокаивающе действовать на Голландца, может, это вообще первый случай благотворного влияния в его жизни.

Гуся я вверяю заботам Томми, их альянс — полная противоположность Голландцу и Полу. Само того не сознавая, жюри присяжных обожает такие парочки. Из всех рокеров у Гуся наилучшие шансы выйти сухим из воды, а Томми с его испаноязычным происхождением это лишь на руку в штате, где заметно сказывается испанское наследие, исполненное чувства гордости. По тому, как они, переглядываясь, скалили зубы, я почувствовал, что их тянет друг к другу, его и Гуся. Словно старый пес, который после бесчисленных пинков решил прикорнуть в теплом укромном местечке у камина, Гусь хотел произвести хорошее впечатление, а Томми принимал и понимал его. Он знал, что в нем нуждаются.

Таракан получает то, что хотел, — Мэри-Лу. Мы говорили о нем еще до того, как я привлек ее к делу. Этот тип, по-видимому, будет самым непредсказуемым, в известном смысле он даже опаснее Одинокого Волка, чей природный ум сполна заявит о себе. Тут все построено на контрасте, но вывернутом наизнанку: женщина сильная и знающая свое дело, но вместе с тем хрупкая, с присущими слабому полу особенностями (она всегда будет надевать скромные платья, юбки), и мужчина, который ловит каждое ее слово. В результате к тому времени, когда присяжным нужно будет выносить вердикт, они помягчеют к Таракану и станут шелковыми. К тому же в глубине души мне кажется, что и Гусю, и Голландцу не по себе в присутствии Мэри-Лу, слишком уж она для них женщина. Раз-другой Таракан попробует подвалить к ней, она от него отмахнется, как от назойливой мухи, тем дело и кончится.

Каждый договаривается со своим подзащитным о встрече на завтра. Большую часть времени мы будем проводить вместе, взяв на себя общую ответственность за неразглашение сведений, сообщенных нам подзащитными, но каждый из них должен знать своего поверенного, подобрать к нему ключики. К тому же мне нужно побыть наедине с Одиноким Волком, ведь исход дела зависит от него: если удастся вытащить его, за остальными дело не станет.

Рокеры провожают нас грустными взглядами. Каким бы крутым ты ни казался, поджилки-то все равно трясутся! Одна мысль о том, что до конца дней окажешься в зарешеченной камере размером шесть на девять футов или, чего доброго, угодишь на электрический стул, может привести в чувство любого, кто еще не сбрендил. А эти мужики не сбрендили, просто у них такой стиль, и вот теперь он начинает выходить им боком.

Мы пьем кофе и разговариваем.

— Может, они в самом деле невиновны, — говорит Мэри-Лу тоном, в котором сквозят удивленные нотки.

— Им шьют дело, это точно! — добавляет Томми. — Более политизированного дела мне еще не попадалось.

— Привыкай! — советует Пол, помешивая ложечкой два куска сахара в чашке. — Политика на этом суде будет в центре внимания. Виновен ты или нет, в такой ситуации это мало что значит, черт побери!

Он старается сделать вид, будто все не так плохо — искусство, которое приходит с годами, с опытом.

Нельзя судить подзащитных, нужно представлять их интересы. Нельзя допускать, чтобы эмоции брали верх над ходом мыслей и тем, как ты строишь защиту. Нужно выполнять свою работу так, чтобы комар носа не подточил, и мириться с тем, что люди, чьи сердца обливаются кровью, зарабатывают себе еще и язву в придачу.

Завтра, после раздельных встреч с подзащитными, мы соберемся снова и попытаемся сопоставить свои выводы. Я счастлив: пока они тоже считают, что, независимо от того, виновны рокеры или нет (в той или иной степени они еще воздерживаются от комментариев), власти штата явно шьют им дело. Единомыслие придает нам бодрости и оптимизма, и подготовка к суду, сама по себе тягостная, обещает пойти как по маслу.

Пол и Томми уходят, Мэри чуть задерживается. Меня так и подмывает пригласить ее на ужин, особенно когда она накрывает мою руку своей.

— Спасибо, что привлек меня к этому делу, Уилл, — говорит она. — Именно оно мне и было нужно, ты даже представить себе не можешь, как нужно! — Она сидит так близко, что я чувствую аромат ее духов. «Шанель № 5». Пахнет так, что голова идет кругом.

— Я рад, что ты рада. — Ну же, старик, подгоняю я себя, не упускай такой случай, тебя послушать — уши вянут!

— Захватывающее дело, правда? Стоит подвернуться чему-нибудь подобному, как сразу вспоминаешь, зачем пошла в адвокаты. Разница просто бросается в глаза, — в такт словам она сильно хлопает ладонью по столу, — после всей той муры, которой занимаешься в «Симпсон энд Уоллес», хотя там и платят большие бабки. — Она пристально глядит на меня: глаза у нее огромные, такие же голубые, как у актера и режиссера Пола Ньюмена (может, она носит контактные линзы, ну и что с того?), и блестят так, как могут блестеть только у адвоката, который сил не пожалеет, чтобы защитить обвиняемого.

— Поэтому мне и нравится адвокатская практика. То, что я делаю, хоть что-то, да значит, — скромно добавляю я. Осталось еще застенчиво похлопать ресницами, чтобы все видели, какой я скромный и самоотверженный.

— Если нужно будет, звони мне в любое время. Я серьезно, Уилл. Это дело займет у нас дни и ночи.

Я киваю. Мне хочется есть, так почему бы…

— Кроме сегодняшнего вечера, — сочувственно, даже озорно улыбается она. — Ужин у меня занят.

— У меня, кстати, тоже, — улыбаюсь я в ответ, давая понять, что ценю такую исключительную самоотверженность, ни в коем случае не хочу посягать на ее личную жизнь.

Черт! А ведь все казалось уже на мази!

Стоя на пороге, я провожаю ее взглядом. А что, отсюда она тоже смотрится неплохо! Хватит, Александер, укоряю я себя. Вы же с ней коллеги, а ты уже собрался ее трахнуть!

Нет, поступив так, я допустил бы ошибку, доходит до меня, хотя я чуть было не решил приударить за ней. Боже, останови меня, пока я снова не убил человека, — или как там говорят о такой бестолочи, как я. Если уж на то пошло, надо сделать татуировку на руке: делу — время, потехе — час. Так будет лучше, с какой стороны ни возьми. Безопаснее, во всяком случае.

4

— Я хочу тебе кое-что показать.

— Да? — Я не обращаю внимания на ее слова, уже поздно, мы с Клаудией весь уик-энд косо смотрели друг на друга. Я не мог отделаться от мыслей о деле, и она, конечно, тут же не преминула заметить это, дети чуют такие вещи почище радара командования стратегической авиацией, они в два счета определят, что с тобой что-то неладно. Она повзрослела, перешла в следующий класс, стала самостоятельнее, старые правила уже не срабатывают. Непринужденного, безропотного представления о том, что папа всегда и во всем прав, нет и в помине, я уже не безусловный авторитет по поводу всего, что творится на свете. Время летит, и мне от этого не по себе, дело не только в том, что она мое дитя, я хочу, чтобы она оставалась дитем — юным, невинным — и нуждалась во мне. В эти выходные впервые до меня дошло, что я нуждаюсь в ней больше, чем она во мне. Это открытие причинило мне самую настоящую физическую боль, рвущую сердце. Переезд в Сиэтл она переживет играючи, пройдет месяц, и у нее начнется новая жизнь, в которой мне не останется места. Она уже завела речь о новом доме, где они будут жить, о новой машине. Да все, что ни возьми, будет новым! Но папа останется таким же, она все время будет ко мне приезжать, чаще, чем когда бы то ни было, — она утешает меня, как только может.