Избранное - Азиз Несин

– Стейнбека ты, конечно, тоже не читал, про Уитмена даже не слыхал. Книг Рассела и Томаса Манна в глаза не видел. Какое же ты право имеешь роскошно жить и сорить деньгами? Есть эти закуски, пить это вино?.. Дерьмо ты…

Подрядчик встал бледный, пальцы его дрожали. Он рывком бросился на Хайдара.

– Эй вы, голодные собаки, – кричал он, – проходимцы голодраные, у которых нет нескольких курушей на стакан вина! Я напоил и накормил вас – и вот благодарность. Что я сделал вам плохого? Бродяги!

– Успокойтесь, господин, – вмешался наконец я, – не стоит обижаться на моего приятеля, он ведь пьян.

А Кемаль с той же удивительной вежливостью продолжал:

– Этого не знаешь, о том не слыхал! Только деньги загребать умеешь! Какое ты право имеешь тратить на себя столько денег?

Подрядчик вновь вскипел:

– Черт бы вас подрал!.. Набили желудки моим добром, и блохи вас начали кусать, голодные псы!.. Слава Аллаху, что я бросил эту поэзию!.. Был бы таким же бродягой! Не зря наше правительство не признает вас за людей и держит в нищете.

Если бы Кемаль замолчал, то и подрядчик бы успокоился. Но того будто бес какой за язык тянул. Подрядчик вскочил на стол, прыгнул на Хайдара и, схватив за ворот, потащил на улицу. Никто не помог бедняге вырваться из рук противника. Тот будто озверел… Хайдар сквозь стоны выкрикивал:

– Какое право ты, предатель, имеешь приглашать нас к столу… Мы поэты! Скотина, не знает даже Арагона, Вердена!

– Вот тебе Арагон, вот тебе Верлен, вот тебе за этого… как его?!. И за того… – лупил его подрядчик.

Потом этот сильный, солидный мужчина свалился у стены и чуть слышно забормотал:

– Вот тебе… Ох, мое сердце! Я совсем обессилел!.. Умираю!..

Кемаль Хайдар растянулся у противоположной стены. Оба не могли шевельнуться, только время от времени перебрасывались ругательствами:

– Ничтожество… не читал Лермонтова!

– Голодный пес!.. Бродяга бездомный!..

– Пушкина не знает, а туда же суется, за один стол со мной лезет!..

– Набил брюхо и разговорился!

Они уже еле шевелили языками. Потом совсем охрипли и начали кидать друг в друга камешки с земли. Когда перестали попадаться камни, Кемаль плюнул в сторону подрядчика.

– Пфу-у!

– Пфу-у! – не замедлил ответить тот.

Так они лежали и плевались. А потом утихли… Вероятно, Хайдар уснул, подрядчик потерял сознание, а может, и умер.

Мы с приятелем втащили Хайдара в автомобиль и отвезли домой. Подрядчика оставили лежащим у стенки. Потом гарсон затащил его в кабачок.

* * *

Прошло много лет. Как же сложилась моя судьба, спросит читатель.

Недавно я ужинал с одним приятелем в ресторане. Ко мне подошел человек.

– Не узнаете? – спросил он.

– Простите, нет, – ответил я.

Он напомнил мне историю, о которой я рассказал выше. Это был тот подрядчик.

– Забыл ваше имя, – сказал он.

– Хасап… – напомнил я.

– А как звали вашего приятеля, с которым я тогда дрался?

– Кемаль Хайдар.

– Если говорить начистоту, ваш приятель был прав… – Помолчал немного и добавил: – Конечно, прав. Я сейчас отдал бы все свое состояние, лишь бы оказаться на его месте. Но талант на деньги не купишь. Выходили его книги? Что-то ни одной мне не попадалось. А я так и не узнал ничего о тех поэтах, имена которых он называл. Чем сейчас занимается Кемаль Хайдар?

– Сейчас? Он чиновник в министерстве общественных работ, кажется, заведует отделом сухопутных дорог. Точно я не помню.

– Так… А книги его выходили?

– Точно не знаю, одна, кажется, вышла или две…

– Да-а… А вы чем занимаетесь?

– Я?.. Я за многое брался. Долго дела мои не клеились. Сейчас я работаю у одного подрядчика.

– Да-да-а!

Лицо моего соседа сначала озарила улыбка, а потом он с грустью проговорил:

– Все мы в молодости увлекались поэзией…

Уникальный микроб

Профессор, лицо которого никогда не озаряла улыбка, в сопровождении ассистентов и многочисленной группы студентов-медиков вошел в палату. Он заведовал отделением глазных болезней и своей строгостью, упрямством, неприступностью больше походил на генерала первой мировой войны, чем на светило медицины. Одним своим присутствием он подавлял окружающих. Не только студенты и ассистенты, но и коллеги старались держаться от него подальше. Однако авторитет его в медицинском мире был непререкаем, он состоял членом многих международных медицинских и научных обществ. Его научные открытия и труды занимали важное место в офтальмологии.

В палатах перед койками больных он останавливался не больше чем на минуту и шел дальше. Ассистенты и врачи не осмеливались задавать ему вопросов.

– Это новый больной?

– Да, господин профессор, поступил вчера… – ответил ассистент слева.

– Что у него?

– Пока еще диагноз не поставлен. У него поражены оба глаза. Жалобы на продолжительную головную боль.

Издали посмотрев на гнойные, воспаленные глаза пациента, корчившегося от боли, светило, не разжимая губ, издал непонятный звук.

– Сию минуту, господин профессор…

Привыкшие к краткости профессорских реплик, сопровождающие поняли, что он просит произвести исследование слизи из глаз больного. Вот так одним намеком он отдавал распоряжения.

Два ассистента взяли выделения из глаз больного на анализ и доложили профессору. Профессор согнулся над микроскопом и очень долго не отрывался от него. Когда он поднял голову, на лице его блуждала улыбка. Ассистенты, врачи замерли: впервые за многие годы они видели его улыбающимся. Профессор снял с полки несколько толстых книг, открывая одну за другой, полистал страницы. Он читал и что-то бормотал про себя: «Да, да… хымм».

– Позовите остальных моих коллег. И студенты пусть придут! – бросил он ассистентам, наблюдавшим за ним.

Кабинет профессора заполнили молодые врачи и студенты.

Мрачный профессор сиял от радости, будто ребенок, которому дали занятную игрушку, не мог устоять на месте, суетился около микроскопа.

– Коллеги, – так обратился он к студентам и ассистентам. – Великая удача… великая удача. Нам удалось обнаружить оригинальный микроб, уникальный, такой редкий случай… Многие глазные врачи вообще никогда не видели и не увидят его… Вам повезло, что вы студентами познакомились с таким редким случаем… Этот возбудитель болезни встречается один раз на миллион, даже на пять или десять миллионов больных…

Профессор стоял и потирал от удовольствия руки, повторяя: «Уникальный микроб».

– Я второй раз в жизни наблюдаю этот микроб… В Париже, когда я был еще ассистентом, мой профессор показал мне его… Больной оказался туземцем из Африки… Если этот микроб проникнет в глаз и в течение сорока восьми часов не будет обезврежен, то человек ослепнет. После отмирания глазного нерва боль утихнет. Необходимо немедленно приступить к делу. Когда начались боли у больного? – спросил он.

– Вчера утром, а ночью его привезли в больницу…

– Так, значит… в нашем распоряжении двадцать четыре часа, потом глаз перестанет видеть… Он испытывает сейчас ужасные боли… Микробы интенсивно размножаются и действуют на зрительный центр мозга, поражая его ткани. Сейчас по очереди поглядите в микроскоп, понаблюдайте за микробом.

Ассистенты и студенты, склонившись над микроскопом, изучали микроб, а профессор в это время оповещал по телефону своих знакомых врачей о выпавшей ему удаче таким возбужденным голосом, словно сообщал радостную весть.

– Дорогой… потрясающая вещь… Не часто своими глазами можешь наблюдать такое… Да… Значит, и вы никогда не видели… Это очень редкий тип микроорганизма. Я полагаю, что в Турции немного врачей видели его. Я сейчас так взволнован, понимаешь, профессиональное любопытство…

Он повесил трубку и обратился к собравшимся:

– Вот, видите, я же вам говорил, он тоже не встречался в своей практике с этим… Знаменитые врачи, и никто не знает, что это за микроб.

Он все время куда-то звонил – ив медицинские общества, и в ассоциацию врачей, всем объявляя: «Микроб в воздушной среде немедленно погибнет. Да, не может… Поэтому болезнь не инфекционная. Иначе все люди бы ослепли… Обратите внимание на его уникальность».

Он оберегал этот микроб, как драгоценность, как великое чудо, и делал все, чтобы сохранить его жизнеспособным. От волнения забыл даже пообедать. Ассистенты трудились тоже без отдыха: двое должны были запечатлеть микроб в красках, увеличенным в тысячу раз. Двое других с помощью студентов готовили питательную среду для этого уникального микроба с тем, чтобы производить всевозможные опыты в различных средах – в кислотной, щелочной, в мясном бульоне и при различной температуре.

В тот день в глазном отделении ничем, кроме как микробом, не занимались. Сестры, санитарки, даже уборщицы – вес были заняты по горло. За время существования больницы в ее стенах никогда не было столько суеты и волнения. Врачи других отделений, услыхав об уникальном микробе, бежали в глазное отделение, чтобы хоть побыть в одном помещении с этакой редкостью. Прибыли врачи и из других больниц.