Стоять в огне - Богдан Сушинский

После тренировки все позавтракали, и Беркут пригласил Отаманчука и Романцова к себе. Вслед за ними, как и было условлено, в землянку вошел Крамарчук. Беркут заметил, что Романцов несколько раз переводил взгляд с него на Николая, однако сходство совершенно не удивляло его. Создавалось впечатление, что он уже знал о существовании двойника Беркута.

— Слушайте меня внимательно, Романцов, — первым заговорил Андрей. — Как вы уже, наверно, догадались, пригласили вас сюда, в лагерь, не случайно. Нам необходимо очень серьезно и обстоятельно поговорить. Вам много раз приходилось бывать в крепости?

— Только один раз.

— Что вы там делали?

— Я уже говорил: фашисты использовали нас для тренировок. Нужны были живые чучела.

— Сколько длилась тренировка?

— Кажется, часа три. А какое это имеет значение?

— Таким образом, у вас была возможность запомнить многих агентов, которых там готовили. И пленных — тоже. Кстати, сколько пленных привезли вместе с вами?

— Человек двенадцать.

— Вы всех их знаете? В лицо, пофамильно?

Романцов затравленно взглянул на Беркута, потом незаметно покосился на Отаманчука. Только теперь он по-настоящему понял, что его проверяют. Причем довольно основательно.

— Ни одного. Нас собрали из разных бараков. Сначала отбирали для работы в Германии, а потом вдруг…

— С виду вы не силач. Но вас тоже отобрали…

— Силач не силач, а на здоровье не жалуюсь. В Германию, как вы понимаете, не просился. Отбирали врачи.

— Итак, вас было двенадцать… Если бы сейчас кто-нибудь из этих пленных оказался здесь, в этой землянке, вы бы узнали его?

— Это что, допрос? — спросил Романцов, обращаясь уже не к Беркуту, а к Отаманчуку. И сразу же оглянулся на Крамарчука. Тот сидел у двери, как раз у него за спиной, и это заставляло Романцова нервничать.

— Отвечайте на вопросы командира отряда, офицера Красной армии, — сдержанно ответил Отаманчук. — Для этого вас и пригласили сюда.

Несколько минут длилось напряженное молчание. Романцова оно тяготило, пожалуй, больше, чем допрос.

— А что, собственно, произошло? — вопрос он задал довольно спокойно. Очевидно, поверил в то, что никаких ненужных ему свидетелей у Беркута нет.

— Вы очень кстати задали этот вопрос, — сразу оживился Беркут. — Дело в том, что нам понадобилась ваша помощь.

— Кто-то выдает себя за пленного из нашей группы?

— Совершенно верно. К отряду «Мститель» прибился один человек. Который также утверждает, что он из пленных, правда, не из вашей группы. Фамилия его — Петраков. Есть подозрение, что он из отряда «Рыцарей Черного леса», того самого, что базируется в цитадели.

— Не может быть! — возразил Романцов. — Немцы ведь знают, что я бежал. Если бы этот человек в самом деле был их агентом и тренировался в крепости, его бы сразу отозвали.

— Логично. Вы сообразительный человек, — улыбнулся Беркут. — Но ведь ваш побег не планировался. А отозвать агента из партизанского отряда не так-то просто. Словом, к чему гадать? Пока вы здесь, у нас есть возможность проверить его. Надеюсь, вы понимаете, какую услугу окажете всему партизанскому движению, если сумеете опознать агента.

— При чем тут услуга?! — облегченно вздохнул Романцов. — Это мой долг. Где этот партизан? Покажите его. Знаете, я было подумал, что вы снова начали проверять меня, поэтому возмутился: «Сколько можно?!» Я ведь уже ходил с партизанами на операцию и стрелял вместе со всеми… Словом, хочу, чтобы и впредь меня проверяли в бою. А вы тут создали целую контрразведку.

— Ничего не поделаешь, — вмешался Отаманчук. — Против нас вон какие службы действуют: абвер, гестапо, СД, сигуранца, полиция, полевая жандармерия… Одни названия чего стоят!

— Конечно, конечно, — сразу же согласился Романцов. — Понимаю, действуем в тылу врага. Здесь нужна бдительность.

— Именно потому, что действуем в тылу, вы сдадите сейчас свое оружие и подождете в одной из землянок, — вновь улыбнулся Беркут, на этот раз совершенно доброжелательно. — Сержант, проводите партизана Романцова.

— Но оружие зачем сдавать?

— Так решено.

Романцов и Крамарчук вышли. Оставшись вдвоем, Беркут и Отаманчук какое-то время молчали, думая каждый о своем.

— Ну, как он тебе? — спросил, наконец, Отаманчук.

— По меньшей мере одну ошибку он уже допустил. Однако подождем часик-другой, пока появится Петраков.

— Я послал за ним железного парня. Тот доставит вовремя.

28

Вернувшись в крепость, Штубер прежде всего позвонил шефу гестапо. Тот еще был у себя и, казалось, даже обрадовался, услышав голос командира отряда особого назначения.

— Только что мне сообщили, что в Залещиках…

— Да, господин штурмбаннфюрер, — перебил его Штубер, воспользовавшись небольшой паузой. — Это моя акция. Ею мы начали большую операцию под кодовым названием «Тевтонский меч».

— Довольно воинственно, — живо отреагировал Роттенберг. — Что же это была за акция?

— Обезвредили Лесича…

— Связного Беркута? Зачем?!

— Пытались взять живым. Но старик предпочел самоубийство. К сожалению, мои люди не смогли ему помешать — сгорел вместе со своим домом. Кроме того, было расстреляно нескольких лиц, активно сотрудничавших с партизанами.

— Ну вот, наконец, и вы по-настоящему взялись за дело, гауптштурмфюрер.

— После беседы с вами, — Роттенберг не уловил в его словах иронии. — Кстати, всю эту большую операцию, а, стало быть, и отдельные ее акции мой отряд проводит совместно с гестапо. Я верно понял смысл нашего недавнего разговора?

— Именно так, гауптштурмфюрер. Можете рассчитывать на полное содействие моих сотрудников. А уж мы поднимем на ноги и абвер, и полевую жандармерию… Да, кстати, потери у вас есть?

— В перестрелке с Лесичем погиб один полицейский. У меня такое впечатление, что эти болваны из местной полиции представления не имеют, как вести себя в бою. Самое большое удовольствие для них — подставить лоб под первую же партизанскую пулю.

— Один убитый полицейский — это не потери. Тем более что он не входил в состав вашего отряда.

— Естественно. Примерно через неделю можно будет провести большую карательную экспедицию против группы Беркута и отряда Иванюка. А завтра утром мои люди начнут серию более мелких акций в лесных селах.

— Чудесно. С какого села предполагаете начать?

— С Заречного.

— С вами приятно иметь дело, гауптштурмфюрер. По-моему, начала проявляться школа Скорцени.

— Благодарю, господин штурмбаннфюрер. Поражает оперативность, с которой вам сообщили о наших действиях в Залещиках. В этом тоже ощущается определенная школа.

— Это необходимая оперативность. Пусть она вас не смущает. Кроме того, учтите, что отныне во всех наших рапортах будет фигурировать и отряд «рыцарей». Надеюсь, вы не собираетесь сжечь это село дотла и уничтожить всех его жителей.

— Нет.

— Осмотрительно. Хотя местные варвары и заслуживают поголовного истребления, но все же на такую масштабную акцию следует получить соответствующее разрешение начальства. Война — это еще и политика.

— В Заречном я преследую иную цель. Там будут действовать «партизаны Беркута». Которые, конечно же, не станут уничтожать все село. Но и не удержатся от того, чтобы показать крестьянам, кто истинный хозяин в этих краях.

— Неплохо задумано, — согласился Роттенберг, внимательно выслушав его.

Уверенный в успехе акции, Штубер тоже остался доволен этим разговором. Шеф местного отделения гестапо оставался единственным нужным человеком, с которым он до сих пор не наладил дружеских отношений. Теперь и это достигнуто. Правда, неопределенными оставались взаимоотношения с Ранке. Но не лучше ли позаботиться об их улучшении самому подполковнику вермахта, имеющему дело с офицером СС? В конце концов, это уже вопрос престижа.

Операцию против партизан Штубер действительно планировал начать уже через неделю-другую. Но пока что ситуация складывалась не в его пользу. Отряд терял людей, еще не начав активных действий. Чего стоит одна только история с Беркутом!…

Ничего, скоро он пройдет по этой земле, как смерч. И те, кто сегодня считает его заурядным армейским тыловиком, завтра содрогнутся от его жестокости. Правда, он все еще не терял надежды завербовать Беркута, он вообще редко отказывался от своих намерений. Однако либеральничать не собирался. В Германию он должен вернуться, добыв такую же славу, как Скорцени в Австрии. Только такую. И сама судьба дарит ему эту возможность. Кого ему жалеть, на кого оглядываться? Подольск должен стать ступенью его карьеры, а не мазком позора.

Что же касается Беркута, то он сделает все, чтобы захватить этого лейтенанта в плен. Тогда уж разговор с ним будет несколько «деликатнее»… Для этого он и направил в лес Звонаря. Конечно, можно пойти по обычному пути уничтожения группы. Но это не его манера. Работать нужно с выдумкой, чтобы виден был почерк мастера. Оригинальный почерк. О его операциях здесь должны слагать легенды. Лишь тогда он может рассчитывать на то, что сумеет вырваться отсюда и стать резидентом где-нибудь в Англии, Штатах или Швейцарии.