За пределы страха. Трансформация негативных эмоций - Томас Троуб

Поглощение в высокой степени насильственно, потому что повреждает нашу способность учиться и осваивать вселенную. Без этих способностей мы не можем развить самоуважение. Тем не менее, в человеке с сильной раной поглощения есть глубокое и мощное верование, что его (ее) энергия, творчество, свобода, сексуальность или даже духовность будут подавлены и разрушены, если они позволят кому-то приблизиться. Такой страх создает мощный внутренний конфликт. Мы знаем, что не можем жить без любви, и все же не доверяем любви. Мы инициируем любовь и тут же отталкиваем — снова и снова. Одна часть нас, та, которая хочет любви, привлекает ее и может даже начать глубокие отношения. Затем Эмоциональный Ребенок в нас, несущий рану поглощения, реагирует на малейший признак контроля, манипуляции или собственничества. Оттого что реакции редко связаны с реальностью, другой чувствует, что с ним обходятся несправедливо. Его (ее) попытки сближения с поглощенным человеком постоянно наталкиваются на разочарование и отвержение. Часто тот, кто отталкивает, испытывает болезненное чувство вины за свое поведение, но силы, которые пришли в действие, слишком мощны, и бесполезно пытаться их контролировать.

Если мы признаем, что в нас есть сценарий отталкивания других или избегания близости, скорее всего, мы также увидим, что отождествлены с раной поглощения. Может быть, мы сможем отследить источник нашего страха до конкретной ситуации, в которой «любовь» сопровождалась глобальным контролем и подавлением и оставила нас с глубоким чувством предательства. Но на самом деле неважно, насколько нам удастся восстановить историю. Важно то, что пока мы отождествлены с раной поглощения, не мы владеем своими чувствами и поведением. Они непроизвольны, иррациональны и ошеломляющи. Важно помнить, что если мы ощущаем себя задетыми в нынешних отношениях, это не потому, что как-то неправильно ведет себя другой. Несомненно, он(а) спровоцировал(а) рану, но не может быть ее источником. Другой не может заставить нас чувствовать себя поглощенными, подвергнутыми контролю, манипуляциям и собственничеству! Он(а) только касается раны, которая уже есть внутри и просто ждет повода. Если мы попадаемся в ловушку убеждения, что во всем виноват другой, то будем снова и снова упрочивать одни и те же драмы сближения и следующего за ним отступления в праведном негодовании. Или мы можем жить жизнью изоляции, потому что внутри верим, что любовь всегда кончается контролем.

В отношениях человек с сильной раной поглощения обычно принимает роль Антизависимого. Его ужасает близость, потому что она ставит лицом к лицу с изначальной травмой, бывшей глубоким предательством любви. Антизависимый раскачивается как маятник между двумя стратегиями: начиная противостоянием и бунтом в стремлении к свободе и независимости, он чувствует себя виноватым, жаждет любви и движется в угождение и подчиненность. Затем приходит в гнев, ощущает себя ограниченным и снова перескакивает в противоборствующую, бунтующую позицию. Эти скачки не ведут ни к какому сдвигу в сознании, пока не появляется видение и понимание того, что происходит внутри глубже.

Когда Эмоциональный Ребенок в нас чувствует себя поглощенным, мы верим, что единственный способ быть свободным — избегать близости или постоянно отталкивать другого. Но свобода, которую мы ищем, никогда не может прийти из реакции на другого. Не поведение партнера в отношении нас удерживает нас в тюрьме.

Наша свобода — в нашем распоряжении в любое мгновение. В тюрьме нас удерживает именно то, что мы отождествлены и не осознаем, как и почему ведем себя тем или другим образом.

Я сам мог бы выйти победителем в любом соревновании по интенсивности раны поглощенности. Когда я стал исследовать, почему мне так трудно делать то, что я хочу, то оказался лицом к лицу с ужасом моего Эмоционального Ребенка перед наказанием или отвержением. Каждый раз, когда я шел против ожиданий или требований другого, каждый раз, когда я разочаровывал того, кого любил, мне приходилось справляться с этим страхом. Когда мы отождествлены с поглощенным Эмоциональным Ребенком в нас, мы реагируем на тех, кто к нам приближается, очень противоречиво. Часто у нас есть лишь смутное ощущение того, что мы хотим на самом деле. Мы устраиваем небольшие бунты, потом испытываем ужасное чувство вины за то, что обидели или предали другого. Мы ищем любовь и свободу, но безнадежно теряемся где-то посредине между ними. Мы испытываем чувство вины каждый раз, когда уходим в свое пространство, и обиду, если этого не делаем. В результате нам становится трудным и то, и другое. Бунт против человека, предъявляющего к нам требования или ожидания, часто кажется нам единственным способом снова прийти в соприкосновение с собственными потребностями.

Отталкивание другого человека легко может стать повторяющейся моделью автоматической бессознательной реакции. Мне удалось выйти из нее, когда я позволил себе чувствовать страх быть «задушенным», если он провоцировался. При этом я оставался присутствующим и даже выражал то, что чувствовал. Раньше для меня было характерно поддерживать хроническое отстранение просто для того, чтобы уменьшить тревожность и страх. Но, выходя из автоматического поведения и позволяя случаться «опасным» опытам близости, я соприкоснулся с поврежденным доверием и горем ребенка, который открылся и пережил насилие над открытостью. Я начал понимать, почему моя уязвимость «ушла в подполье».

Исследуя все это, я пережил глубокое горе, потому что понял, как ранил других и себя из-за внутреннего недоверия. Я увидел, как мое проигрывание бунта и обиды травмировало тех, кто пытался ко мне приблизиться. Я делал их ответственными за раны, полученные гораздо раньше. Я также осознал все моменты недостаточной близости с женщинами, с которыми я был, с друзьями и семьей. Даже когда мой отец умирал, я не смог выразить любовь и благодарность к нему настолько полно, как мне этого хотелось. Это боль поглощенности. Она может подавлять нас эмоционально так сильно, что потребуется огромное доверие, терпение и принятие себя, чтобы открыться снова. К счастью, с Аманой мне удалось открыться и обнажить себя до такой степени, что я раньше никогда и не подозревал, что это вообще возможно. И все же бывают ситуации, когда я возвращаюсь к старым привычкам, к изоляции и отступлению.

Я также нашел, что для разрушения отождествленности с Эмоциональным Ребенком я должен рисковать и делать то, что хочу, чувствуя спровоцированный этим страх. Моим нормальным поведением было бы отказывать себе в опытах, которых я жаждал, из боязни, что другому это не понравится. Так было особенно часто со мной в прошлом, когда я хотел проводить время с друзьями вместо того, чтобы уделить его женщине или делать что-то в одиночестве. Для меня самого звучит абсурдно, но я буквально думал, что у меня нет права уделять время себе и делать то, что я хочу. Такое чувство вины, кажется, приходит вместе с поглощением. Риск игнорировать его опыт меня ужасал. В результате я все же делал то, что хотел, но в реактивном и бунтующем состоянии, чувствуя гнев, обиду и вину, и естественно, в ответ получал реакцию. Тогда я впадал в транс «Мне-Не-Дают-Пространства». Именно мои страхи, а совсем не ожидания партнера, создавали проблему. Как только я собрался с силами, чтобы рисковать, и рисковать в ясности, а не в реакции, я стал видеть со все большей отчетливостью, что требования, ожидания и реакции другого человека не имеют значения.

Как только мы ясно понимаем себя, танец окончен. Процесс происходит с нами самими, с нашими собственными страхами, с тем, чтобы знать и признавать действительными собственные желания и потребности, находить храбрость, чтобы рисковать.

Если мы в детстве пережили поглощение, то становимся склонны постоянно реагировать на любимого человека так, словно это родитель. Амана — не моя мать. Я помню случай, произошедший несколько лет назад, вскоре после того, как мы познакомились и стали встречаться. Мы были в Дании, откуда она родом. Я обычно чувствую себя там немного неуверенно — я не знаю датского языка, а для нее это дом, и она среди старых друзей. Мы остановились, чтобы заправить машину, и Амана между делом объяснила мне, как это делается. Она очень точна и внимательна к деталям, но не слишком склонна к контролю. Все же я вспылил: «Не говори мне, что я должен делать!» В этот момент я осознал, что обращался не к ней. Реакция пришла из прошлого. Каждый раз, навещая мою мать, я подвергаюсь новой возможности пережить собственную поглощенность. Она — любящий и добрый человек, но автоматически остается матерью. Она поддерживает непрерывный монолог, состоящий из советов и порицаний. Через несколько дней, как бы я ни уговаривал себя не реагировать, я начинаю сходить с ума. Она теряется в бессознательном материнстве, я падаю в состояние поглощенного Ребенка, у которого «едет крыша». Помнить различие между настоящим и прошлым — большой шаг в освобождении от отождествленности с поглощенным Ребенком.