Письмо от русалки - Камилла Лэкберг

Свет фар задней машины последовал за ним, когда он свернул со скоростной трассы в сторону Фьельбаки. Прищурившись, Кристиан пытался разглядеть заднюю машину, но было слишком темно, и фары ослепляли. Его руки, крепко вцепившиеся в руль, вспотели от напряжения. Пальцы затекли. На мгновение он опустил одну руку, чтобы ее размять.

Он увидел ее перед собой. В голубом платье, с ребенком на руках. Запах клубники, вкус ее губ. Прикосновение ткани ее платья к его коже. Ее длинные каштановые волосы.

Кто-то выскочил на дорогу. Кристиан резко затормозил и на несколько секунд потерял управление. Машину занесло в кювет, он внутренне покорился, приготовился ко всему. Однако в нескольких сантиметрах от кювета машина остановилась. В свете его фар впереди отчетливо виднелось белое пятнышко на заду у косули, и он проводил ее взглядом, когда она испуганно запрыгала прочь через поле.

Мотор по-прежнему работал, но его гудение потонуло среди шума в голове. В зеркало заднего вида он увидел, как машина, ехавшая позади, тоже остановилась, и осознал, что пора трогаться с места. Прочь от света фар, преследующего, ослепляющего его.

Позади него открылась дверца, кто-то вышел из машины. Кто это направляется к нему? Снаружи было так темно, что он видел лишь приближавшуюся черную бесполую фигуру. Еще несколько шагов — и она подойдет к двери его машины.

Его руки, лежавшие на руле, затряслись. Оторвав взгляд от зеркала, Кристиан посмотрел на поле и рощу, едва различимую вдали. Сидел и ждал, уставившись в темноту. Дверь со стороны пассажирского сиденья открылась.

— Как вы себя чувствуете? С вами все в порядке? Похоже, что вы с ней не столкнулись.

Кристиан посмотрел в ту сторону, откуда доносился голос. Седой человек лет шестидесяти озабоченно рассматривал его.

— Ничего страшного, — пробормотал Кристиан. — У меня просто легкий шок.

— Да, жутковато, когда кто-то вот так выскакивает на дорогу прямо перед носом. Так с вами точно все в порядке?

— Да-да. Я сейчас поеду домой. Как раз ехал во Фьельбаку.

— А, а я в Хамбургсунд. Поезжайте осторожно!

Мужчина закрыл дверцу, и Кристиан почувствовал, как пульс начал приходить в норму. Это всего лишь тени из прошлого, они не могут навредить ему.

В голове снова возникла мысль о письмах, но он отогнал ее. Если он начнет обо всем этом думать, Она снова возьмет власть. Этого он не может допустить. Он приложил столько сил, чтобы все забыть. Больше Она до него не доберется.

Он выехал на дорогу, ведущую в сторону Фьельбаки. В кармане куртки продолжал жужжать мобильный телефон.

~~~

Алиса продолжала кричать — целыми днями и целыми ночами. Он слышал, как мать с отцом это обсуждали — говорили, что она страдает коликами. Но как бы это ни называлось, без конца слышать ее вопли было невыносимо. Звук врывался в его жизнь, отнимал у него все.

Почему мать не возненавидела ее за то, что она так много кричит? Почему она носила ее на руках, пела ей, укачивала ее и смотрела на нее с мягким выражением лица, словно жалея ее?

Алису жалеть не стоило. Она специально им все портила, в этом он был совершенно уверен. Иногда, когда он наклонялся над колыбелькой и смотрел на нее, маленькую и сморщенную, похожую на червяка, она открывала глаза и тоже смотрела на него. Ее взгляд говорил, что она не желает, чтобы мать любила его. Поэтому она кричит и требует от нее всего, чтобы ему ничего не досталось.

Иногда он замечал по отцу, что тот чувствует то же самое. Похоже, он понимал, что Алиса делает все это специально, чтобы и ему не досталось ни капельки внимания матери. Однако он ничего не предпринимал. Почему? Ведь он большой и сильный. Уж он-то мог бы заставить Алису замолчать.

Отцу тоже не разрешалось прикасаться к малышке. Иногда он все же пытался: неуклюже брал ее на руки, похлопывал по спине и по попе, пытаясь успокоить. Но мать всякий раз говорила, что он все делает не так, и отбирала у него Алису. Он съеживался и молча отходил.

Однажды отцу разрешили посидеть с Алисой. Перед тем она орала три ночи подряд — хуже, чем когда бы то ни было. Он лежал без сна в своей комнате и прижимал к голове подушку, чтобы отгородиться от этого звука. В духоте под подушкой росла ненависть. Она разрослась настолько, что совсем придавила его — пришлось приподнять подушку, чтобы сделать вдох. Мать тоже устала — не спала три ночи. Так что она сделала исключение — отдала ребенка отцу и пошла прилечь. А отец решил ее искупать и спросил, хочет ли он посмотреть.

Отец тщательно проверил температуру, наполнив ванну водой, и посмотрел на Алису, которая на этот раз молчала, таким же взглядом, каким смотрела на нее мать. Никогда ранее отец не был важной персоной; он оставался второстепенным персонажем, потерянным в сиянии матери, исключенным из ее общения с Алисой. Но сейчас он почувствовал свою значимость, когда улыбнулся Алисе, и она ответила на его улыбку.

Отец бережно опустил крошечное тельце в воду, положил ее на подставку, обшитую махровой тканью, — словно маленький гамак, в котором она могла полулежать. Нежными движениями он стал мыть ее ножки, ручки, толстый живот. Она шевелила ручками и ножками. Теперь она не кричала — наконец-то перестала. Но это уже ничего не значило. Она победила. Даже отец покинул свое убежище за газетой, чтобы улыбаться ей.

Он неподвижно стоял в дверях, не сводя глаз с рук отца, омывающих крошечное тельце. Отец, который стал его единственным другом после того, как мать перестала смотреть на него. В дверь позвонили, и он вздрогнул. Отец перевел взгляд на дверь, потом на Алису, не зная, как поступить. Потом спросил:

— Ты можешь минутку присмотреть за сестренкой? Я только посмотрю, кто это. Я сейчас вернусь.

На секунду он заколебался. Но затем почувствовал, как подбородок опустился вниз движением, напоминающим кивок. Отец, стоявший на коленях возле ванны, поднялся и попросил его подойти. Ноги двигались механически, когда он сделал два шага, отделявших его от края ванны. Алиса посмотрела на него. Боковым зрением он увидел, как отец вышел.

Теперь они остались одни — он и Алиса.

~~~

Эрика с удивлением уставилась на Патрика.

— Во льду?!

— Да, тот бедняга, который его обнаружил, пережил шок.

Патрик кратко рассказал жене о событиях дня.

— Могу себе представить! — воскликнула Эрика и тяжело плюхнулась на диван. Майя тут же попыталась взобраться ей на колени, однако задача оказалась не из легких.

— Пливет, пливет! — закричала Майя, приложив губы к животу. С того момента, как они объяснили ей, что малыши у мамы в животике могут слышать ее голос, она не упускала возможности с ними пообщаться. Но ее словарный запас был пока ограничен, так что беседа получалась достаточно однообразной.

— Похоже, они спят, не буди их, — сказала Эрика и поднесла палец к губам.

Майя повторила это ее движение, а потом приложила ухо к животу, чтобы убедиться, что малыши действительно спят.

— У тебя, наверное, был ужасный день, — тихо проговорила Эрика.

— Да, — кивнул Патрик, пытаясь отогнать воспоминания о лицах Сии и детей. Особенно взгляд Людвига, так похожего на отца, надолго останется в памяти.

— Во всяком случае, теперь они знают. Иногда мне кажется, что неопределенность еще ужаснее, — сказал он и уселся рядом с Эрикой, так что Майя оказалась между ними. Она радостно перебралась к нему на колени, где места было побольше, и уткнулась головой ему в грудь. Он нежно погладил ее по светловолосой головке.

— Ты прав. Однако лишаться надежды всегда тяжело, — задумчиво проговорила Эрика. — У вас есть хоть какие-нибудь версии произошедшего?

Патрик покачал головой:

— Нет, пока мы ничего не знаем. Ничегошеньки.

— А письма Кристиану? — спросила она. Внутренне она боролась с собой. Рассказать ли мужу о сегодняшнем походе в библиотеку и своих размышлениях по поводу прошлого Кристиана? В конце концов она решила этого не делать.

Сначала надо побольше разузнать.

— Я пока не успел взяться за них. Нам все равно придется еще раз встретиться с родственниками и друзьями Магнуса, и тогда я обязательно поговорю с Кристианом о письмах.

— Сегодня утром ему задали этот вопрос в программе «Доброе утро», — сказала Эрика и сжалась при мысли о своей роли в тех неприятностях, которым теперь подвергался Кристиан.

— И что же он ответил?

— Он ушел от разговора, но было заметно, как ему все это неприятно.

— Ничего удивительного, — вздохнул Патрик и поцеловал дочь в макушку. — Ну, что скажешь? Давай приготовим ужин для мамы и малышей?

Он встал и взял Майю на руки. Она радостно закивала.

— Ну, что мы с тобой приготовим? Рыбные палочки с картофельным пюре — подойдет?

Дочка задумалась, потом кивнула. Сама она предпочитала сосиски, однако любезно согласилась и на рыбные палочки.