Месть вора - Борис Седов

Я выбрался из постели, включил в комнате свет и обнаружил на спинке стула армейские брюки и фланелевую рубашку, старые, но чистые и даже тщательно отутюженные, явно приготовленные для меня. Оделся, наскоро ополоснулся из рукомойника и только тогда пожал Шершавому руку.

– Присаживайся, братан. – Старик пододвинул мне стул. – В ногах правды нет. Посидим, выпьем по маленькой. Закусим, так сказать, для аппетита. А потом наверх пойдем, в горницу. С братвой познакомлю. В баньку сходишь, попаришься. Пообедаешь по полной программе. Ирка сегодня с утра суетится, овцу заколола, пирогов напекла. В грязь лицом не ударит перед гостюшкой дорогим. Все, чем богаты в дыре своей, тебе предоставим. Не хуже, чем в «Астории» или «Национале». Чего надо, так только скажи… – Шершавый наколол на вилку соленый груздок, выпил водки, поморщился. – Вот только прежде мы с тобой наедине потолкуем. Ответишь, уж извини, кое на какие вопросы. Много времени у тебя не отниму…

Он отнял у меня ровно два с половиной часа. Выведал всю мою подноготную, начиная с того, чем я занимался в Питере и как угодил на кичу, и заканчивая тем, как я познакомился с нетоверами и как погибла Настасья.

– Про тех, что на вас наезд совершили, я знаю, – сказал Шершавый. – Бодяга такая, будто конвой хлебалом прощелкал, они момент и словили. В парму ушли погулять. Мусора особо и не менжуются, шухер большой не подымают. Типа, безобидные урки, активисты с правильными, если по-мусорскому считать, характеристиками. Одним словом, никакого беспредела от них ожидать не приходится. Погуляют по парме и возвернутся. А оно вон как вышло…

– А что говорили, когда я соскочил? – спросил я.

– А то и говорили, что вырубил двоих конвоиров, забрал волыну у них и свалил. А про Комяка – то, что он проводником у тебя. Спецом тебя дожидался все лето около Ижмы. Да только будто бы вы пошли через парму не к нам, а то ли в Печору, то ли в Ухту. Здесь тебя никто и не ждал, кроме нас. Конечно, есть у мусоров и на тебя, и на Тихона ориентировки. Да тока мусора здесь в Кослане такие, что и не почешутся. Так что не менжуйся. Погостишь у нас денька три, как у Христа за пазухой, а там со своим человеком тебя в тепловозе до Магистрали, до Микуня, отправим.

– А дальше?

– Гоше Китайцу тебя там передадут. Ксиву какую-никакую получишь, а уж куда дальше, того я не ведаю… Ладно, Коста, что-то мы с тобой заболтались. Пошли наверх, что ли, а то братва заждалась. Да и пироги зачерствеют…

В горнице за длинным, заставленным всевозможной снедью столом кроме Ирины я обнаружил еще семерых человек – троих мужиков примерно моего возраста, похожих, словно родные братья, и четверых представительниц прекрасного пола. Притом младшая из них по моим прикидкам должна была еще ходить в школу, а у старшей уже вполне могли быть внуки.

– Голован… Артем Амикан… Макс, – представил мне мужиков Шершавый. – Братья родные они, Макс с Амиканом. А Голован – их двоюродный, – пояснил он, и я улыбнулся, подумав, что успел догадаться об этом и без подсказки. – С бабами сам познакомишься. Ирку знаешь уже… Че, клуши, расселись?! – прикрикнул на женщин Шершавый. – Обзовитесь гостю.

– Алена, – тут же церемонно протянула мне тонкую ручку самая младшая, состроила на мордашке загадочную улыбку и буквально за доли секунды раздела меня глазами.

– Мария, – буркнула самая старшая, лет сорока с гаком, и удивила меня, сообщив: – Жена вот этого алкоголика. – Она приникла щекой к саженному плечу Голована, и только тут я обратил внимание на то, что тот уже здорово в подпитии. Если не сказать более. Сидит, уткнувшись взглядом сомнамбулы в блюдо с салатом, и ничего, кроме этого блюда, похоже, не замечает. Впрочем, братья Макс и Артем тоже не отличались ясностью взоров. Пожалуй, мы с Шершавым заставили себя ждать слишком долго. А чего мужикам впустую тратить драгоценное время, когда стол так и ломится от бутылок с водкой и самогоном?

Двух остальных женщин – полногрудую блондинку с толстым слоем косметики на круглом лице и симпатичную худенькую брюнетку, вообще без косметики – звали соответственно Ольга и Вика.

– Дюймовка и Сыроега, – добавила к их именам погоняла Ирина.

А я определил, что обеим не больше двадцати пяти лет, и сразу решил, что с любой из них, а то и с обеими сразу я не прочь провести следующую ночь. Если, конечно, никто из мужской половины компании не предъявит мне претензий по этому поводу.

«Или мне предназначена малолетка? – подумал я, усаживаясь за стол рядом с ней. – А может, Ирина с ее уродливым шрамом и сиплым прокуренным голосом?»

– Накладывай, Коста. Чего уселся, как не родной? – тут же напомнил о себе прокуренный голос. – Ленка, за гостем ухаживай. Макс, разливай.

Но я прикрыл ладонью свой стакан.

– Погоди, погоди. Кто-то обещал мне баньку.

– Обещала, – согласилась Ирина. – Стоплена баня.

– Так схожу я помоюсь сначала? – испросил я позволения у застольного общества. – А потом и выпью, и пообедаю. А то с полным брюхом париться как-то не в кайф.

– И правда, Коста, иди, – сказал Толик Шершавый, пододвигая ногой стул и устраиваясь во главе стола в переднем углу под скромной божницей. – А мы пока посидим, свое перетрем… Вон девок, если хочешь, с собой прихвати. Пускай спину потрут, – произнес он как бы в шутку, но Алена тут же уставилась на меня выжидательным, более того, просительным взглядом – мол, дяденька, а можно мне с вами? – Ольга, Виктория. Подымайтесь давайте.

– Ой, нет, – тут же оживилась, замахала рукой Ольга Дюймовка. – Нельзя мне в баньку сегодня…

– Краски[28] уей, – бесцеремонно объявил Амикан, и Дюймовка…

– Бесстыжий!!!

…стукнула кулачком его по широкой спине. Амикан дурашливо ойкнул, подпрыгнул на стуле и протянул лапу к своему стакану.

– Пошли, покажешь, где баня, – легонько коснулся я хрупкой коленки Алены, и она, словно боясь, как бы я не передумал, поспешно вскочила. Оказалось, что она почти с меня ростом, а ведь во мне было сто восемьдесят пять сантиметров. «Эх, девочка, – подумал я. – Тебе бы из этой "малины" да прямо на подиум. Или на Староневский[29]? Это уж как подфартит».

Следом за нами не спеша, с достоинством, поднялась из-за стола Вика. За все время, что я находился в горнице, она проронила лишь одно слово – назвала мне свое имя, – но наконец разродилась более длинной фразой:

– Пивка взять с холодильника? Или кваску?

– Бери. Чего спрашивать? – просипела Ирина и сама побежала в задоски, где стоял большой трехкамерный «Электролюкс». – Викуся, рыбки солененькой прихвати…

Чтобы попасть в баню, пришлось пересечь широкий заулок[30], который был огорожен низеньким палисадом, поэтому я предусмотрительно сгонял на разведку Алену – не шляется ли рядом кто, кому совсем необязательно видеть меня в гостях у Ирины. Хотя дом стоял на самой околице, более того, можно сказать, на отшибе, но мало ли кому приспичит оказаться поблизости. Осторожность в моем положении никогда не может оказаться излишней.

– Никого, Коста, – пискнула, приоткрыв дверь в дом, Лена. – Пошли. – И тут же показала свои острые бабские зубки: – Хрен ли мы с собой тащим эту шалаву фригидную? Гони ты ее обратно. Вдвоем классно помоемся.

– Хм… – неопределенно ответил я и поспешил за малолеткой, по пути с удовольствием изучая взглядом ее длинные стройные ноги, обтянутые цветастыми лосинами, и размышляя о том, можно ли без презерватива позволить себе что-нибудь с этими местными красавицами? Не накручу ли себе на конец какой-нибудь гадости?

Вика где-то застряла – то ли чистила и нарезала соленую рыбу, то ли процеживала квас. А Алена тем временем не терялась. Не успели мы оказаться в предбаннике, как она плотно прикрыла за нами дверь и без каких-либо прелюдий повисла у меня на шее, жадно впившись мне в губы. Юркий язычок скользнул мне в рот, тонкие пальчики жадно вцепились в мои ягодицы.

– Э, юная леди… – Я отстранил девочку от себя, откинул у нее с лица длинную прядь светло-русых волос. – Нельзя же так сразу. От переизбытка чувств меня может хватить кондратий. Свалюсь вот на пол и сдохну прям у тебя в ногах. Что братве отвечать будешь?

Лена состроила умильное личико и совершенно серьезно спросила:

– Правда, что ли? У тебя что, мотор барахлит? Тебе, может, и париться вредно?

– Мне вредно заниматься любовью с такими маленькими девочками, как ты. Тебе сколько лет?

– Восемнадцать, – соврала мне моя подружка. – Так ты что, в натуре считаешь… – Она не договорила, сделала вид, что обиделась, и, усевшись на лавочку, начала расшнуровывать кроссовки. – Хорошо. Сейчас эта лярва Сыроега припрется, ее и трахай. Мешать вам не буду…

Хрен не стала она нам мешать!

Когда Вика с огромным пакетом, набитым бутылками и закусками, наконец пришла в баню, Алена, уже стянув с себя лосины и черные кружевные трусики, но почему-то оставив без внимания длинный бесформенный балахон с капюшоном и аппликацией белого медвежонка, сидела на лавочке в самой что ни на есть развратнейшей позе и маникюрными ножницами подстригала волосы на лобке. На меня она не обращала никакого внимания, но точно знала, что я за ней внимательно наблюдаю, и получала от этого огромное удовольствие.