Богатые — такие разные. Том 2 - Сьюзан Ховач

— Не нужно выходить из себя, Стив. Никто не поверит вашим обвинениям, потому что все относятся ко мне очень хорошо. Я один из самых популярных людей па Уолл-стрит.

— Вы безумец! — гнев мой быстро перешел в отвращение. — Вы сошли с ума! И должны убраться из банка прямо сейчас, сию же минуту…

— Никогда!

Его обычное спокойствие взорвалось так неожиданно, что я отпрянул назад. У меня было такое ощущение, словно он разлетелся передо мной на куски.

Он вскочил на ноги со сверкавшими глазами и с багрово-красным лицом, на котором лихорадочно блестели влажные губы.

— Я скорее умру, чем уйду! — кричал Чарли. — А если умру, то, клянусь, унесу с собой и вас обоих, и весь этот проклятый банк!

Я бросился к лежавшему между нами на столе револьверу, он он схватил его первым. Потеряв равновесие, я стал падать, и последнее, что услышал, прежде чем грохнуться на пол, были три выстрела, быстро прогремевшие один за другим.

Первым он застрелил О'Рейли. Мне повезло: в меня он стрелял в тот момент, когда я падал, утратив равновесие, и пуля, пролетев мимо, вонзилась в книжный шкаф. Третьим выстрелом он покончил с собой.

Я не успел подняться с пола, как из смежной комнаты в кабинет ворвались мальчики.

— Боже мой! — Я с трудом узнал искаженный ужасом голос Сэма Келлера. Цепляясь за письменный стол, я пытался подняться на ноги, ставшие словно деревянными. — Он вас ранил?

Я не знал, ранил ли он меня. Я был в шоке и лишь хватал ртом воздух. Наконец я оглядел арену кровавой бойни. Скорчившемуся в кресле О'Рейли пуля попала в сердце. В глазах его застыло выражение удивления. Чарли упал лицом вперед на письменный стол. Рана зияла в его черепе.

— По-моему, Стив в порядке, Сэм. Крови нигде не видно.

— Господи Иисусе, Нэйл, что нам теперь делать?

Они возбужденно перебивали друг друга, и мне казалось, что над головой у меня кричали перепуганные птицы.

— Ночной сторож! — выдавил я, все еще стоя на коленях. — И охранник. Они должны были слышать выстрелы. Нельзя, чтобы они вас здесь увидели. Никто не должен знать о вас.

— Спокойно, Стив, — повернулся ко мне Сэм. — Дать вам выпить глоток бренди?

Я вытащил свою фляжку, отпил виски прямо из горлышка и встал на ноги.

— Уходите же отсюда, ребята, черт возьми!

— Но…

— Сматывайтесь! И все спрячьте! Делайте, что я говорю!

Они рванулись обратно к платяному шкафу как раз в тот момент, когда из нижнего вестибюля донесся звук шагов ночного сторожа.

Я встретил его у двери.

— Вызовите полицию, Уиллис! — приказал я, с трудом переводя дыхание. — Произошло ужасное несчастье…

Отослав сторожа, я захлопнул дверь, запер ее на ключ и выпустил мальчиков из шкафа.

— Тащите оборудование для записи в машину. Пять минут па все, а то и меньше.

Они взялись за аппаратуру, а я вернулся в кабинет, глубоко вздохнул и занялся делом: слава Богу, револьвер не заставит полицию заподозрить меня. Я тщательно стер отпечатки пальцев Чарли, вложил рукоятку револьвера в руку О'Рейли и предоставил ему естественным образом упасть на пол рядом с его креслом. Все стало выглядеть так, как если бы пулю в лоб пустил себе не Чарли, а О'Рейли. Едва я с этим покончил, как меня вырвало на колосниковую решетку камина, но я уже овладел собой, пока Корнелиус с Сэмом кончали сматывать провода.

— Все в порядке, мальчики, — сказал я. — Помните, вы ничего не видели и не слышали. Вас здесь вообще не было. Поговорим завтра. А теперь выбирайтесь отсюда.

Едва они скрылись из виду, как в большом зале застучали сапоги полицейских, поднявших шум, напоминавший нападение революционных войск на британцев.

Усевшись в кресло, я постарался принять вид глубоко потрясенного человека. Это не потребовало особого труда.

Спустя неделю был объявлен официальный вердикт, согласно которому Чарли был убит Теренсом О'Рейли, покончившим затем жизнь самоубийством, в состоянии аффекта. Я лгал всем в глаза, давал всем подряд взятки и тупо пил каждый вечер, чтобы заглушить не отпускавший меня ужас. Я никогда бы не стал даже пытаться устраивать эту инсценировку, если бы у меня был хоть какой-то выбор, но, к сожалению, выбора у меня не было. Огласка преступлений Чарли навсегда погубила бы банк.

Я сказал полиции, что уволил О'Рейли после похорон Пола из-за несовместимости наших характеров и что с тех пор он мне постоянно докучал. Говорил, что с ним обошлись несправедливо, и обвинял меня в дискриминации, которой его здесь подвергают, поскольку он католик. Когда я, наконец, из чисто христианского милосердия согласился встретиться с О'Рейли, я попросил присутствовать при этом Чарли, так как боялся говорить один на один с психически неуравновешенным человеком.

— Однако он был спокоен и не хватался за револьвер, — объяснял я, — пока я не признался в том, что я протестант.

Отвечая на вопросы следователя, я сказал, что О'Рейли был нанят Полом Ван Зэйлом в качестве малоквалифицированного работника и всегда был глубоко уязвлен своим незначительным положением в банке.

Полиция целиком проглотила эту историю и отступилась за хорошую взятку, которая всегда была лучшей смазкой для механизма этого города открытого порока, чьим идолом был Джимми Уокер. Пресса под винными парами замяла все подробности и опубликовала сущую ерунду. На пресс-конференции я постарался накачать журналистов самой шикарной выпивкой, которой они и в глаза не видали со времени голосования в Конгрессе Восемнадцатой поправки. Потом я полчаса излагал им свои соображения, но все они так напились, что были просто не в состоянии задать ни одного нежелательного вопроса.

Об истине не догадывались даже мои партнеры. Перепевая им на разные лады версию, состряпанную мною для полиции, я говорил, что, когда сведения, добытые от Грэга Да Косты, вывели меня на О'Рейли, я привлек Чарли для окончательного разоблачения Теренса, и никому и в голову не пришло, что Чарли тоже мог быть вовлечен в этот заговор. Как ни странно, мне помогла именно популярность Чарли. Никто не поверил бы в то, что он виновен в растрате, не говоря уже об убийстве, и таким образом его проклятая «репутация» спасла не только его доброе имя — хотя и посмертно, — но также и доброе имя самого банка «Ван Зэйл».

Все мои партнеры были так благодарны мне не только за разоблачение заговора, но и за нейтрализацию его последствий, что никто не возразил, когда я предложил считать себя старшим партнером наравне с Льюисом. На этот раз даже Клэй был вынужден молча проглотить свою ревность.

Похороны были для меня мучительными, и, как я их перенес, остается только удивляться. Самым ужасным был момент, когда Миранда Блэр, вся в слезах, сказала мне, что тронута моей печалью в связи со смертью Чарли. После окончания церемонии я едва добрался до дому и до бесчувствия напился.