«1212» передает - Хануш Бургер

На допросе арестованный заявил, что таким, как он, командование поручило навести порядок на фронте, приказав расстреливать на месте всех паникеров и подозрительных лиц. Делалось это, видимо, для того, чтобы заставить командиров немецких частей не отдавать необдуманных приказов.

Ночью музыкальную передачу «Анни» мы прервали официальным сообщением: по ошибке в руки противника (значит, к американцам!) попал чрезвычайно важный документ. Дальше следовало детальное описание специального пропуска. Мы выразили опасение, что противник, подделав такие пропуска, может снабдить ими своих агентов. Поэтому подобные пропуска немедленно отменяются! Начиная с сегодняшнего дня каждый, у кого найдут такой пропуск, будет рассматриваться как шпион и подлежит расстрелу на месте!…

Как-то ночью на виллу приехал Вальтер Шель, который трое суток находился на участке французов. Он быстро взбежал по лестнице, о чем-то доложил Шонесси, после чего в дом ввели какого-то пожилого господина. Его поселили в отдельную комнату и сразу же приготовили ему ванну.

Вот что узнал любопытный Сильвио от Вальтера. Утром Шель был в Саарлаутене, в одной французской части. Когда он собирался уезжать, к нему подошел незнакомый юноша и спросил, есть ли здесь американские офицеры. Вальтера заинтересовало, зачем они ему понадобились, и мальчик, немного подумав, рассказал, что в доме его родителей скрывается крупный немецкий офицер, который хочет сдаться в плен, но только американцам и, разумеется, только офицеру.

Вальтер сразу понял, что тут пахнет сенсацией. По правилам Шель должен был доложить об этом ближайшему французскому офицеру, так как находился на участке французов, но, будучи преданным агентом УСС, решил наплевать на союзников, так как знал, что Шонесси всегда покроет его. Получив адрес и нацепив на себя капитанские погоны, Вальтер забрал немецкого офицера. Это был генерал-лейтенант Эрнст фон Потен.

Это дело был скрыто не только от французских союзников. Пленного немецкого генерала, разумеется, в первую очередь нужно было передать в отдел ДЖИ-2, но Шонесси решил воспользоваться полномочиями УСС.

Итак, гитлеровский генерал сидел в элегантном салоне нашей виллы и обедал. Шонесси составил ему компанию. Полковник не захотел ввязываться в это дело. Я был за переводчика.

— Для начала спросите его, что он думает о Гитлере? — потребовал Шонесси.

Выяснилось, что генерал был австриец. Без военной формы он был похож скорее на надворного советника, ушедшего на пенсию. Хороший обед и теплая комната расположили его к разговору. Он уже забыл о трех днях, проведенных в маленькой нетопленой комнатке в Саарлаутене.

— Гитлер? — переспросил он, улыбаясь.

Все было предельно просто: господина генерала фон Потена надул ефрейтор Шикльгрубер! Небольшое недоразумение! Со всяким может случиться…

Шонесси поинтересовался, каково настроение у коллег генерала.

— Настроение? Вам я могу сказать об этом, господин майор. Посредственное, очень даже посредственное!

— И как долго вы будете оказывать нам сопротивление?

— Сопротивление? — У генерала была привычка повторять стержневое слово. — Разве это сопротивление? Одна проформа. Знаете, мы вас прекрасно понимаем. К сожалению, вы с русскими связаны договором и потому вынуждены несколько кривляться, чтобы это не было похоже на сепаратный мир. Но и тут мы играем вам на руку…

— Что вы скажете о нашей пропаганде, о радио, листовках и тому подобном?

— Листовки? Иногда они очень забавны. Мне их ежедневно клали на письменный стол. Редко когда попадалось что-нибудь оригинальное. Трудно выдумать что-то новое… Не обижайтесь, но вся эта писанина не играет никакой роли.

«Бедный Фридмен, бедный Бинго, бедный Габе!» — подумал я.

— Радио? По-моему, оно кое-что сделало, но и на его передачи клюнули немногие… Радиопередатчик «Кале»? Это потеха! Нечто подобное в свое время и я предлагал завести у нас, для России. Но сегодня нам это уже не поможет. Это годится, когда войска наступают. Вот ваш передатчик «1212», должен признаться, очаровал меня!

— Почему вы думаете, что «1212» работает на союзников?

Генерал от души рассмеялся:

— Господин майор, мы же здесь одни! Терпеть такой вражеский радиопередатчик на собственной территории? Да его за один час можно запеленговать и уничтожить!… Что касается моего участка фронта, то ваша информация была очень корректной. До мелочей! Но я не раз себя спрашивал, что же за этим скрывается? Чего хотят добиться американцы?

— И что же вы думаете?

— Что я думаю? — Генерал вынул нож и отрезал кончик толстой сигары, которую ему дал майор. — Знаете, в Вене я знал одного биржевого маклера… Извините, пожалуйста, за подобное сравнение, но я невольно вспомнил о нем сейчас… Этот маклер первое время давал своим клиентам очень толковые советы, и они стали доверять ему довольно крупные суммы. И вдруг переворот, хорошо подготовленный переворот! Когда лучшие клиенты маклера перевели ему огромные деньги — больше двух с половиной миллионов шиллингов, он взял да и скрылся с ними! Интеллигентный такой человек, даже из хорошей семьи…

Генерал лениво зевнул. Шонесси пожелал ему доброй ночи и сказал, чтоб он чувствовал себя как дома.

Рундштедт трубит отбой

— Я должен написать в Вашингтон, что история с биржевым спекулянтом — вовсе не американское открытие, — сказал Сильвио.

Мы ехали на север. Тисон сидел за рулем.

Перед нами лежали заснеженные предгорья Арденн. Серое небо, низкие облака… Такая погода стояла с самого

Рождества, и наши истребители-бомбардировщики все еще не могли быть задействованы. На северо-западе, в районе Болоньи, время от времени виднелись огненные всполохи и слышались сильные взрывы. Пулеметная стрельба заглушала наш мотор.

Слева от нас тянулась длинная вереница печальных машин полевого лазарета — поток раненых все не уменьшался.

Мы проехали дальше. Впереди нас катил оливковый лимузин полковника. Мы ехали на сборный пункт военнопленных.

— Скажи, ты веришь, что наши передачи способны укоротить войну хотя бы на один день? — допытывался Сильвио.

Я пожал плечами:

— Даже если и на один час, и то это спасет жизнь сотням солдат обеих сторон…

— Обеих сторон? — задумчиво повторил Сильвио. — Солдатам этот час вряд ли что даст, а вот для концлагеря один час может многое значить.

Сильвио беспокоился не зря. Нацисты перед концом войны будут стараться замести следы, то есть будут убирать свидетелей своих преступлений.

Сильвио разглагольствовал по-немецки. Водитель нас не понимал.

— У меня из головы не выходит мысль, что наша добрая «Анни» — слишком дорогостоящее и сложное дело. Для выполнения таких задач вполне достаточно простого передатчика. Сиди себе, передавай военную информацию и баста! Зачем же им понадобились господа Градец, Бернштейн, Брейер и Дирк, понять не могу…

— В Пентагоне сидят романтики, — пробовал возразить я.

— Это ужасно дорогая романтика! Кроме того, парни из Вашингтона страдают ее отсутствием… Не за красивые же глаза Шонесси создали такой уют с виллой, француженкой-кухаркой, винным погребком и так далее…

— Конечно, нет. Может, речь идет о сепаратистском движении? Но это же абсурд!

— Вовсе нет, — ответил Сильвио. — Но, с другой стороны, все старые аферы — дело рук французской секретной службы, а нашим господам на это, видимо, наплевать. Наверняка они хотят запастись на послевоенное время целым рядом аргументов… Говорят, что англичане приложили руку к событиям 20 июня. Может быть, и мы хотим, иметь такую группу? Ведь потом достаточно будет сообщить общественности о том, что «1212» лишь технически зависела от американцев, а идеологически, извини за выражение, — от сепаратистов. Возможно, среди них есть человек, с которым позже американцы будут иметь дело. Правда, многие из них слишком стары. Например, Аденауэр, бывший бургомистр Кельна. Ему сегодня под семьдесят…

— Я все же убежден, что «Анни» преследует прежде всего военные цели, хотя наши булавочные уколы в конечном счете ничего не дают. Капля на раскаленный камень! Ведь и ты, Сильвио, как-то сказал, что мы — та капелька, которая может переполнить чашу… Помнишь?

— Я и сейчас того же мнения.

Нас перегнала колонна грузовиков с пехотинцами. По виду это были уже не новички. У каждого на шее висело по связке лимонок. Не меньше чем часа через два эти солдаты будут в деле. Машины шли густо, одна за другой, будто и не на войне. Достаточно было одного вражеского бомбардировщика, чтобы разметать их!

Колонну замыкал джип, в котором рядом с водителем сидел унтер-лейтенант. На капоте машины красовалась фотография какой-то кинозвезды и надпись: «Мы говорим по-американски».