Дети ржавчины - Михаил Тырин

Мы выпили. Затем завязался разговор, из которого я очень быстро выключился. Погонщики вспоминали какие‑то свои байки, переговаривались малопонятными фразами, посмеивались над странными шутками. В этой комнате я вдруг остался один.

И тогда меня пронзило тревожное чувство. Я четко осознал, что завтра отбываю навстречу неизвестности, а здесь не остается никого, кто бы меня искренне ждал. Во всем этом мире нет человека, которого бы волновала моя судьба. И если сбудется пророчество Подорожника и я лягу где‑нибудь на обочине с разбойничьим ножом в спине, не останется ничего, кроме праха. Ни воспоминаний, ни слов, ни дел. Этот мир прекрасно обходился без меня и будет обходиться дальше.

И тогда я снова ощутил настоящую, неудержимую, горькую тягу в тот край, где меня действительно ждали.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ДОРОГА

Перед сном я много думал о предстоящей дороге. Мне столько разного о ней наговорили, что я ожидал увидеть что‑то из ряда вон выходящее. Казалось, за пределами города начинается особая зона, мир, в котором нормальный человек долго существовать не может.

Но я увидел обычную пыльную колею, обросшую редким кустарником и петлявшую между валунами. Время шло, колеса катились, а ничего не происходило. Изредка попадались одинокие пустынные огороды, где на неровных грядках среди могучих сорняков торчали какие‑то чахлые, не знающие человеческой заботы растения. Никто здесь не ухаживал за посадками, поэтому иногда трудно было отличить – где огород, а где просто дикая заросшая поляна.

Впрочем, я понимал, что почти везде был огород. Не так много земли имели здесь люди, чтобы позволять ей пустовать и кормить бесполезную лебеду и полынь. Везде, где могло что‑то расти, бросались в землю клубни, семена, луковицы.

Вдоль дороги почти не было деревьев. Я знал, что яблоневые сады расположены по другую сторону заставы, там, откуда начинается степь. Мы же двигались по каменистому краю предгорья.

–  Расслабься, – посоветовал Подорожник. – Ты как староста на куче картошки.

Он, наверно, был прав. Я сидел на повозке, распрямив спину и вглядываясь в каждый камень. Вчерашние разговоры подействовали – я теперь везде искал угрозу.

–  Как только расслабишься – тут и начнутся неприятности, – ответил я, чтобы оправдаться.

–  А если не расслабишься – не начнутся?

–  Я буду к ним готов.

–  Вряд ли. Когда станем проезжать деревни, тогда и надо смотреть. А тут ты своими грозными взглядами только ящериц распугаешь.

Я постарался посмотреть на мир другими глазами, как советовал погонщик. Мир выглядел еще более угрюмым и диким. Позади скрипела вторая тележка, под командованием Медвежатника и Свистуна. Впрочем, Свистун спал. Медвежатник зевал. Они везли десяток мешков с какой‑то едой на продажу. Груз нашего экипажа составляли только продуктовые запасы и сверток, который Подорожник положил в свою дорожную сумку.

–  Поспи, – посоветовал погонщик.

–  Не хочется. Лучше ты.

–  А кто лошадь поведет? Ты дорогу‑то знаешь? На этом очередной пустой разговор прекратился. Мы долго молчали, но я не тяготился этим. С моим попутчиком можно было просто молчать. Я начал разглядывать далекие вершины гор. Хотелось когда‑нибудь забраться на них и оглядеть эту несчастную землю с большой высоты. Может, удастся увидеть ее границы. Может, чуточку дальше.

–  Помнишь, ты говорил мне про чужаков? – спросил я.

–  Вроде что‑то говорил.

–  Откуда они к вам приходят?

–  В каком смысле?

–  Ну, откуда они берутся. Где живут чужаки?

–  Никогда не задумывался.

–  Очень странно. А вдруг там, откуда они пришли, жизнь лучше, чем здесь?

–  Ха!, Видел бы ты этих чужаков, не говорил бы такое.

–  Неужели совсем не интересно?

–  Да нет… Живут где‑то. Нам туда не надо. Кому надо – тот пусть интересуется.

–  А что, есть такие?

–  Всякие есть. Некоторые пытались уйти через дальние горы.

–  И что же?

–  А ничего, – погонщик усмехнулся. – Там теперь столько мертвецов, что, говорят, в хорошую погоду видно, как на склонах белеют их кости. Многие хотели уйти от Пылающей прорвы, а как от нее уйдешь, если она везде?

–  Куда они пытались уйти? В какую сторону?

–  В любую. Куда бы ни шел, остановишься перед горами. Если хватит смелости на них карабкаться – попадешь в Прорву. Она тебя и прикончит.

–  Ну а что там дальше? Что после Прорвы?

–  Ничего там нет, – удивленно ответил Подорожник. – Прорва – она и есть Прорва.

–  То есть ты хочешь сказать, что ваша страна со всех сторон окружена Прорвой?

–  Так и есть. В ней и рождаются посланники, которые убивают людей и животных.

«Двухмерная модель мира, – подумал я. – Это мы уже проходили».

–  Ну а старые вещи, – сказал я вслух, – откуда они берутся? Не чужаки ли приносят их с собой?

–  Ерунда, – скривился Подорожник. – Старые вещи упали с колесницы, которая в старые времена появилась в небе, пронеслась над землей и канула в Прорву. С тех пор люди их находят. Вот так.

И в этой легенде мне послышалось нечто знакомое.

–  Неужели ты сам в это веришь? Погонщик посмотрел на меня с сомнением. Словно раздумывал, доверять ли мне свои сокровенные мысли.

–  Ну, говори!

–  Сказать честно, я думаю по‑другому. Да и не только я. Старые вещи поднимаются на поверхность из подземных городов. Там когда‑то жили люди, которые их изготовили. Или даже сейчас живут.

–  И почему ты так думаешь. Подорожник? – спросил я, стараясь не показывать излишней заинтересованности.

–  Если бы вещи упали с колесницы, их давно бы уже все собрали. А на самом деле они не переводятся. Люди находят все новые и новые. И главное, находят их в земле. Даже из‑под земли достают. Мы сейчас едем на одну из горных застав, так там целый холм перекопан, как муравейник. Люди все ищут и ищут. И находят.

Я был тронут тем, с какой наивностью этот сильный и по‑своему мудрый человек объясняет устройство мира. Версия с колесницей, конечно, не выдерживала никакой критики. Но дыма без огня не бывает. Если в народе говорят про небесную колесницу, значит, действительно что‑то здесь когда‑то пролетало. Впрочем, разговор про подземные города я тоже не мог воспринимать всерьез. Я мог только тщательно проанализировать этот фольклор и вычленить из него крупицы подлинной истории. Устное творчество всегда хранит в себе часть истории.

–  Скажи, Подорожник, – спросил я, – кем был твой отец?

–  Отца не помню. Его убила Прорва еще до моего рождения. Мать говорила, он был погонщиком, как я.

–  А дед? Ты помнишь деда?

– Деда помню… плохо. Он, кажется, строил дома… Или мебель делал. Или инструменты, чтобы делать мебель. Знаю только, что ему удалось дожить до моего рождения, а увидеть своих внуков – это не каждому выпадает.

–  Ну а чем занимался прадед?

–  Ну ты и спросил! Кто же такое помнит? Это ведь когда еще было!

–  Неужели мать или бабка тебе не рассказывали?

–  А зачем это рассказывать?

«Итак, связь поколений здесь утрачена полностью, – мысленно констатировал я. – Кто знает, может, дед его водил истребители против аэроидов. А он не помнит».

–  И никто не знает, как жили предки? – продолжал я допрос.

–  Обыкновенно жили, – пожал плечами погонщик. – Как и мы. К чему ты клонишь? У меня голова разболелась от твоих вопросов. Давай‑ка лучше смотри по сторонам, скоро будет заброшенная деревня.

Я послушался его, хотя вопросов оставалась уйма. Ничего, еще успею их задать. Нельзя так сразу набрасываться на человека. А то, чего доброго, и этот заподозрит во мне шпиона.

Мы все больше удалялись от подножия горного хребта. Камней, валунов попадалось теперь меньше, почва вокруг была неровная, преимущественно глинистая. Кое‑где на холмах росли хилые деревья.

–  Ухо востро, – тихо предупредил погонщик. Я на всякий случай обернулся. Наши напарники уже не дремали, а вытягивали шеи, вглядываясь в нагромождения холмов. Свистун сжимал в руке палку с привязанным к ней обломком лезвия. Я знал, что у нас на повозке лежат два таких же орудия, прикрытые соломой.

–  Посмотри, – сказал Подорожник и почему‑то ухмыльнулся.

Я взглянул вперед. Там темнели заросли ивняка, сквозь которые блеснула вода. Дорога огибала вытянутый пруд.

–  Вон туда смотри, – вновь проговорил Подорожник и вытянул руку.

Я наконец увидел. В полусотне метров от мостика, где пруд из ручейка разливался в обширную заводь, над водой висело тусклое металлическое яйцо, размером с хорошую бочку. Оно не просто висело, а медленно вращалось, и вода под ним так же медленно закручивалась водоворотом.

Эта штука притягивала взгляд. Но я по профессиональной привычке сразу переключил внимание на то, что вокруг – берега пруда, осоку, склонившиеся над водой кусты. Зафиксировав явление, нужно сразу изучить окружающую его среду. Это для того, чтобы уяснить целостную картину, вовремя обнаружить опасность или какие‑то определяющие признаки.