Долго и счастливо? (СИ) - Котов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это непросто, однако я стараюсь концентрироваться на деталях.
Начнем с того, что я не знаю, что побудило Вонку остаться сегодня со мной: засыпать он всегда предпочитал в одиночестве, а если я пыталась протестовать, то только нравоучительно качал головой:
— Если у тебя проблемы с засыпанием, то психологи в таких случаях рекомендуют брать в постель плюшевого мишку. А я не столь функционален. Как говорят экономисты, мы «несовершенные субституты». Потому что, во-первых…
Впрочем, не мешает заметить, что сегодня он весь вечер вел себя странно: подозрительно открыто, радушно, я бы даже рискнула сказать, нежно, хотя это совсем не его эпитет. Конечно, у него бывали приливы хорошего настроения, обычно возникающие в тот момент, когда плен вдохновения уже отпускает, а воодушевление от работы еще осталось, но сейчас у меня возникло стойкое ощущение, что здесь все неспроста. Или он что-то замышляет, или произошло какое-то событие… Но какое? Что могло его так изменить и как долго это продлится?
Я снова поворачиваюсь на бок и внимательно разглядываю его темный силуэт. Вонка лежит на спине, скрестив руки на груди, точно древнеегипетский фараон в саркофаге. С тех пор как он уснул, он не пошевелился ни разу, я отслеживала. Если бы он не дышал, у меня могли бы возникнуть подозрения, что он мертв.
Я собиралась сказать ему свою новость сегодня же, но хрупкая идиллия вечера и ночи лишила меня храбрости для отчаянного шага. Я неоднократно пыталась спрогнозировать его реакцию, в душе понимая, что от него можно ждать чего угодно, и мое воображение уже успело нарисовать картинку собранных чемоданов и прощания с фабрикой. Я не верила всерьез, что такое может случиться, но страх потерять все в одночасье парализовал, как змеиный яд, и чем больше я думала о грядущем, тем сильнее осознавала всю степень своего недоверия к магнату. Брачный союз не скрепил нас — мы не стали единым целым, я так и не узнала его до конца. Мы одиночки, и по-прежнему живем в разных мирах. Но нас объединяет что-то, с чем ни тот ни другой не может совладать: мы можем стремиться к счастью, только зная, что где-то рядом есть другой, с кем мы связаны неразрывно. Теперь этой ситуации предначертано измениться: ребенку суждено или разорвать скрепившие нас узы, или наоборот сплотить нас. И зная о неизбежности перемен, я жду их с ужасом и трепетом, понимая, что за любым счастьем следует момент расплаты. Ничто не пугает меня больше, чем перемены, и осознавая это, я снова раз за разом вспоминаю своего отца.
«Никогда не знаешь, что ждет тебя за следующим поворотом на дороге жизни, но это не значит, что надо останавливаться». Это стало его девизом, значит вероятно, в свое время было его личностным преодолением. Но что это действительно для него значило? Возможно, папе, как и мне, было присуще желание остановиться, повиснуть на полах уходящего времени, не давая ему уйти, пока однажды он не понял, что в меняющемся мире это сродни попыткам зацепиться за древесный ствол во время урагана — природная стихия все равно вырвет дерево с корнем. И я это понимаю, но лишь рассудком. Меня мучит страх перед будущим: я не знаю, станет ли оно лучше или хуже, и до смерти боюсь что либо менять. Я боюсь решений и боюсь их последствий. Не знаю, случайно ли это подметил Эд своим подарком или намеренно, но я медленный человек. Это правда. Каждый шаг вперед сопровождает новое усилие. Я не хочу двигаться, я боюсь. Но жизнь толкает вперед не спрашивая.
Я сворачиваюсь калачиком и под мерное дыхание Вонки проваливаюсь в сон, позволив памяти самой решить, что стоит запомнить. Да, этот момент прекрасен, но он не драгоценный камень: его не положишь в шкатулку, не добавишь в коллекцию. Я засыпаю в надежде, что дальше будет только лучше, и отпускаю этот волшебный миг, позволив ему остаться за поворотом. Пусть это лишь маленький шаг к переменам, но это уже начало.
***
Я на дух не переношу большие торговые центры: их атмосфера соткана из навязчивой суеты, и входя в их мир, ты будто вступаешь в гонку, где первый приз — недостижимое совершенство. Твои добровольные взносы — это самоотдача, терпение, чувство вкуса, хорошая память и толстый кошелек. От навязчивой музыки к третьему часу начинает болеть голова, ноги гудят, а на вешалках, кажется, только одежда, которая у тебя уже есть, или та, которую ты никогда не наденешь. Как правило, я быстро выматываюсь и еле волочу ноги, а придя домой, без сил бросаюсь на кровать и сразу засыпаю.
Но выбирая одежду для Чарли, я вхожу во вкус и покупаю ей две пары джинсов: голубые и темно-синие, кремовый летний сарафан, шерстяное платье, несколько пар белья, носков и колготок, кипу разноцветных футболок, клетчатую рубашку, целых четыре разных юбки, кашемировый свитер, персиковый пуховичок и нежно-розовый легкий плащ, шорты, бриджи цвета морской волны, джинсовку, трикотажный кардиган и груду разносезонной обуви.
Шарлотта быстро устает от примерок, ноет, скулит, просится обратно, угрожает побегом, и мне дважды приходится поддаться на ее провокации и купить ей мятное мороженое местного производства (которое, если верить Вонке, здесь делается из порошка для чистки раковин, перетертого с сахаром).
Именно в тот момент, когда Чарли усердно поглощает вторую порцию, происходит нечто очень странное: мимо нас проходит сухопарая женщина с тонким злым ртом и прической, напоминающей цветную капусту, и, Шарлотта, заметив ее, вздрагивает и практически кидается мне на шею, перепачкав мороженым волосы.
— Миссис Вонка, тс-с-с, если она меня увидит — хана. Умоляю, не смотрите на нее! Не называйте меня по имени!
Она прячет лицо у меня на груди, я чувствую, как ее тело дрожит, и мне самой становится не по себе. А тут еще эта женщина, будто почувствовав, что говорят о ней, резко оборачивается и ее взгляд, как сканер, просвечивает меня от макушки до подошв. Я наигранно улыбаюсь и глажу Шарлотту по
