Беовульф - Кэйтлин Кирнан

Теперь и Вальхтеов отвернулась от окна. Руки ее были сжаты до белизны в костяшках.

— Да, дорогой мой муж, скажи нам, прошу, где родитель Гренделя, — обратилась она к Хродгару, но не сводила глаз с Беовульфа.

— Исчез. — Король отер рот. — Исчез его отец. Рассеялся бесследно, как туман на солнце. Не будет от него вреда человеку.

— Беовульф, он уже однажды соврал нам.

— Я ни разу не соврал, — отрезал Хродгар, покраснев. Глаза его оживились, он даже приподнял меч.

— Хорошо, хорошо, не соврал, — согласился Виглаф. — Но умолчал, чьего сына мы одолели.

— Прекрати, — Беовульф положил руку на плечо Виглафа. — Не подобает таким тоном разговаривать с королем данов.

Виглаф опустил голову, отошел к окну.

— Беовульф, послушай меня. Пора нам возвращаться. То, для чего мы сюда прибыли, сделано. Что еще?

Прежде чем Беовульф успел открыть рот для ответа, за дверью раздались шаги, в комнату вошел Унферт.

— Беовульф! — произнес он, едва войдя в комнату.

Виглаф раздраженно повернулся к вошедшему:

— Позлорадствовать пришел?

Унферт глубоко вздохнул, не обращая внимания на Виглафа и как будто не задетый едкостью его вопроса.

— Я был неправ, — продолжил он. — Я был неправ в своих сомнениях, Беовульф, сын Эггтеова. И я отрешился от этих сомнений. В храбрости твоей усомнится лишь глупец незрячий. Я прошу у тебя прощения.

— Ну вот, теперь пришел черед скоморохов, — пробурчал под нос Виглаф, отворачиваясь к окну.

— Я принимаю твои извинения, — тихо сказал Беовульф, и Виглаф у окна зарычал, негромко, но вполне явственно. — И прошу у тебя прощения за моего друга Виглафа. Много мы видели сегодня ужасного, ожесточающего сердца. К тому же мы потеряли товарищей.

— Я хочу подарить тебе… Если ты не откажешься принять… — И Унферт повернулся к вошедшему вместе с ним рабу Каину. Каин вручил хозяину большой меч.

— Меч Хрунтинг, — сказал Унферт, протягивая оружие Беовульфу. — Он принадлежал отцу моему Эгглафу, получен отцом от отца его, а тем — от своего.

По отблеску клинка Беовульф оценил благородство старинного оружия. Унферт держал меч на вытянутых руках.

— Прошу тебя, прими этот меч, Беовульф. ')то мой дар тебе.

Беовульф отвесил легкий поклон, принял оружие, осмотрел клинок, рукоять, перекладину, драгоценные камни и гравировки украшений, изящную продольную канавку вдоль тела клинка.

— Меч прекрасен, спору нет, и я благодарен за такой щедрый подарок. Но против магии демонов… А в этот раз явно была использована магия… Против магии любой меч бессилен.

— Хрунтинг больше чем меч. Отец рассказывал, что клинок закален в крови и что владеющий этим мечом в бою непобедим.

— Что бы он рассказал о собственном боевом опыте, — снова проворчал у окна Виглаф, и Беовульф бросил на него неодобрительный взгляд.

— Дар от чистого сердца несет в себе собственную магию, друг Унферт, — сказал Беовульф.

— Сожалею, что я в тебе сомневался.

— А ты прости меня за упоминание об убийстве братьев. Необдуманные, поспешные слова.

— Правда, и спешно высказанная, остается правдой, — заметил Виглаф.

Беовульф рассматривал меч, задержал взгляд на рунах.

— Знаешь, Унферт, если я выслежу мамашу Гренделя, то могу и не вернуться. И древний меч твой пропадет со мною.

Унферт покачал головой.

— Пока этот меч с тобой, он не пропадет.

Тут Беовульф повернулся к Виглафу.

— А ты, могучий Виглаф, остаешься ли со мною?

— Что ты дурак рехнувшийся, спору нет. Надо же выдумать — лезть в адские глубины!

— Не спорю. Но ты-то ведь со мной.

Виглаф засмеялся смехом безрадостным и безнадежным.

— С тобой. До конца. Боюсь, до очень скорого.

— Но где нам ее искать? — Этот вопрос Беовульф адресовал королю.

Хродгар пожал плечами, поскреб мечом плиту пола, нахмурился, откашлялся и поднял глаза на Беовульфа.

— Есть, пожалуй, один человек, знающий ответ на этот вопрос. Некий горец. Слышал я его, и есть ему что рассказать о местах, где жил Грендель, где и мать его обитает. Унферт может вас к нему проводить.

— А ты останешься, государь и король мой? — не оборачиваясь и не глядя на присутствующих, спросила Вальхтеов. — Беовульф снова отправится навстречу смерти своей, чтобы спасти твое королевство, а ты останешься с женщинами, детьми и немощными старцами?

Хродгар откашлялся и вытер губы ладонью.

— Я и сам немощный старец. Зачем Беовульфу лишняя обуза? И найдется ли во всей стране лошадь, способная меня нести? Извини, Беовульф…

— Зачем извинения? — запротестовал Беовульф, не дождавшись, пока Хродгар договорит. — В свои дни, государь, ты дрался храбро, драконов не пугался. А сейчас твое место здесь, у кормила державы, с твоим народом. С твоей королевой.

Вальхтеов недовольно пробурчала что-то себе под нос, не поворачиваясь к мужчинам.

— Я же лучше погибну, мстя за смерть своих танов, чем останусь в живых, чтобы всю жизнь скорбеть об их гибели. Если судьба велит мне вернуться домой, то мне будет что рассказать о том, как я стремился отомстить убийце моих танов. Я не хочу предоставлять отмщение другим.

— Лишь дурак не дорожит своею жизнью, — грустным голосом промолвила Вальхтеов. Король вздохнул и покачал головой.

— Все живущие ожидают смерти, — сказал Беовульф, глядя на Вальхтеов и желая, чтобы она повернулась к нему, чтобы еще раз перед расставанием увидеть ее фиалковые глаза. — Таков смысл жизни. Долгое ожидание неизбежной смерти. Единственное утешение воина в том, что он может достичь славы, прежде чем смерть настигнет его. Уйду я — и что после меня останется, государыня, кроме рассказов о моих подвигах?

Но она не повернулась. И ничего не ответила.

— Не стоит медлить, — прервал тишину Виглаф. — Лучше отправиться засветло, чем дожидаться темноты.

И вот Хродгар простился с ними, обещая осыпать по возвращении златом-серебром, и Беовульф с Виглафом последовали за Унфертом.

13 Договор

Горца, о котором рассказал. Хродгар, они нашли в конюшне недалеко от палисада. Он готовил свою пегую кобылу к отъезду. Звали горца Агнарр, был он высок ростом, жилист, немолод, годился Беовульфу в отцы. Борода его белела, почти как свежевыпавший снег. Ночной бойни избежал он лишь по счастливой случайности, задержавшись где-то по торговым делам. Сейчас готовился к возвращению на свою ферму. Услышав о цели Унферта и двоих гаутов, горец нахмурился. Ему явно не хотелось говорить о таком щекотливом предмете.

— Мало нам в эти дни гадостей, чтобы такое поминать? — проворчал он, набрасывая толстое шерстяное одеяло на спину своей широкозадой кобылы. Лошадь нервно перетаптывалась с ноги на ногу, прядала ушами и фыркала. — Видите? Чует она, даже лошадь чует, что недобрым делом пахнет.