Куда делся секс? (сборник) - Арина Холина

Второй вариант – это когда люди любят ради самих романтических переживаний. Не могут удержаться. Они не задумываются о будущем, не строят планов – их несет по течению. Часто такие чувства создают нечто прекрасное, но и мучительное.

Был такой гениальный художник Юло Соостер. С женой он познакомился в лагере (вся история описана в замечательной книге Лидии Соостер «Я с улицы Красина»). Он, конечно, был в мужском, она – в женском. Его посадили за увлечение Парижем, за мечты увидеть великих европейских художников, ее – за то, что ее подруга была знакома с американцем. Они познакомились в театре, куда творческих заключенных отправляли украшать сцену.

Это была великая любовь. Но натуру невозможно изменить. Зато можно изменить жене. И она будет мучиться. А он будет мучиться потому, что заставляет страдать других. Обычно люди разводятся, но Соостер умер.

Когда ты уверен в том, что мир тебя любит, ты не так сильно нуждаешься в другом человеке. Ты скорее вдохновлен своими чувствами к нему. Но вокруг слишком много соблазнов – и нет сил устоять, потому что ты импульсивен и не боишься последствий. Тебе жить не страшно. И ты соглашаешься с тем, что страдания – условие любви. Прелесть и в том, и в том. И в счастье, и в горе. Пока смерть не утолит твои печали и радости.

Я даже знаю людей такого нрава, которые остаются вместе всю жизнь, но они – отражение друг друга, они как будто нашли сами себя. И это очень редкий случай.

Все хотят любви, но каждый понимает ее по-своему. Например, есть циники. Они напуганы разочарованиями.

У меня есть прекрасный друг, похожий на героя книги Людмилы Улицкой «Искренне ваш Шурик». В том смысле, что он все свои отношения основывал на чувстве вины перед женщиной. А другой мой приятель не может спать со своей девушкой уже около года, но и не расстается, потому что чувствует себя перед ней виноватым за то, что не женится. В конце концов он так от этого озверел, что пустился уже почти открыто во все тяжкие. Все его связи – в секс-зоне. Подвох в том, что он даже от секса не получает такого уж большого удовольствия, но сейчас с его точки зрения это лучше, чем то, что он раньше считал отношениями. Отрицая любовь к другим, он пытается любить себя.

Вообще циники – очень милые и сложноподчиненные люди. Им не хватает мужества признать, кто они есть, и это вынуждает их сидеть сразу на двухсот восьмидесяти хромых стульях.

На самом деле мужества никому не хватает. Ты наслаждаешься чувствами, но уже ощущаешь, как они выкручивают тебе кишки. Либо ты не с тем человеком, либо ты сам – не тот человек. Это заставляет страдать с одинаковой силой.

Любовь эгоистична. И никто ничего не может с этим поделать. Ты хочешь обладать человеком, но не хочешь ему принадлежать. Или наоборот. Такое коварство. Даже любовь к себе не дает отличных результатов – она притягивает тебя к тем, кто от тебя без ума. Ты не можешь устоять перед их восхищением тобой. И любишь в ответ – как любил бы себя. Пока не ощущаешь, что отражение все-таки искажает реальность.

Любовь мучительна, болезненна и портит твою жизнь. Ты пренебрегаешь работой, друзьями и всем тем, что доставляет удовольствие. И никогда не знаешь, равноценная ли это замена. Но удержаться невозможно. Как от любого соблазна. И нет более восторженного и отвратительно переживания, чем скучать по человеку, с которым только что расстался и который вдруг заполнил твою жизнь на девяносто девять процентов. И можно только уповать на то, что это скоро пройдет, и понимать, как сильно ты будешь страдать, если это вдруг закончится.

Никакой, к черту, логики. И в этом – вся суть и смысл, хоть он никому и не ясен, и не будет понятен никогда.

12 минут счастья

Я благодарна всем мужчинам, которые меня бросили.

Я очень ценю и с нежностью вспоминаю тех, кто разочаровал меня, с кем я рассталась на взлете чувств.

Мы живем в культуре, которая предполагает (и навязывает) долгие и глубокие, с целью (семья) и смыслом (уверенность, защищенность) отношения.

Если роман длится не больше недели – мы швыряем воспоминания о нем подальше, комкаем их и прячем, в надежде избавиться при первой же генеральной уборке. Мы и романом это не считаем – так, анекдот, и не особенно удачный, посмеялись больше из вежливости.

Но понимаете. В городе Монтрё, Швейцария, я была всего один день. Приехала на поезде утром – уехала вечером. Возможно, на самом деле это напыщенный и скучный буржуазный город. Но мне он до сих пор кажется раем. Было жарко, и от озера сладко пахло водорослями, и еще только строили сцены для джазового фестиваля, никто никуда не спешил, и город дремал перед тем, как взбодриться на неделю, а потом вернуться к благостной тоске. И почему-то было так хорошо, даже так – восхитительно, что теперь это одно из самых сильных воспоминаний, которые не хочется обновлять, чтобы не узнать, как там на самом деле.

Это как «Солнечный удар» Бунина – всего несколько часов страсти, возможно, вызванной жарой, которая нагревает и голову, и чувства, и превращает тебя в сплошные эмоции, нервы. И эти часы – лишь одна эйфория, амок, опьянение – и никаких мыслей, оценок, целей и смыслов.

Отсутствие цели – эмоциональная роскошь. Сделать не потому, что надо, и не потому, что так правильно, а лишь потому, что это прекрасно и этого безумно хочется, и наплевать на любую ответственность, и долги, которые ты еще не раздал всем тем, кому обязан, с кем ты крепко связан.

Как можно не ценить такое?

Ты вдруг встречаешь человека и понимаешь, что, когда ваши плечи рядом, хотя и не соприкасаются, напряжение такое сильное, что не важно, где сейчас его девушка и где твой муж, и что вообще происходит в мире. И что если вы сейчас не спрячетесь хотя бы в кустах, то ты взорвешься, умрешь от неудовлетворенного желания.

А потом вы еще несколько раз видитесь в одной компании, и едете на голый пляж с другими людьми, и там рассматриваете друг друга более пристально, чем это было в темноте и наполовину в одежде, и между вами такое странное чувство близости, которое ничем не омрачилось, которое так и осталось синонимом счастья.

У меня есть подруга, которая любит серьезные отношения – она не видит себя вне их. Понятно, что крепкие связи, которые оборвались, нагружены не только хорошими впечатлениями, но и разочарованием, обидой, тяжелыми переживаниями, страданиями. О них нельзя вспоминать с таким выражением лица, которое появляется у нее, когда она рассказывает чуть ли не о единственном своем летнем романе. Это был прекрасный испанец, с которым она познакомилась в Барселоне и с которым провела неделю.

Южане умеют ценить проходящую красоту чувств. Они не циничны. Даже если они с тобой всего на неделю, то ведут себя так, будто ты – любовь всей их жизни.

Я никогда не видела двух своих приятельниц более счастливыми, чем после трех дней в Риме. «Что было в Риме – останется в Риме», – сказали они, но выглядели так, что не надо было тратить сотни слов, чтобы понять, как им было хорошо с какими-то длинноволосыми итальянцами, с которыми они ходили по барам и целовались, сидя на обшарпанных ступенях у площади Испании, и утоляли жажду после секса вином прямо из бутылки.

Дело не в том, что размеренная жизнь – скучная. И что вот эти всплески – способ развлечься, отвлечься, переключиться. Страсть надо ценить саму по себе, а не как терапию. Нельзя ее уничижать, называя «изменой» или «случайной связью».

То, что происходит между людьми, когда они вдруг кидаются друг к другу и оказываются в одной кровати (туалете, подъезде), когда их тела горят, и каждое прикосновение чувствуется отдельно, и губы пересыхают от эмоций, – это не просто секс ради секса.

Любовь может быть очень короткой. Мгновенной. И она отличается от похоти, которая никак не связана с определенным человеком, с обстоятельствами.

Похоть – это тоже круто, ее не надо оправдывать. Но есть сексуальное влечение, а есть эти чувства, которые ты испытываешь хотя бы ночь.

Надо уметь любить даже тех, кого ты никогда больше не увидишь.

Мы, северные люди, стыдливы. В России мы православные, но наше православие, доставленное из теплой Византии, прижилось на холодной земле, большую часть года покрытой льдом и снегом. Мы не умеем проявлять чувств, мы боимся их, нам неловко. Мы не греки и не грузины.

За страстной ночью следует раскаяние – и мы стараемся улизнуть, избавиться от свидетельства нашей распущенности. Мы не умеем произносить пусть и пустые, но приятные слова, мы не умеем просыпаться с человеком, которого видим в последний раз, – и вести себя как влюбленные. И не прощаемся без раскаяния, которое часто трудно отличить от хамства.

«Ты же понимаешь, что между нами ничего не может быть, а если я захочу еще секса, то сам позвоню» – вот такие слова можно получить на посошок от приличного на первый взгляд человека.

И тут же легкая романтическая дымка превращается в тяжелый душный смог. Мрачная нордическая реальность – никаких иллюзий, никакой любви на одну ночь. Радость и восторг только где-то между шестым и восемнадцатым виски, а с утра сердцу должно быть точно так же больно, как и голове.