Клизмой по профессионализму (рассказы и повесть) - Сергей Прокопьев

- Ты когда-нибудь росистым утром наклонялся к траве? Солнце уже начинает пригревать, но трава еще влажно сверкает, лицо поднесешь - пахнет такой чистотой, такой свежестью, так обдаст ароматом луга! Такая была Алина. Кожа, будто росой омыта, светится! Эх!..

И опрокинул рюмку.

Убедительно говорил Виктор. Этим даром обладал на зависть. Стоило загореться идеей, на десять рядов вокруг себя воспламенял окружающих. Раскочегаривал цепную реакцию - не устоишь в сторонке. Одного в свою пользу склонит, тот - второго туда же переманит, который третьего в веру Семина обратит, и пошло-поехало.

Женился как? Сам из себя средне штампованной внешности, а за Светкой пол-института ухлестывало. Первейшие звезды студенческого небосклона увивались без перерыва на каникулы. Королева была лицом и остальными статьями. Но Витька как вспыхнул любовным жаром, так конкуренты скукожились на пять улиц вокруг. И не буром нахрапистым пер. Зачитал стихами, завалил цветами, окружил сумасшедшим азартом. Рядом с возлюбленной до последней пуговицы светился. Никогда, кстати, Светка не жалела о выборе.

Распределившись после института на завод, обожаемый муж стал солдатом производства. Сначала мастером, а потом начальником цеха. Был из тех, кто тянет лямку, пользуясь авторитетом и сверху, и снизу. Денно и нощно Виктор пропадал в цехе: освоение новых изделий, проблемы с планом, штурмовщина конца месяца. Некогда было королеву вниманием окружать. Хорошо, она была из принцесс рабоче-крестьянского замеса, с понятием.

На период рассказываемого случая Виктор находился в поре мужского расцвета, чуть за сорок перевалило. Как-то возвращался не ранним вечером домой. Отнюдь не угнетенный производством. Перед уходом из цеха в честь дня рождения заместителя дернул граммов сто пятьдесят коньяка. Отчего настроение рвалось в высоту, хотелось праздника, общения с девушками. А рядом в троллейбусе молодая женщина сидит, и больно смотреть, какая поникшая. Старуха горем измотанная, а не особа двадцати пяти, не более, годов от роду. Этакого диссонанса поющей душе Виктор стерпеть не мог.

Заговорил с участливым напором, и женщина поведала грустную историю. Работает в сельхозинституте, живет при нем в бараке, а там всю зиму убийственная иллюстрация к выражению: хоть волков морозь. Институт ни угля, ни дров не завозит, а у жильцов такие сумасшедшие заработки, что денег на топливо не хватает. Маленькая дочь то и дело болеет. Откуда веселью взяться? Хоть ложись и помирай, так не хочется в эту дыру.

- Вы что? - сказал Семин. - Зачем помирать в расцвете красивых лет?

И проехал свою остановку.

Зима сыпала февральским снегом. По завьюженной, сугробистой дороге подошли к бараку, где жила Алина. Вытянутое строение имело чуть жилой вид с подслеповатыми, замерзшими окошками. Никак не скажешь, что мысль преподавательская брызжет за этими стенами ключом. Какой-то семнадцатый век в дремучей спячке...

Внутри дочь укутанная на кровати сидит. Несчастнее деток Виктор только в телевизоре видел.

- Завтра дрова будут! - рубанул он кулаком холодный воздух.

На следующее утро собрал в кабинете доверенных мастеров, объяснил необычную задачу. Как говорилось ранее: убеждать был мастак. Позвонил в цех, который деревообработкой занимался, отсюда имел отходы в виде обрезок, что продавали на дрова. Параллельно договорился в транспортном цехе, друзей было ползавода, насчет двух машин.

Еще засветло они подъехали к бараку.

- Дрова привез, - зашел Виктор к Алине.

- Как это? Вы что? - не может та поверить в счастье. - Такое богатство!

- Скликай живых на разгрузку, машины надо отпустить!

Высыпали бараковские к дровам и спрашивают тактично, надеясь на отрицательный ответ:

- Алине складировать?

Оправдалась мечта замерзающих:

- Нет, всем вам.

Восторг у жильцов, будто поголовно премию отхватили. Одни с кузова дрова с шутками-прибаутками подают, другие к поленницам галопом тащат, третьи печки кочегарят, так по теплу истосковались. Детишки под ногами путаются, помогать норовят, мордашки солнышками светятся. Алинина дочь-крохотулечка схватила дрын-горбыль, длиннее себя в три раза, муравьем к крыльцу тянет, чтобы скорее мамочка тепла понаделала.

Виктор, глядя на радостную суету, сам чуть не запрыгал на одной ножке, всего ничего поднапрягся, а какой праздник всенародный.

Повторил завоз обрезков на радость сельхознауки в начале марта. Раза три без дров к Алине забегал. Надо сказать, жарких проявлений интимности не было. Где-то стеснение держало за руки обоих, где-то присутствие дочурки.

А потом и вовсе весна теплом нагрянула, в топливе необходимость отпала, на заводе свистопляска началась с новым заказом. Забыл Виктор дорожку к бараку. Однако в середине июля, золотистым субботним вечером, по дороге с завода ноги свернули в знакомую сторону и понесли, чем дальше, тем быстрее.

Толкнул Виктор в нетерпении дверь, чтобы зайти и сжать Алину в объятиях, отбросив неловкость. А дверь закрыта. Ну, что ты будешь делать? Подергал ручку. Соседка выходит.

- Вы нам дрова привозили! - узнала спасителя. - Ой, спасибо. Мы вас помним.

И сообщила пренеприятнейшее известие: Алина на практике со студентами в подсобном хозяйстве сельхозинститута под Тарой.

Но и секунды не горевал от крушения надежд Виктор. Ринулся в речной порт. И вовремя: нужное судно стояло у причала. "Везет дуракам", - весело подумал Виктор.

Никогда Виктора в старинный городок Тару не заносила судьба, но восторгаться его красотами было недосуг. Чуть причалили, помчался на почту в поисках телефонной связи с подсобным хозяйством и Алиной.

Времена стояли легендарные - начало семидесятых двадцатого века. Связь в глубинке не поражала всеохватностью и мгновенным проникновением в медвежьи углы. Подсобное хозяйство занимало один из них. Но Виктор так горячо нырнул в окошечко почты, с такими глазами попросил "край надо дозвониться!", что телефонистка чутким на любовь женским сердцем решила соединить во что бы то ни стало. А было в какие непроходимые тупики уткнуться. Прямой линии с подсобным хозяйством не было. Она пролегала через колхозную контору. Где в воскресенье на личные телефонные нужды работать не желали. Отговаривались производственным совещанием руководителей. Но не на ту напали. Тарская телефонистка нашла железобетонные рычаги, и Виктор услышал дорогой голос:

- Ты где?

В таких случаях пишут: "горло пересохло", "сердце ухнуло". Виктор помнит - вдруг географию переврал на тысячу километров:

- В Туре!

- В Таре! - уточнила телефонистка.

- В Таре! В Таре! - поправился Виктор.

- Не может быть! - выдохнула трубка.

Сбивчиво рассказала Алина, как добраться на попутках.

Щедро давая шоферам грузовых машин на бутылки, Виктор помчался на перекладных. Наконец шофер говорит: "Я сворачиваю, а ты иди по дороге в гору. Тут километра два".

Заспешил Виктор в указанном направлении. Сердце кровь девятым валом гонит, с частотой швейной машинки колотится. Сейчас, сейчас он увидит эти глаза, чуть выпуклые губы, щеки, подсвеченные румянцем.

А природа вокруг! Солнце час назад за полдень перевалило. Лето в самой поре. Все цветет, растет, соками переполняется. Дорога на подъем, и картина вдаль не передать! Поле огромных площадей, то ли овес, то ли пшеница, то ли рожь (не разбирался Виктор в зерновом вопросе) золотом до зеленой полосы леса колышется.

- Эге-гей! - приоткрыл клапан восторга Виктор. - Эге-гей! - стравил чуток напряжение в груди.

Никто не осудил за блажь, неподобающую солидному мужчине при галстуке. Некому. Одни кузнечики заливаются от восторга летней жизни.

И вдруг ухнуло сердце десятым валом. Женская фигура в кремовое платье возникла на дороге. Летяще-парящая. Сорвался Виктор навстречу, как юнец желторотый.

В этом месте рассказа и спросил друг после рюмки:

- Неужели краше твоей Светки была?

- Ты когда-нибудь росистым утром наклонялся к траве? Солнце вот-вот припекать начнет, но у земли вся трава влажно сверкает, лицо поднесешь, пахнет такой свежестью, такой чистотой, так обдаст ароматами жизни, упал бы и растворился!.. Такая была Алина. Кожа светится, будто росой омыта...

Влетели они в объятья. Слились губы. А руки еще робкие, стеснительные...

- Так хорошо ни до, ни после не было! - признался товарищу Виктор. Все сошлось... У обоих...

Кузнечики пиликали, жаворонок заливался, в высокой сини ветер толкал перистые облака... Ни звука рукотворного происхождения. Чтобы трактор тарахтел, самолет гудел или мотоцикл трещал заполошно. Будто скопом земляне отбыли в космос... Мир на двоих, и солнце на карауле...

Упали они в пшеницу (или рожь, или овес - так и не спросил Алину)...

Эх, счастье-счастье, ну почему ты как пух тополиный: чирк спичкой - и поминай как звали?

Почти сутки, забыв обо всем на свете, гнал Виктор время. Ускорял, чтобы "наклониться к росе", наполнить сердце восторгом.