Сто лет в России - Саша Кругосветов

За что гибли люди? Это не война за свободу Родины. Не защита Отечества. Война всех против всех. Со дна общества поднялось отребье, мусор. Им нужен презренный металл. «В угожденье богу злата край на край встает войной; и людская кровь рекой по клинку течет булата! Люди гибнут за металл, люди гибнут за металл! Сатана там правит бал! Там правит бал!» (Куплеты Мефистофеля).

Другой проблемой была тотальная криминализация общества. На трассе «Скандинавия» между Выборгом и Петербургом, на Московском шоссе, постоянно барражировали грабители и рэкетиры. Особенно рисковали водители автовозов. Их подрезали, останавливали, забирали несколько автомобилей. Знакомый водитель-перевозчик, очень крутой мужик, рассказывал, как ему удалось уйти от грабителей. Его подрезают на трассе, останавливают. Браток встает на подножку, говорит: «Давай тихонько, чуть дальше, где обочина пошире». Едут тихим ходом, машины нападающих остаются позади, водитель вытаскивает обрез, приставляет к голове сопровождающего: «Стой и молчи. Проеду 500 метров, тихо сойдешь. Крикнешь – застрелю». Отъехал – и по газам. Автовоз на полной скорости никакой легковушке не остановить. Так и ушел. Другим повезло меньше.

В мой кабинет почти ежедневно заходили лидеры различных группировок, местных, национальных. Вежливо предлагали сотрудничество. Иными словами – крышу. В те времена невозможно было прожить без силового прикрытия. Законы не исполнялись, милиция не работала. Лидеры приезжали и приезжали. В сопровождении отморозков. Если бы это видела моя бедная еврейская мама! Она сказала бы: «Саша, что ты делаешь среди этих людей?» Со мной ни разу никто грубо не разговаривал. Я старался соблюсти два главных принципа. Первый – не прогибаться, твердо держаться своей линии. Ни на что не соглашаться. Второй – говорить вежливо, мягко, уважительно; слова, стиль и тон не должны быть обидными или оскорбительными для собеседника.

Какие только типажи не появлялись в деловой жизни города в этот период. И бывший советник мэра со своим безволосым, безбровым помощником. Помощник обычно ничего не говорил, в его взгляде читалось: «Убить тебя сейчас или чуть позже?» Советник гордился славным прошлым, когда первые деньги зарабатывались киданием лошков на автомобильных рынках. И некто «Двуручник», стрелок по-македонски с двух рук. Его потом отстрелили среди бела дня в его же собственном ресторане «Тихая жизнь» (какое название!) рядом с милицейским общежитием на Энергетиков. И дагестанцы, и чеченцы. Появлялись и совсем неизвестные: «Владимир Сергеевич будут недовольны, что вы арендовали помещение рядом с аркой Главного штаба». «Так решайте вопрос в КУГИ. Договор с ними заключен». Рядом с нами – офис лидера ассирийцев (есть такая национальность; ассирийцы женятся только на своих, интересно, где они их берут?). Раньше ассирийцы держали в городе все сапожное дело. Теперь они – авторитетная группировка. Связаны с московскими блатными, со знаменитым дедом Хасаном. По-соседски не трогают нас. В том же дворе – обменный пункт самого известного в городе валютчика. Валюту в пункте продавали, но мало. Пункт был прикрытием для оптовых операций на «железке», районе на Рубинштейна вблизи Пяти углов. В этот обменник часто приезжали проверяющие органы, милиция. Пункт закрывали, но он неизменно вновь открывался. Со временем валютчик уехал куда-то в Сибирь. Заниматься валютой в те годы было очень выгодно. Одно из отделений известной сейчас строительной фирмы постоянно возило доллары, купленные в Санкт-Петербурге, на Север, где их можно было продать дороже.

Московское руководство прислало мне лихого джигита среднего возраста – «решать вопросы безопасности», так они сказали. Раньше работал в гэбэшном комитете у Дудаева. Переехал с семьей в Петербург. Только этого мне и не хватало. Я и без него решаю вопросы безопасности. Еще один бездельник и еще один начальник на мою голову. «Зачем тебе эти группировки, крышевание, борьба с местными авторитетами? – сказал я ему. – Ты – солидный мужик. Офицер. Жена – учитель русского языка, двое детей. Ты хочешь пустить здесь корни? Иди на хозяйственную работу. А потом подберешь себе какую-нибудь административную должность». Собеседник услышал мои слова.

Не сразу, конечно, но услышал. Работал некоторое время в коммерции. Сейчас – в представительстве Президента Чечни в нашем городе.

Как-то в офис без предупреждения пришел незнакомый кавказец, представился полевым командиром. Хотел, чтобы я на них, кавказцев, работал. Угрожал забрать жену и сына. Потом оказалось, что он – дядя моего знакомого Икрама. Подставка такая. Как-то удалось выкрутиться. Можно сказать, пронесло. Но сколько переживаний это мне стоило. Всякое бывало.

Наслышаны мы были и о братьях Щ. – очень серьезные ребята. И об их деловом партнере Юрии С. Подобно многим партработникам, завотделом Ленинградского горкома комсомола и инструктор Ленинградского горкома партии шустрый Юрий С. быстро вписался в околобандитскую рыночную экономику. На братьев Щ. и Юрия С. работала группа квалифицированных юристов. Помогали братьям заключать договоры аренды и субаренды с владельцами и арендаторами помещений на Невском проспекте. Договоры составлялись так, что очень скоро их партнеры теряли права на свое или арендованное имущество. Таким образом фирме братьев Щ. и Юрия С. удалось взять под контроль половину Невского проспекта. Они с удовольствием показывали всем свою галерею бутиков. Киллеры достали на Кипре бывшего партработника и одного из братьев. Я мог бы назвать еще два десятка громких имен – не думаю, что следует гордиться знанием этих имен. Но из песни слова не выкинешь.

Больше всего мне запомнился предприниматель, которого я условно назову Валентином. Он был своим среди так называемых «авторитетов» и считался миротворцем. Скромный, неприметный, он отличался звериным чутьем на людей, прекрасным пониманием человеческой психологии. В начале девяностых Валентин попал под амнистию и вернулся в Петербург. Проезжая на своем навороченном автомобиле по Невскому, он увидел у Гостиного двора экс-президента советской империи Горбачева в окружении охраны. Остановился, вышел из машины, подошел к бывшему президенту и пожал ему руку: «Спасибо. Я бы еще сидел, если бы не вы». Его автомобиль был хорошо известен в городе. Когда он поворачивал налево там, где нет левого поворота, встречное движение останавливалось, а милиционеры не замечали нарушения. Однажды я случайно встретил Валентина в компании его бригадиров в кафе гостиницы «Европейская». Они часто там тусовались. Вели себя пристойно. Неторопливая беседа, чай, кофе. Я был с приятелем, партнером по одному из проектов. Поздоровались, обменялись с собравшимися ничего не значащими фразами и ушли. На следующий день Валентин позвонил: «Ты вчера приходил с человеком. Гнилой человек. Держись от него подальше». Я не придал значения его словам. Проверенный партнер, друг семьи. Напрасно не прислушался. «Друг семьи» впоследствии оформил на себя дорогую недвижимость на Невском, которой мы вместе занимались и покупку которой я оплачивал. Написал телегу в Большой дом, пытался меня «закрыть», чтобы не возникал. В общем, создал кучу проблем и неприятностей. Но Валентин! Вот это чутье! Ему хватило нескольких минут, чтобы увидеть то, чего я не понял за несколько лет.

Работали мы в то время много. Без праздников. Без суббот, воскресений. Очень часто – по ночам. Жену и ребенка почти не видел. Папа для сына был скорее легендой. Но у нас сложился обычай – сказка перед сном. Не часто. Тогда, когда получалось. Сказки придумывал. Из этого обычая выросли потом мои детские книги. Сказки тех времен я издал сейчас в виде книги для шестилетних – «Большие дети моря».

Мой отец был совсем плох. Два года мы держали его на химиотерапии. Папа не сдавался. Его программа еще не была выполнена. Сын на ногах. Внуки растут. Но хотелось ему дожить до возраста своего отца, моего деда Менделя. Дед покинул нас в восемьдесят девять. Отметили-таки мы и папины восемьдесят девять. Скромно, в домашней обстановке. Папа совсем слаб, но еще в сознании. Он очень доволен. Его маленькая мечта сбылась. На третий день увезли мы отца на «скорой» в реанимацию в Городской онкологический диспансер на Каменном острове. Когда увозили, он уже не понимал, что с ним, где он. Увозили в почти бессознательном состоянии. Наутро его не стало. Огромная жизнь позади. Программа выполнена. Так я и не попрощался с отцом очно, глаза в глаза. Прощаюсь заочно. Ты был настоящим мужчиной, папа. Мужественным, благородным, верным. Ты сделал все, что в твоих силах. Ты выполнил свой долг. Перед близкими. И перед всей страной. Прощай, отец. Хотя, конечно, ты мечтал не о таком будущем для сына и внуков, не о таком будущем для страны. А мы будем принимать все таким, как есть. Со всеми плюсами и минусами.

Ушла из жизни еще одна наша родственница – баба Дуся. Она долго болела. Инсульт. Потеря подвижности. Тяжелую бабулю надо поворачивать, протирать тело, чтобы не было пролежней. Вере это не по силам. «Отойди, Вера, здесь требуются мужские руки. Тем более что я – сын врача». Бабой Дусей занимался Миша: ворочал, протирал, мыл, кормил, лекарства давал. Дуся раньше не жаловала Мишу. Слишком веселый. Одни друзья да застолья на уме, так она думала. Несолидный какой-то у Веры муж. Теперь наконец до бабы Дуси дошло, что Миша – прекрасный человек. Что на него можно во всем положиться. С благодарностью смотрит она на зятя. «Спасибо тебе, Мишенька», – тихо шепчут пересохшие губы. Закончилась жизнь скромной, непритязательной деревенской женщины. Которая никогда не жаловалась. Без слов тянула лямку, несла свою тяжелую, неженскую ношу. Так же, как и множество других русских Евдокий. Несли и несут. Надрываются, ломают свое здоровье. Поддерживают мужиков, спасают, сохраняют детей.