Рози – моя родня (с иллюстрациями) - Даррелл Джеральд

Остаток дня был, мягко выражаясь, утомительным. Как постановщик мистер Клеттеркап явно крайне смутно представлял себе, что годится и что не годится для сцены, и чем больше он шумел, и бесновался, и рвал на себе волосы, тем все только хуже запутывалось. В гареме султана началась потасовка, когда выяснилось, что по замыслу Клеттеркапа половине невольниц надлежало стоять за решетчатой конструкцией восточного типа, где они были бы скрыты от зрителей. Люди, выходящие направо, сталкивались с людьми, входящими справа, и под конец все до того сбились с толку, что исполнительница ведущей роли девушки (хрупкое создание с пушистой шевелюрой, хотя и не состоящее в родстве с мистером Клеттеркапом, но запросто обращавшееся с ним) то и дело впадала в истерику и принималась по ошибке петь арии исполнительницы ведущей роли юноши. Естественно, Гонория отвечала на это роскошными припадками, и в конце концов на сцене началось такое, что Клеттеркап был вынужден разрешить всем на десять минут удалиться в гримерные, чтобы привести себя в порядок.

Пока длился короткий перерыв, Клеттеркап вызвал на сцену Адриана.

– Так, парень, – сказал он, – шагай за мной. Вот это, видишь, дворец султана.

Пройдя через размалеванные декорации за дворцом, он вошел на соседний сектор сцены, где в окружении сутулых пальм стояло нечто, изображающее скалу. Мистер Клеттеркап объяснил Адриану, что в этой скале помещался вход в пещеру Али-Бабы.

– Сейчас я покажу, как это все происходит, – гордо возвестил он. – Али-Баба стоит здесь, понял? Он нажимает вот эту кнопку в полу, понял, и говорит: «Сезам, откройся!»

Мистер Клеттеркап нажал ногой кнопку. Скала никак не реагировала.

– Где этот реквизитор, черт бы его побрал? – взревел мистер Клеттеркап. – Скажите ему, чтобы заставил эту проклятую пещеру открываться.

Явился всполошенный реквизитор и, повозившись с разными тросиками, заставил скалу с жутким скрежетом и скрипом открываться. Клеттеркап, хрипло дыша, вошел внутрь, и они с Адрианом очутились среди декораций, изображающих пещеру. Здесь стояли набитые «драгоценностями» большие деревянные сундуки и, разумеется, сорок огромных сосудов для заточения разбойников.

– Вот так, – сказал мистер Клеттеркап. – Видишь, парень, я не поскупился на расходы.

– Вижу, – подтвердил Адриан. – Очень впечатляет.

– А теперь, – Клеттеркап отвел его обратно к дворцу султана, – поговорим о том, что делаешь ты со своим зверем. Это связано с первым выходом султана. Твой слон должен войти вот сюда, проследовать вон тудаи остановиться там. Естественно, слон будет запряжен в колесницу, в которой будет сидеть султан.

– Простите, – вступил Адриан, – может быть, султану лучше сидеть в паланкине?

– Это еще что за штука? – подозрительно осведомился мистер Клеттеркап.

– Ну это такие носилки, их помещают на спине слона.

– Нет, – неохотно молвил Клеттеркап, поразмыслив. – Наш султан – лучший баритон в этих краях. Если он упадет и сломает ногу или повредит еще что-нибудь, все сорвется. Нет, пусть будет колесница.

– Значит, я должен провести Рози через сцену вон туда?– постарался уточнить Адриан.

– Ничего подобного, – ответил Клеттеркап. – Ты не поведешь слона, его будет погонять султан.

– Но я не уверен, что Рози станет слушаться султана. Понимаете, она привыкла исполнять только мои команды.

– Трудности, – с горечью произнес мистер Клеттеркап. – С этим чертовым спектаклем у меня сплошные осложнения. Но я не желаю, чтобы тышествовал через всю сцену. Может быть, займешь место вон там и позовешь ее?

– Судя по тому, как прошла репетиция, она вряд ли меня услышит.

– Будь я проклят,– изрек Клеттеркап.

С минуту он мерил шагами сцену, бросая свирепые взгляды на дворец султана.

– Нашел, черт побери, – торжествующе произнес он. – Мы поставим вот здесь еще одну позолоченную колонну. Полую колонну, понял, и ты будешь стоять внутри. Сделаем в колонне дырку, смотровое отверстие, так сказать, через него ты сможешь отдавать команды своему зверю. Понял?

– Э… да, – нерешительно молвил Адриан. – Пожалуй, это подойдет…

Он еще живо помнил, что произошло в Феннелтри-Холл, и был отнюдь не уверен в удачном исходе такого маневра.

– Вы не против, чтобы мы сперва попробовали, что получится? – спросил он.

– Конечно, проверим, – ответил Клеттеркап. – Без репетиций нельзя. Я прикажу живо изготовить колонну, и посмотрим.

Полчаса спустя к дворцу султана добавилась толстая нарядная колонна. Рози, впряженная в маленькую тележку, ждала за кулисами, Адриан, затаив дыхание, стоял внутри колонны, ожидая сигнала. И как только затихли звуки увертюры и толпа, обратившись лицом к кулисам, дружно закричала: «Султан, султан!» – чтобы зрители, не дай Бог, не подумали, что сейчас появится какой-нибудь замухрышка, Адриан прошипел в дырку: «Пошла, Рози».

Рози хлопнула ушами, радостно взвизгнула и затопала на сцену. Она знала, где стоит Адриан – сама видела, как он туда прошел, – и слышала его голос. И, подойдя к колонне, нежно погладила ее хоботом.

– Стоять, – прошипел Адриан.

Рози послушалась, продолжая хлопать ушами и с удовольствием разглядывая ярко освещенную сцену. К великому удивлению Адриана, репетиция дальше прошла без сучка без задоринки, и Клеттеркап был так доволен выступлением Рози, что дал Адриану сигару.

В отличном настроении Рози, Адриан, Этельберт и Гонория направились через дюны домой, и, рассказав Рози, какая она молодчина, накормив ее и позволив выпить кружку пива, троица вошла в дом, где отлично повеселилась при помощи бузинной настойки, джина, устриц, яиц ржанки и ведерка крупных розовых креветок. Было уже за полночь, когда они легли спать, но сперваГонория, аккомпанируемая Этельбертом, в четвертый раз спела: «Мне снилось, что я сплю в мраморных покоях».

Глава шестнадцатая

ПРЕМЬЕРА

Последующие три дня были целиком заняты репетициями, и настроение Адриана заметно поднялось, поскольку вопреки его ожиданиям Рози вела себя образцово. Больше того, временами изо всех актеров (виной тому была не совсем обычная методика режиссуры мистера Клеттеркапа) только она точно знала, что надлежит делать на сцене.

Гонория прониклась глубокой, немеркнущей симпатией к Рози, уверяя в приступах слезливого настроения, что лишь она по-настоящему понимает ее; прилежно потчевала слониху сахаром и рассказывала ей о своих былых невзгодах.

Наконец настал день премьеры; в театре царило небывалое оживление. Вечером Этельберт, Гонория и Адриан собрались в гримерной, ожидая своих выходов. Гонория с самого утра прикладывалась к бутылке в честь, как она говорила, премьеры. Этельберт заметил, что премьера еще не состоялась и может вовсе не состояться, если Гонория наклюкается, на что она, выпрямившись во весь рост, возразила:

– Знаю, что премьера еще не состоялась, но главное – заранее настроиться.

В украшенном блестками костюме Али-Бабы и сбившемся набекрень тюрбане, она расположилась на кушетке, прихлебывая джин из новой бутылки.

– Гонория, дорогая,– взмолился Этельберт. – Не надо пить, это может отразиться на твоей игре.

– Ничто и никогда, – возразила Гонория, подавляя отрыжку, – еще не отражалось на моей игре.

– И не забудь, – продолжал Этельберт, – ты не повторила свою роль.

– Ерунда, – с великим презрением молвила Гонория, – подлинные артисты обходятся без этого, импровизируют по ходу действия.

Она поднесла бутылку ко рту, и послышалось мелодичное бульканье.

– Пойду-ка лучше посмотрю, как там Рози, – сказал Адриан. – Возможно, она тоже волнуется перед премьерой.