Иуды в Кремле. Как предали СССР и продали Россию - Сергей Кремлев

Особенность же законов политической экономии состоит в том, писал Сталин, что «её законы, в отличие от законов естествознания, недолговечны», что они «действуют в течение определённого исторического периода, после чего… уступают место новым законам».

Но пока они действуют, их не обойдёшь и не отменишь — как это можно делать с законами юридическими, предупреждал Сталин. При этом Сталин сформулировал как основной экономический закон капитализма, так и основной экономический закон социализма:

«Главные черты и требования основного экономического закона современного капитализма можно было бы сформулировать примерно таким образом (заметим, насколько Сталин аккуратен в формулировании мысли, что характерно лишь для истинных учёных. — С. К.): обеспечение максимальной капиталистической прибыли…

Существенные черты и требования основного экономического закона социализма можно было бы сформулировать примерно таким образом: обеспечение максимального удовлетворения постоянно растущих материальных и культурных потребностей всего общества путем непрерывного роста и совершенствования социалистического производства на базе высшей техники».

Законы природы можно, конечно, игнорировать. Можно презреть закон всемирного тяготения и шагнуть в пропасть, но результат будет плачевным. Общественные экономические законы при их игнорировании мстят нарушителям так же жестоко, как и законы природы.

Сталин понимал, что экономика не может работать себе в убыток, но верно отмечал, что здоровой может быть лишь такая экономика, которая не увеличивает прибыль, а снижает себестоимость производимой продукции. А экономически обоснованное снижение себестоимости невозможно без внедрения новой, «высшей», техники, снижения энергоёмкости, материалоёмкости, трудоёмкости на единицу продукции.

Если снизилась себестоимость, можно снизить розничную цену — если наша цель не получение прибыли собственником, а увеличение возможностей труженика по приобретению продуктов производства. И тогда, даже при неизменной оплате труда, если затраченный труд не увеличился, труженик сможет покупать больше и чаще, больше себе позволить. По мере роста материального богатства общества может возрастать и заработная плата — без всякой инфляции.

Причём, в соответствии с основным законом социализма, открытым Сталиным, новый человек будет испытывать потребность в расширении не столько материального, сколько духовного потребления ценностей жизни. Без этого тоже не может быть развития социализма.

Но в 1965 году началась экономическая реформа, которую назвали именем Косыгина. Сентябрьский Пленум ЦК КПСС в 1965 году провозгласил, что необходимо «…улучшать использование таких важнейших экономических рычагов, как прибыль, цена, премия, кредит».

Делая прибыль, а не всесторонне развитого человека основной целью экономической деятельности в СССР, инициаторы экономической реформы 1965 года игнорировали основной экономический закон социализма. И тем самым системно закладывали тенденцию гибели социализма. Ведь производство прибыли — это экономический закон капитализма, и то, что эта прибыль инициаторами реформы была названа «социалистической», сути дела не меняло.

Спору нет, огромное увеличение объёма экономической деятельности советского общества настоятельно требовало коренной реформы планирования и предоставления предприятиям большей свободы хозяйствования. Но упор в планировании и оценке результатов работы производственных коллективов надо было делать на снижение себестоимости и материалоёмкости, а также — на ассортимент продукции. В действительности же в экономике СССР воцарились прибыль и «вал»…

Между прочим, как раз первый подход лежал в русле основного экономического закона социализма, который постулировал непрерывное совершенствование социалистического производства на базе высшей техники. В последнее понятие, между прочим, входила не только автоматизация, но и компьютеризация управления экономикой, что к началу 60-х годов становилось вполне реальной и близкой перспективой. Широкое внедрение электронно-вычислительной техники в сочетании с эффективным математическим программированием (в чём СССР был тогда лидером) создавало огромные созидательные возможности для СССР. Но поэтому «агенты влияния» похоронили все подобные планы — взамен их советское общество получило «экономическую реформу Косыгина» 1965 года.

«Теневым» идеологом (а точнее, удобной «экспертной ширмой») «реформы Косыгина» был выбран заурядный харьковский профессор Евсей Либерман, за которым стоял ещё ряд «…манов» по обе стороны государственной границы СССР. И эта «реформа» с чисто научной точки зрения непреложно, с неумолимостью законов природы, закладывала методологические основы уничтожения в среднем советском человеке Человека и создавала условия для всё большего пробуждения в каждом последующем поколении формально советских людей капиталистической жадности.

Если капитализм будет игнорировать свой основной закон и прекратит ставить во главу угла прибыль, он не сможет существовать как капитализм и превратится в свою противоположность — в социализм. Но и социализм, если будет игнорировать свой основной закон и прекратит ставить во главу угла потребности всесторонне развитого человека, тоже не сможет существовать как социализм и превратится в свою противоположность — в капитализм.

Что и произошло на деле.

Помимо системной диверсии против социализма в СССР постепенно усиливался субъективный фактор разложения и уничтожения социализма — кадры «агентов влияния» и ренегатов. Но в середине 60-х годов об этом никто даже не догадывался. Советское общество находилось в состоянии эйфории от свержения «Никиты» и замены его людьми, производящими впечатление профессионалов, да и бывших вроде бы профессионалами.

Надежд было много: Брежневу, на момент его избрания Первым секретарём ЦК вместо Хрущёва, не было и пятидесяти восьми лет, Косыгину, ставшему Председателем Совета Министров СССР вместо того же Хрущёва, исполнилось ровно шестьдесят.

Главное же, они вели себя подчёркнуто деловито и себя не выпячивали.

Косыгин входил в первые ряды сотрудников Сталина уже в 40-е годы, с 1948 года был членом сталинского Политбюро ЦК, а при Хрущёве оказался задвинут именно в силу своей управленческой компетентности (в политическом отношении Косыгин, надо заметить, оказался слабоват).

Брежнев тоже слыл сталинским выдвиженцем. Уже в июле 1950 года сорокачетырехлетний Брежнев, будучи 1-м секретарём ЦК КП (б) Молдавии, попал в поле зрения Сталина, который отметил энергичность «этого красивого молдаванина»… В октябре 1952 года «молдаванина» избирают секретарём союзного ЦК и кандидатом в члены последнего сталинского Политбюро — Президиума ЦК уже не ВКП (б), а КПСС.

Однако после смерти Сталина Брежнева тоже задвигают на задний план. С августа 1955 года он — 1-й секретарь ЦК Компартии Казахстана, а в феврале 1956 года его возвращают в Москву— секретарём ЦК. Впрочем, в мае 1960 года уровень влияния Брежнева снижают «ударной возгонкой», пересадив в почётное, но мало что значащее кресло Председателя Президиума Верховного Совета СССР.

Тем не менее в 1963 году он параллельно вновь становится секретарём ЦК КПСС, а вскоре принимает активное участие в подготовке смещения Хрущёва, главным организатором которого стал секретарь ЦК, зампред Совмина, недавний председатель КГБ Александр Шелепин, «железный Шурик».

«Стартовал» Брежнев в качестве главы СССР энергично и неплохо. Так, в начале 90-х годов научный руководитель старейшего советского ядерного оружейного центра в «Арзамасе-16» академик Юлий Борисович Харитон, отвечая на вопрос писателя Владимира Губарева о том, что изменилось с развалом СССР, ответил: «Что изменилось? Изменилось отношение к нам. Раньше Генеральный секретарь звонил мне раз в месяц, секретарь ЦК по оборонным вопросам — раз в неделю, ну а Сербин — заведующий оборонным отделом ЦК — каждый день»…

Фамилия Генсека названа не была, но было ясно, что имеется в виду Брежнев, ибо Горбачёв — формально такой же Генсек и Председатель Совета Обороны СССР, как и Брежнев, — пренебрегал оборонными вопросами настолько откровенно, что игнорировал даже письменные обращения Харитона. В «перестроечные» годы старейший «атомный» академик написал Горбачёву письмо, где настаивал на встрече того с ведущими оружейниками страны, формулировал уже тогда больные проблемы ядерного оружейного комплекса, заявлял, что «исключительно важным является вопрос о натурных ядерных испытаниях», и пояснял: «Эти испытания для ядерного оружия являются ключевым этапом в подтверждении всех его технических характеристик: боевой эффективности, надёжности и безопасности».