Инферняня (СИ) - Лилия Касмасова

Я выбежала на крыльцо, взглянула направо — садовник, лысый мужчина с черными вислыми усами, делавшими его похожим на русского казака, подстригал кусты.

Слева был фонтан. Я направилась туда. Села на деревянную скамейку около него и смотрела, как вода с брызгами падает с неровных краев каменного блюдца.

Было прохладно. Но в дом возвращаться не хотелось. Недалеко на подъездной дороге стоял ржавый Форд. Я забралась внутрь. Рассматривала кнопки разных цветов и прикидывала, стоит ли после столь грубого поведения Томаса сообщать ему о своих находках. Эх, знать бы пароль ящика Вивиан, можно было бы залезть в ее почтовый ящик с другого компьютера.

Вот эта кнопка ускорения? И чего она не сработала? Я дернула ее туда и обра — а… А — а! Машина влетела в кусты и врезалась в фонтан, меня бросило на руль, он так больно ударил под дых, что у меня искры из глаз посыпались.

Вылезаю на шатающихся ногах. Половина каменной чаши, видимо, державшейся уже непонятно на чем, бухается на капот с оглушительным треском.

Из дома выскакивают Томас и Вивиан.

— Мой фонтан! — визжит Вивиан.

Надо признать, что Томас не кричал „Моя машина!“, он вскричал „Алисия!“ и, кинувшись ко мне, подхватил под руки.

— Вы как? — все же поинтересовалась Вивиан.

— Я в порядке. Извини, — говорю Томасу. — Я только хотела погреться в машине…

— Точно ничего не сломано? — с беспокойством спросил он.

Кажется, придется простить его за непростительное поведение.

— Ну… Да, точно.

А может, сказать, что у меня, кажется, рука сломана? И наслаждаться его заботой и нежностью…

— Что? — сказал Томас. — Ты так смотришь…

Кажется, представляя, как он будет нести меня на руках и шептать „Потерпи, милая Алисия“, я смотрела ему в глаза.

— Как? — я отвернулась.

— Не знаю… — похоже, он был слегка смущен. — Надо посмотреть, что с машиной.

— Думаете, она на ходу? — скептично произнесла Вивиан.

Садовник помог Томасу убрать чашу с капота. На нем была лишь небольшая вмятина.

— Поразительно, — сказал садовник с акцентом (наверное, с русским) — Ведь такой камень! Вот раньше машины были — танки!

— Точно, — сказал Томас и подмигнул мне.

Грыыхоруу, похоже, не только над скоростью поработал.

Решетка радиатора вообще оказалась целехонькой. Даже царапин не было. Да на этой машине можно сшибать ворота и без всяких приглашений в гости заезжать!

— Впечатляет, — сказала Вивиан и покивала головой.

— Мы поедем, — сказал Томас.

— Может, задержитесь, расскажете, как вы путешествовали по Ирландии? — торопливо произнесла Вивиан. — А вашей помощнице мы такси вызовем?

Да она ему глазки строит! А он разве не недвижимость должен был ей расписывать? Какие путешествия, а??

Я сказала Томасу:

— Нужно, чтобы ты срочно ознакомился с кое — какими э — э… — что там у риэлторов бывает? — …отчетами!

Томас взглянул на меня и, кажется, понял, обратился к Вивиан:

— Извините, миссис Джемисон, надо бежать. Но, может, в следующий раз.

Вивиан только пренебрежительно пожала плечами. Как будто это не она приглашала его остаться, а он сам напрашивался. Класс! Мне бы так уметь!

— Итак, — сказал Томас, когда мы сели в Форд, — что за отчеты? Ты нашла какую‑то комнату, похожую на детскую…

— Похожую? Это и есть детская, уж поверь мне — я няня как никак. И для совсем маленького ребенка!

— Ну и что? — сказал Томас, выруливая к побережью. — Может, к ней приезжают в гости подруги с детьми.

— Ну да, как же! — я насупилась. — Там еще была куча мужских вещей.

— Меня бы удивило, если б у такой красивой женщины не было бойфренда, — сказал Томас.

— Или это вещи ее бывшего мужа…

— Зачем хранить вещи бывшего мужа? — пожал плечами Томас.

Это да. Верно.

— А служанка не удивилась, когда я спросила, не вещи ли это мистера Олимпуса! — выложила я свой козырь. — Она наверняка его знает!

— Или она тебя не поняла, потому что плохо понимает по — английски, — сказал Томас. — Ну, мы проверили твою версию. Теперь ты довольна?

„С чего мне быть довольной? — хотелось крикнуть мне. — Я нашла кучу улик, а тебе наплевать!“

Вместо этого я вспомнила кое‑что еще.

— Я заглянула в ее ноутбук, — сказала я небрежно. — И знаю адрес ее почтового ящика: золушка тридцать шесть на яху.

— Зачем он нам?

Нет, он нарочно?!

— Потому что там про Петера сто процентов что‑нибудь есть!.. Только… Я там немножко пошарилась… То есть открыла одно письмо…

— И не закрыла его.

— Не успела, — сказала я, зная, что тут‑то я прокололась.

Томас нахмурил брови — полоски:

— Если она это увидит, тут же уничтожит ящик.

Он резко нажал на газ. Мы промчались на красный, чуть на врезались в киоск на углу, и обогнули пешеходную дорожку, по который семенила старушка с питбулем на поводке, по тротуару, на котором как раз никого не было.

— Надеюсь, то письмо было о том, что у нее есть сын Петер и она его украла, — процедил Томас.

— Я не знаю, — виновато выкрикнула я, вцепляясь в ремешок ручки над окном. — Я не успела его прочитать, там мексиканка носится по всему дому! Но знаешь, какая тема была у того письма? „Сволочь“, вот!

— О! — скептически произнес Томас, лихо выворачивая руль.

— Куда мы? — проговорила я, подскакивая на каком‑то ухабе.

— В Штаб. Ты ведь пароль от ящика не знаешь? Там его вмиг раскроют.

— Да? — меня ударило о дверцу на очередном повороте, отчего голос сорвался на писк. Снова обрела равновесие и смогла договорить: — Боб?

— Нет. Он же сидит в нью — йоркском филиале, — Томас бросил взгляд на часы на панели. — Джина. Распрекрасная Джина Рыжая.

— Прозвище что ли такое?

Мы затормозили прямо у стеклянных дверей в банк, спугнув до смерти (фигурально, я имею в виду) прохожих.

— Фамилия! — крикнул Томас, выскакивая и моментально скрываясь в здании.

Я рванула застрявший ремень безопасности и побежала за ним.

Когда я вбежала в холл, Томас уже исчезал за дверью в глубине. Я метнулась к двери, но на моем пути возник служащий (не тот, что был с утра) с улыбкой вежливой и в то же время грозной. (Нет, вы видели такое сочетание? Да они тут просто артисты!) Брелок, да. Черт, где же он?? Кнопка Хэлп на месте, а милой ромашки как не бывало!

Служащий произнес:

— Могу я вам помочь, мисс? Ищете туалет или выход?

— Брелок, — говорю я ему. — Такую ромашку с божьей коровкой.

— Да что вы! — говорит. — Ценная вещь?