Тайные практики ночных шаманов. Эргархия – Ночная группа - Константин Ворон

Вдруг близлежащий холмик зашевелился и из него появилась голова Упыря. Как всегда при его появлении, я испытал жуткий страх.

Упырь свернул плащ-палатку с приклеенными к ней листьями бурьяна – именно это нехитрое приспособление изображало холмик. Я вспомнил, что еще полчаса тому назад никакого холмика рядом со мной не было.

Упырь набросил на меня свое маскировочное приспособление. Теперь я должен был, изображая небольшой бугорок, приблизиться к одной из палаток, потом переползти к следующей и ничем не раскрыть себя.

В целом это была довольно нудная практика. Ее значение через несколько дней разъяснил Доктор: нужно построить пространство параллельное пространству Дневной группы так, чтобы не допустить ни малейшего шанса встретиться с ее членами. Мы должны были жить в этом пространстве так же свободно, как и они, но не пересекаться ни с одним из их группы.

Могу сказать, что эта практика развивала колоссальную концентрацию на окружении. Выполнить ее без Растворения было бы невозможно.

Сначала я постоянно прислушивался и приглядывался к местности, будучи готовым при появлении дневников броситься в заросли травы, но потом однажды произвел Растворение и стал чувствовать странное изменение лесного окружения, когда те, кому нам нельзя было попадаться на глаза, приближались ко мне. Тогда-то я и понял значение этой, казалось бы, детской игры в «казаки-разбойники»: постоянная бдительность и осознание себя и своего места в пространстве и событиях.

Я вдруг понял, что такое гурджиевское «самовоспоминание». Малейшая потеря внимания привела бы к моему обнаружению. Через несколько дней такой практики я чувствовал Дневную группу целиком, каждого человека, его местонахождение, направление его движения.

Доктор посоветовал отслеживать, как из внимания исчезает кто-либо из наших подопечных и, уловив этот момент, тут же делать Растворение.

Сначала это получалось с большим трудом. Я обнаруживал потерю только через несколько минут, рискуя наткнуться на того, кто выпал из внимания. Растворение ставило все на свои места, опять чувствовалась вся группа целиком. Через три-четыре дня я стал воспринимать Дневную группу не как множество отдельных людей, а как единое существо, напоминающее насекомое с множеством лапок.

Между членами группы существовали связи, которые непосредственно не были видны. Люди перемещались по местности очень согласованно, хотя функция, описывающая их перемещения, была очень сложна. Я ее чувствовал, эту функцию, но не строил никаких формул. Я просто знал, какую траекторию нужно выбрать, чтобы не встретиться ни с кем.

Потом я начал чувствовать пути своих товарищей. Они переживали такой же опыт. Время от времени мы собирались вместе и возникали из травы в тот момент, когда на нашей площадке не было посторонних. Я понял, что решая задачу почувствовать Дневную группу как реальное единое целое, мы выполнили несравненно более важное задание – мы реально стали единой группой – Ночной группой. Это умение – быть вместе, оставаясь невидимыми для всех остальных, – выделило нас из мира, сделало противопоставленным всем другим людям сообществом. Это был прообраз сообщества деев, невидимо живущих среди структур жестко организованного государства. Сейчас я понимаю, что подобной практикой и последующим ее расширением до невидимой жизни в тоталитарном обществе нас (а до нас и наших инструкторов, и инструкторов наших инструкторов, и поколения деев до них) готовили к Времени Перемен.

Солнце стояло в зените. Ночная группа, уловив момент, когда участники Дневной разошлись по своим делами: кто на занятия, кто на сбор продуктов, кто просто отправился пошляться по лесу или позагорать на берегу, собралась возле шеста с черепом. Появился Инструктор.

– А теперь я вас буду учить делать сгустки сознания, освобожденные от контроля материи.

Инструктор наклонился и поднял лежавшую у его ног полутораметровую палку – очищенную от листьев и отростков ветвь дерева. Поставил ее вертикально и вдавил в мягкую почву.

– Проведите Растворение, – скомандовал Инструктор.

Я выполнил знакомое действие.

– Чувствуйте палку своим телом, не выходя из Растворения!

Вся сцена леса вместе с торчавшей из земли палкой распалась на множество частей, которые потом снова соединились, но уже в однородный студень. Я не воображал себе предмет нашей работы, это бы сразу разрушило Растворение, я просто знал о его существовании всем своим телом. Некоторое время я находился в Растворении. Вдруг из «глицеринового студня» резко выделился торчащий вертикально шест и вторгся в мое сознание. Он оставался той же палкой, длинным шестом из свежей древесины, но одновременно он был внутри меня, распирая мое сознание. Я ощутил его тяжесть, но продолжал Растворение. Все предметы растворились в «глицериновом студне», но палка оставалась жестким стержнем, торчащим в моем сознании и не подчиняющимся моему вниманию. Потом внезапно тяжесть исчезла, шест растворился в общем студне.

– Хватит пока, – Инструктор растормошил меня и вывел из Растворения остальных.

– Вы все сумели втащить палку в свое сознание, – пафосно сообщил он нам.

– С моей помощью, конечно, – добавил он ехидно.

– Вам нужно научиться делать это самостоятельно с любой вещью. Нужно понять одну такую сложную штуку: любая вещь из обычного мира двойственна, она принадлежит каждому из ваших сознаний, и сознанию всех, кто видит ее. Двойственность в том, что она единична и существует только для тебя, но она же существует и для всех. Обычные люди не подозревают об этой двойственности, но деи умеют расщеплять вещи на общезначимую часть и на ту, которая принадлежит только им. Ту часть, которая принадлежит тебе, ты можешь втащить в свое сознание, а потом втолкнуть в сознание другого человека. Ты можешь вырастить в своем сознании такую вещь, которой нет ни у кого. Тогда ее будешь видеть только ты и тот, кому ты ее передашь. Вы можете вырастить ее всей группой и тогда это будет вещь для вас, и больше ни для кого.

Я понимал его слова, но все это не укладывалось в моей голове. Недоумение было написано и на лицах моих товарищей.

– Смотрите, – продолжил Инструктор, – пока вы были в Растворении, я отодрал от палки то, что принадлежало только каждому из вас, и оно вонзилось в ваши сознания.

– Что, все пять кусков сразу? – со злостью спросил Паук.

Было видно, что он злился на Инструктора. Я хорошо понимал его. У меня его странные слова тоже вызывали раздражение, но я был более сдержан и предпочитал ждать, что же будет дальше.

– Хороший вопрос, – с внезапным оживлением сказал Инструктор, – значит, до тебя все-таки дошел парадокс: вторая часть палки принадлежит только каждому из вас, но она одна-единственная и не принадлежит никому кроме тебя, тебя и тебя… – он показал на каждого из нас.

Паук озлился еще больше:

– Я не понимаю этой белиберды, – закричал он. – Как это может быть, что моя половина палки принадлежит только мне, другая всем остальным, но при этом мою половину можно воткнуть в голову и всем остальным сразу?! И при этом у каждого есть своя половина, и она воткнулась и в мою и во все остальные, и при этом осталась моей! Так она одна или их много?!

Волк мрачно сказал:

– Давайте попробуем еще раз, может, тогда станет ясно.

– Попробуем, – согласился Инструктор, – но только если в первый раз я оторвал вашу часть палки и вбросил в ваши сознания, то теперь я только оторву ее, а втяните ее в себя вы сами. На пике Растворения, когда почувствуете палку своим телом, телом ее и втащите в себя.

Снова лес растворился, снова я почувствовал палку своим телом, почувствовал ту «мышцу», которой нужно потянуть шест на себя, напрягся, но ничего не произошло, только Растворение разрушилось.

Мы повторяли это раз десять, потом Кобра радостно взвизгнула, потом это получилось у Волка, и, наконец, я вдруг неожиданно втянул шест в себя, ощущая его тяжесть внутри своей головы и одновременно видя его перед собой… Это длилось лишь несколько секунд, потом шест опять ушел в Растворение.

Паук сидел нахохлившись. Было видно, что задание раздражало его.

Эта практика стала для нас главной и на оставшиеся две недели, и на следующие пару лет. Мы должны были выполнять ее в условиях ночной работы и скрыто, во время пребывания в Дневной группе. Ночью мы это делали с Инструктором, а днем самостоятельно, во время дневных занятий. Мы «втягивали» в себя (Доктор обозвал это ученым термином «интроекция») и окружающие стволы деревьев, и лист ватмана с кружочками и абстрактными рисунками, а потом и сами рисунки без бумаги, на которую они были нанесены. Первый раз это получилось у меня самостоятельно только через год после зачисления в Ночную группу.