Воровство и обман в науке - Сергей Бернатосян

И вот этого неистощимого на выдумку человека история науки незаслуженно выхоластила из своей памяти, хотя его изобретениям в самых разных областях жизни нет числа. Ею была забыта и потрясающая разносторонность мышления Корнелиуса Дреббеля, и его редкий дар мастерового, как только закончилась эпоха Средневековья.

Что же мешало таким средневековым исследователям, как Юнг, Риттер, Дреббель, в каких-то моментах превзойти самих себя и лихо переступить порог, ведущий к вечной славе? В чем же секрет неудачливости этих и им подобных тружеников науки? Их заведомый неуспех имел несколько причин. Первая от них не зависела: когда в распределение приоритетов вмешивался его величество Случай (здесь еще нам предстоит подробно разобраться). Вторая была связана с недопониманием самими разработчиками недр науки исключительной значимости добытых ими же камушков, которые при определенных усилиях с их стороны могли засверкать всеми гранями. Третья крылась в особенностях характеров ученых. Неблагонадежными союзниками в их стремлении быть первыми очень часто оказывались чрезмерная скромность, внутренняя скованность и намеренная самоизоляция, выражавшаяся в нежелании контактировать с высшим светом научного общества. Они, как правило, переоценивали свои потенциальные возможности или, напротив, слишком сомневались в себе, из-за чего вбить последний гвоздь в возводимый фундамент новой теории им не удавалось. Воля и настойчивость изменяли им при окончательном рывке. Причем, что также характерно для невезунчиков, прозрение приходило слишком поздно, когда поезд уже ушел, а следующий не был предусмотрен расписанием.

В этом смысле интересен такой пример. Как-то один весьма известный физик-теоретик признался светиле теоретической физики Л.Д. Ландау, что ему выпала возможность еще до австрийца Эрвина Шредингера вывести основное уравнение волновой механики, известное нам как "уравнение Шредингера", которое позволяет определять возможные состояния системы и даже изменения этих состояний во времени. Для убедительности он показал Ландау свои давние черновики с квантовомеханическими выкладками, ведущими к этому уравнению, и напоследок добавил, что ничего особенного в нем не усмотрел. Дослушав до конца своего коллегу, Ландау не мог скрыть своего искреннего возмущения. Впав в свойственный ему гнев, он посоветовал ученому больше никогда и никому не рассказывать об этом. Почему? Да потому что, придя к важнейшему для современной науки результату, тот не смог полностью его осмыслить. А это куда позорнее и постыднее, чем не суметь получить сам результат.

Нередко в науке складывались и прямо противоположные ситуации, когда исследователи последовательно и целенаправленно двигались к покорению своей Трои и, покоряя ее, отчетливо представляли масштаб своего завоевания, но пальма первенства все равно доставалась другим. Причем сами они играли в этом немаловажную роль. И здесь наиболее убедительна история, связанная с открытием пенициллина.

Пенициллиновая страсть Александера Флеминга

Среди забытых имен уже совсем близкого к нам времени неоправданно пребывает и целая плеяда деятелей медицинской науки. Одно из них вытащил из тайников истории микробиолог Александер Флеминг. Тот самый, кому всемирная слава буквально свалилась на голову.

Чрезвычайно скромный шотландец Флеминг оказался в эпицентре всеобщего внимания в годы второй мировой войны, благодаря открытию спасительного антибиотика — пенициллина, который был незаменим в лечении гнойных ран и послеоперационных абсцессов. Около 95 процентов раненых выживали только потому, что им делались инъекции этого всемогущего лекарства.

Ему и его производным, быть может, и по сей день нет равных в фармакологии. Десятки более сильных по спектру применения антибиотиков произошли от пенициллиновой основы. Это две большие группы биосинтетических и полусинтетических препаратов от бензилпенициллина до цефалоспоринов последнего поколения, включающих высокоактивный в отношении самых разных инфекций клафоран и достигающий огромной концентрации в организме роцефин длительного периода действия.

Всего их создано 6000 видов. Группа цефалоспоринов успешно используется в борьбе с псевдомоиадами, практически всеми энтеробактериями, устойчивыми стафилококками и избирательными штаммами гемофильных палочек. Они спасают людей почти ото всех болезней в самых критических фазах, сражаются с чумкой и олимпийкой у домашних животных.

Понятно, почему Флеминга чуть ли не носили на руках, щедро удостаивая самых высоких почестей. Как ученый, сделавший открытие века, он был приглашен даже на торжественный прием во Французскую Академию в сентябре 1945 года. Там в своей короткой речи безукоризненно честный Александер Флеминг с присущим его натуре благородством поименно перечислил всех своих предшественников, продуктивно работавших с грибками и бактериями. В их числе им был назван и никому не известный французский исследователь Дюшен, о чьих экспериментах ученый имел неосторожность отозваться слишком уж высоко, умалив при этом собственные заслуги в микробиологии. "Если я наткнулся на антибактериальную активность грибка Penicillium случайно, — заявил он высокой публике, — то Эрнест Дюшен пришел к этому же в результате кропотливых поисков".

С формальной стороны все так и выглядело: Флеминг на самом деле не был единственным, кто заметил взаимную враждебность грибков и бактерий. По крайней мере наряду с его исследованиями существовали не менее важные в этой области работы англичанина Листера, французов Пастера и Жубера, русских ученых Манассеина и Полотебнова. Правда, все они только лишь констатировали факты несовместимости этих мельчайших живых организмов, но как обернуть их на пользу людям, не знали. Никто из них, кроме Дюшена, вплотную не подошел к созданию мощнейшего грибкового оружия для борьбы с бактериями.

Какой же была судьба этого забвенного провидца? Эрнест О. К. Дюшен учился в Лионской Военно-медицинской академии. Во время учебы серьезно увлекся микробиологией, в особенности зачитывался трудами Луи Пастера. Однажды, наблюдая за бурным размножением плесниевых спор, любознательный студент отметил довольно странную вещь: если на покрытый плесенью продукт, будь то кусок сыра или хлеба, попадала хоть одна бактерия, их жизнеспособность гасла прямо на глазах.

Дюшен начал экспериментировать с самыми разнообразными грибковыми образованиями и бактериальными культурами, подмешивая их друг к другу. Ситуация не менялась. Активность одних неизменно подавлялась активностью других. Этот чрезвычайно интересный лабораторный материал лег в основу его дипломной работы, которую он целиком посвятил новой проблеме "жизненной конкуренции плесеней и микробов". Диплом был успешно защищен, но проблема этим не исчерпывалась. Дюшен продолжал и дальше ставить эксперименты в надежде разрешить ее до конца. И разрешил.

В плесени Penicillium glaucum он обнаружил изумительные целебные свойства. Отобрав для опытов морских свинок, предварительно зараженных брюшным тифом, Дюшен стал делать им инъекции из питательной среды чудо-грибка и получил сногсшибательный эффект. Ни одно из животных, которым был введен пенициллин, не погибло, в то время как особи контрольной группы вымерли абсолютно все.

Этот заранее спланированный и целенаправленный эксперимент был поставлен Э. Дюшеном в 1897 году, за 31 год до изобретения пенициллина Флемингом, который совместно с Х.У. Флори и Э.Б. Чейном был удостоен в 1945 году престижной Нобелевской премии.

Сказать, что молодой талантливый француз не придал должного значения своим блестяще полученным результатам, нельзя. Он наверняка бы сделал из них те же выводы, что и Флеминг, но ведь как зло шутит над людьми судьба! Сначала Дюшена оторвала от плодотворной научной деятельности военная служба, а вскоре после нее он тяжело заболел и мог работать только с большими перерывами, перемогаясь и постепенно угасая. В конце концов неизлечимый недуг "съел" его легкие, и в 1912 году он умер, будучи на самом пороге величайшего из открытий в истории медицины.

Сложился бы его жизненный путь иначе, человечество уже в начале XX столетия могло обладать чудодейственным лекарством, да и сам Дюшен, благодаря ему, наверняка бы выздоровел. Но этого, к сожалению, не случилось. Как будто кто-то намеренно отодвигал людей от поисков панацеи в борьбе с физической смертью, не желал их продвижения на пути познания истины…

Открытие пенициллина в 1920–1930 годах прославило трех английских исследователей: двух великих "Ф" — микробиолога Александера Флеминга, патолога Хаурда Уолтера Флори и примкнувшего к великолепной паре одаренного биохимика Эрнста Бориса Чейна, которые образовали тройственный "нобелевский" союз.