Похищение - Джоди Пиколт

— Славь Юго-западные авиалинии, они в моем приезде участвовали активней.

— Рутэнн, это мой лучший друг.

— Мы уже знакомы.

— Да. Рутэнн любезно позволила мне проявить творческие наклонности. — Я вручаю Делии куклу. — Вдруг пригодится? Слушай, мы могли бы где-нибудь… поговорить?

С этими словами я оглядываюсь по сторонам, но конец трейлера Рутэнн в буквальном смысле виден с этой точки. Отсюда я могу практически дотянуться до его конца.

— Ступайте, — отмахивается от нас Рутэнн. — Мы с Софи заняты.

Делия наклоняется и целует Софи в лоб. Вот уж никогда не мог понять смысл этого действа! Что, у матерей в губы вмонтирован термометр?

— Сегодня утром…

— Я уже знаю.

— Я даже не смогла дозвониться до Эрика, чтобы он приехал в больницу…

— Знаю. Он сказал, что звонил тебе на мобильный.

Делия испытующе смотрит на меня.

— Ты уже виделся с Эриком? Ездил к нему в офис?

Я мнусь. И вспоминаю о своих заметках, посвященных слушанию. Я их обработаю и отошлю в «Газету Нью-Гэмпшира».

— Мы столкнулись в суде. Около часа назад состоялось предварительное слушание по делу твоего отца.

Отказываясь верить, Делия мотает головой.

— Не понимаю… Эрик позвонил бы мне.

— По-моему, Эрик сам не знал о слушании и чуть его не пропустил.

Она в задумчивости выходит из трейлера и присаживается в тени рядом с Гретой.

— Я вчера вечером на него разозлилась.

— На Эрика?

— На отца. — Она подтягивает колени и опирается на них подбородком. — Я пошла в тюрьму сказать, что дам показания и сделаю все, чтобы ему помочь. Я хотела услышать правду, но, когда он начал ее говорить, могла думать только о лжи. О лжи, которую он говорил раньше. И я ушла. — На глаза ее набегают слезы. — Я бросила его.

Я обнимаю ее за плечи.

— Уверен, он понимает, как тяжело тебе приходится.

— А если он подумал, что я не пришла в суд от злости? Вдруг он решил, что я его ненавижу?

— А ты его ненавидишь?

Делия качает головой.

— Знаешь, это как уравнение, которое не сходится… С одной стороны, у меня есть мама… где-то там… и это потрясающе… и я никогда не смогу наверстать упущенное нами время. С другой стороны, у меня было очень счастливое детство, пускай я и провела его без матери. Отец в буквальном смысле посвятил мне жизнь, а с этим нужно считаться. — Она тяжело вздыхает. — Ведь можно любить человека, но ненавидеть его поступки, правда?

Я смотрю на нее на какую-то секунду дольше, чем следовало бы.

— Наверное.

— И я по-прежнему не знаю, почему он так поступил.

— Тогда, возможно, стоит спросить у кого-то еще.

Она поворачивается ко мне лицом.

— Я хотела задать этот вопрос тебе. Я постоянно оказываюсь в тупике. Я не смогла спросить у отца девичью фамилию матери, когда проведывала его в тюрьме, потому что ужасно расстроилась. Я звонила в архивы и пыталась объяснить им свою ситуацию, но они сказали, что без девичьей фамилии…

—.. не смогут дать тебе вот это?

Я достаю из заднего кармана клочок бумаги.

Ди читает незнакомый адрес и номер телефона. Я слежу за каждым ее движением.

— Когда поступаешь на журналистику, на первой же лекции студентов учат обольщать сотрудников архивов, — поясняю я.

— Элиза Васкез?

— Она вышла замуж второй раз. — Я протягиваю ей свой мобильный. — Давай.

Несколько мгновений надежда держит ее в ледяных объятиях, но таки ослабляет хватку, и Делия берет трубку. Однако успевает только набрать код Скоттсдейла — и нажимает кнопку сброса.

— В чем дело?

— Послушай.

Она берет мою руку и прижимает к северной окраине своего сердца.

И сердце это, конечно, мчится во весь опор. Сердце это трепещет, как крылышки колибри, как мысль нерешительного человека, как сердце в моей груди.

— Ты нервничаешь, — говорю я, — что в сложившихся обстоятельствах вполне понятно.

— Я не просто нервничаю. Помнишь, как в детстве мы волновались за неделю до дня рождения? Как только об этом и думали, а потом праздник оказывался в десять раз скучнее, чем ожидалось. — Делия покусывает нижнюю губу. — Вдруг сейчас произойдет то же самое?

— Ди, ты ждала этого целую жизнь. Если в этом кошмаре и есть что-то хорошее, то вот оно.

— Но почему она этого не ждала? Почему не искала меня?

— Откуда тебе знать? Может, она искала тебя все двадцать восемь лет. Она имя твое узнала всего два дня назад!

— Эрик сказал, что она могла и не подавать иск, — замечает Делия. — Иск мог подать сам штат. Может, у нее новая жизнь, новые дети… Может, ей наплевать, нашли ли меня.

— А может, когда ты ее увидишь, то поймешь, что Элиза Васкез — это псевдоним, а на самом деле ее зовут Марта Стюарт.[17]

Она натянуто улыбается.

— Оба родителя — преступники? Сам подумай, насколько это невероятно. — Наклонившись, она зарывается пальцами в шерсть на загривке Греты. — Фиц, я хочу, чтобы все прошло идеально. Я хочу, чтобы она оказалась идеалом. Но вдруг она не идеальна? Вдруг я не идеальна?

Я ласкаю взглядом чистый янтарь ее глаз и плавный изгиб плеч.

— Ты идеальна, — шепчу я.

Она обнимает меня, и я нанизываю этот момент на длинную нить ее прикосновений.

— Что бы я без тебя делала…

Я мысленно отвечаю на ее риторический вопрос. Без меня ее семейная драма не украсила бы страницы «Газеты Нью-Гэмпшира». Без меня ей не пришлось бы сомневаться, не привело ли меня сюда что-то помимо дружеского долга. Без меня ей не довелось бы испытывать боль вновь.

Когда Делия отстраняется, лицо ее сияет.

— Как ты думаешь, что мне надеть? — спрашивает она. — Может, стоит сначала позвонить? Нет, лучше просто приеду. Тогда я смогу увидеть ее реакцию… Приглядишь за Софи?

Прежде чем я успеваю ответить, дверь трейлера уже захлопывается у нее за спиной. Грета смотрит на меня, постукивая хвостом о землю. Меня, как и охотничью собаку, уже забыли.

Я достаю из кармана свои судебные заметки и измельчаю их в конфетти. Редактору я скажу, что рейс задержали, что я заблудился по дороге в суд, что меня сразил грипп… Да что-нибудь совру. Ветер подхватывает обрывки, и я уже представляю, как их разносит по пустыне.

Но вместо этого они перелетают через ворота парка и оседают на тротуаре. Мой нелепый снегопад раскаяния накрывает какого-то мужчину. Я извиняюсь перед ним и только сейчас понимаю, что это бродяга с магистрали. Он по-прежнему демонстрирует мчащимся мимо автомобилям свою картонную табличку «Нужна помощь».

На этот раз я подхожу к нему и, пожелав удачи, вручаю двадцатидолларовую купюру.

III

Ничто не заметно и не памятно так, как наши ошибки.

ДЕЛИЯ

Если вы считаете, что материнство — это инстинкт, то глубоко заблуждаетесь.

В колледже, учась на зоолога, я писала диплом о способах, которыми детеныши находят своих матерей, а матери — своих детенышей. Инстинкт, как выяснилось, не присущ животному с рождения, он развивается по мере сближения родителя и ребенка. Я читала знаменитые труды Конрада Лоренца — ученого, за которым гусята следовали как привязанные, потому что имело место явление импринтинга: увидев его первым, вылупившиеся птенцы признавали в нем своего родителя. Я наблюдала за гиенами, дикими кабанами и морскими котиками, и все они использовали звуковые подсказки, выбросы феромонов и физическое распознавание, чтобы находить своих матерей среди множества подобных особей.

У самых радетельных матерей — людей, кур и мышей — рождается самое беспомощное потомство. С другой стороны, рыб, сразу же после появления на свет способных позаботиться о себе, мамы бросают еще новорожденными. В этом смысле родительские обязанности заключаются лишь в защите.

Но время от времени я сталкивалась с аномалиями, с искажением инстинкта. Взять ту же кукушку, которая вторгается в чужое гнездо, вышвыривает отложенные там яйца и подкладывает «суррогатным родителям» свои собственные. Когда не хватает пищи, тюленихи бросают детенышей на произвол судьбы, а неандертальцы и вовсе убивали молодняк в преддверии голода. Иногда выбора не остается — и материнский инстинкт перестает работать.

Несколько лет спустя я узнала, что ученые обнаружили генетические компоненты «добросовестного» материнства. Гены под названиями «Мест» и «Пег-3» встречаются в девятнадцатой хромосоме, но, по иронии судьбы, проявляются они лишь тогда, когда унаследованы по отцовской линии. Подобный импринтинг обычно происходит в ходе эволюции в силу генетической борьбы полов: максимальный помет входит в интересы самок, но защита уже рожденного ребенка не входит в интересы самца.