История Древней Греции - Василий Кузищин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В общественной жизни гомеровского полиса немалую роль играют все еще сильные традиции родового строя. Объединения родов — так называемые филы и фратрии — составляют основу всей политической и военной организации общины. По филам и фратриям строится общинное ополчение во время похода или сражения. По филам и фратриям народ сходится на собрание, когда нужно обсудить какой-нибудь важный вопрос. Человек, не принадлежавший ни к какой фратрии, стоит, в понимании Гомера, вне общества. У него нет очага, т. е. дома и семьи. Его не защищает закон. Поэтому он легко может стать жертвой насилия и произвола. Между отдельными родовыми союзами не было прочной связи. Единственное, что заставляло их держаться друг за друга и селиться вместе за стенами полиса, — это необходимость в совместной защите от внешнего врага. В остальном филы и фратрии вели самостоятельное существование. Община почти не вмешивалась в их внутренние дела. Отдельные роды постоянно враждовали между собой. Широко практиковался варварский обычай кровной мести. Человек, запятнавший себя убийством, должен был бежать в чужую землю, спасаясь от преследования сородичей убитого. Среди героев поэм нередко встречаются такие изгнанники, покинувшие отечество из-за кровной мести и нашедшие приют в доме какого-нибудь чужеземного царя. Если убийца был достаточно богат, он мог откупиться от родичей убитого, уплатив им пеню скотом или слитками металла. В XVIII песне «Илиады» представлена сцена суда из-за пени за убийство:
Далее много народа толпится на торжище; шумныйСпор там поднялся; спорили два человека о пене,Мзде за убийство; и клялся один, объявляя народу,Будто он все заплатил; а другой отрекался в приеме.Оба решились, представив свидетелей, тяжбу их кончить.Граждане вдруг их крик укрощают; а старцы градскиеМолча на тесаных камнях сидят средь священного круга;Скипетры в руки приемлют от вестников звонкоголосых;С ними встают, и один за другим свой суд произносят.В круге пред ними лежат два таланта чистого злата;Мзда для того, кто из них справедливо право докажет.
Общинная власть, представленная «старцами градскими», т. е. родовыми старейшинами, выступает здесь в роли третейского судьи, примирителя тяжущихся сторон, с решением которого они могли и не считаться. В таких условиях при отсутствии централизованной власти, способной подчинить своему авторитету враждующие роды, межродовые распри нередко вырастали в кровавые гражданские усобицы, ставившие общину на грань распада. Такую критическую ситуацию мы видим в заключительной сцене «Одиссеи». Родственники женихов, озлобленные гибелью своих детей и братьев, павших от руки Одиссея, устремляются к загородной усадьбе его отца Лаэрта с твердым намерением отомстить за погибших и искоренить всю царскую семью. Обе «партии» с оружием в руках выступают навстречу друг другу. Завязывается сражение. Лишь вмешательство Афины, покровительствующей Одиссею, останавливает кровопролитие и заставляет врагов пойти на примирение.
Эгейская и архаическая Греция
4. Имущественное и социальное расслоение
Патриархальная моногамная семья, живущая замкнутым хозяйством (ойкос), была главной экономической ячейкой гомеровского общества. Родовая собственность на землю и другие виды имущества, судя по всему, была изжита еще в микенскую эпоху. Основной вид богатства, каким была в глазах греков гомеровского времени земля, считался собственностью всей общины. Время от времени в общине устраивались переделы принадлежащей ей земли. Теоретически каждый свободный общинник имел право на получение надела (эти наделы назывались по-гречески клерами, т. е. «жребиями», так как их распределение производилось при помощи жеребьевки). Однако на практике эта система землепользования не препятствовала обогащению одних членов общины и разорению других. Гомер уже знает, что рядом с богатыми «многонадельными» людьми (поликлерой) в общине есть и такие, у которых совсем не было земли (аклерой). Очевидно, это были крестьяне — бедняки, у которых не хватало средств для того, чтобы вести хозяйство на своем небольшом наделе. Доведенные до отчаяния, они уступали свою землю богатым соседям и таким образом превращались в безнадельных батраков — фетов.
Феты, положение которых лишь немногим отличалось от положения рабов, стоят в самом низу той общественной лестницы, на вершине которой мы видим господствующее сословие родовой знати, т. е. тех людей, которых Гомер постоянно именует «лучшими» (аристой — отсюда наше «аристократия») или «добрыми», «благородными» (агатой), противопоставляя их «скверным» и «низким» (какой), т. е. рядовым общинникам. В понимании поэта, природный аристократ стоит на голову выше любого простолюдина как в умственном, так и в физическом отношении.
Свои претензии на особое, привилегированное положение в обществе аристократы пытались обосновать ссылками на якобы божественное происхождение. Поэтому Гомер нередко называет их «божественными» или «богоподобными». Разумеется, реальной основой могущества родовой знати было вовсе не родство с богами, а богатство, резко выделявшее представителей этого сословия из среды рядовых членов общины. Знатность и богатство для Гомера — понятия почти нерасторжимые. Знатный человек не может не быть богатым, и, наоборот, богач обязательно должен быть знатен. Аристократы кичатся перед простонародьем и друг перед другом своими обширными полями, несметными стадами скота, богатыми запасами железа, бронзы и драгоценных металлов.
Экономическое могущество знати обеспечивало ей командные позиции во всех делах общины как во время войны, так и в мирное время. Решающая роль на полях сражений принадлежала аристократии уже в силу того, что только богатый человек мог в те времена приобрести полный комплект тяжелого вооружения (бронзовый шлем с гребнем, панцирь, поножи, тяжелый кожаный щит, обитый медью), так как оружие было очень дорого. Лишь самые состоятельные люди общины имели возможность содержать боевого коня. В природных условиях Греции при отсутствии богатых пастбищ это было далеко не просто. К этому следует добавить, что в совершенстве владеть тогдашним оружием мог лишь человек, получивший хорошую атлетическую подготовку, систематически упражнявшийся в беге, метании копья и диска, верховой езде. А такие люди могли найтись опять-таки только среди знатных. У простого крестьянина, с утра и до захода солнца занятого тяжелым физическим трудом на своем наделе, попросту не оставалось времени для занятий спортом. Поэтому атлетика в Греции долгое время оставалась привилегией аристократов. Во время сражения аристократы в тяжелом вооружении пешие или верхом на конях становились в первых рядах ополчения, а за ними беспорядочно толпился «простой народ» в дешевых войлочных панцирях с легкими щитами, луками и дротиками в руках. Когда войска противников сближались, промахой (букв. «сражающиеся впереди» — так называет Гомер воинов из знати, противопоставляя их рядовым ратникам) выбегали из строя и завязывали одиночные поединки. До столкновения основных плохо вооруженных масс воинов дело доходило редко. Исход сражения обычно решали промахой.
В древности место, занимаемое человеком в боевом строю, обычно определяло и его положение в обществе. Являясь решающей силой на поле брани, гомеровская знать претендовала также и на господствующее положение в политической жизни общины. Аристократы третировали простых общинников как людей, «ничего не значащих в делах войны и совета». В присутствии знати «мужи из народа» (демос) должны были сохранять почтительное безмолвие, прислушиваясь к тому, что скажут «лучшие люди», так как считалось, что по своим умственным способностям они не могут здраво судить о важных «государственных» делах. На народных собраниях, описания которых неоднократно встречаются в поэмах, с речами, как правило, выступают цари и герои «благородного происхождения». Народ, присутствовавший при этих словопрениях, мог выражать свое отношение к ним криками или бряцанием оружия (если собрание происходило в военной обстановке), но в само обсуждение обычно не вмешивался. Лишь в одном случае, в виде исключения, поэт выводит на сцену представителя народной массы и дает ему возможность высказаться. На собрании ахейского войска, осаждающего Трою, обсуждается вопрос, кровно затрагивающий всех присутствующих: стоит ли продолжать войну, тянущуюся уже десятый год и не сулящую победы, или же лучше сесть на корабли и всем войском вернуться на родину, в Грецию. Неожиданно берет слово рядовой ратник Терсиг:
В мыслях вращая всегда непристойные, дерзкие речи,Вечно искал он царей оскорблять, презирая пристойность,Все позволяя себе, что казалось смешно для народа.
Он смело обличает алчность и корыстолюбие Агамемнона, верховного предводителя ахейского воинства, и призывает всех немедленно отплыть к родным берегам, предоставив гордому Атриду одному сражаться с троянцами: