Брак по любви - Моника Али
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он отложил ручку и поднял взгляд:
– Насчет стажировки, я полагаю.
– Простите?
– Сколько направлений сейчас нужно пройти? Двадцать? Вечно забываю.
– В общей сложности двадцать четыре, – ответила Ясмин. – Пока что я прошла десять или одиннадцать.
Она пришла в кабинет Пеппердайна, чтобы сказать ему, своему куратору, что передумала насчет медицинской карьеры. То есть не совсем так. Раньше она об этом не задумывалась. Но сегодня внезапно почувствовала, что сыта по горло. С нее хватит.
– Цель не за горами, – сказал Пеппердайн. – Прогресс налицо. – Он снова взял ручку, видимо надеясь, что разговор близится к концу. – Что ж, в травматологии, постинсультах и двигательных расстройствах отчаянно не хватает человеческих ресурсов. Будьте добры, напомните, где вы уже стажировались. С другой стороны, в данный момент в наших отделениях каждый сотрудник на вес золота. Похоже, у нас сегодня аврал?
– Кажется, я всё брошу, – сказала Ясмин.
– Да, тот еще денек. – Он откинулся на спинку стула. Поперек груди на его рубашке виднелись загибы, словно он вынул ее из пакета и надел, не погладив. Он никогда не был женат. Если бы он жил не один, то рубашка была бы поглажена, решила Ясмин. – Вы не пытались бегать? Мне всегда помогает.
– От чего?
– От стресса. Сегодня, например, я сражаюсь с бюрократией, пытаясь выяснить, почему двум врачам НСЗ, которых я пытался нанять, отказали в визах. Когда я отправляюсь на пробежку… Проблема никуда не девается, однако я обретаю некоторое, к-хм, самообладание.
– Дело не в стрессе, а… – В чем же? Всё достало? Работа не оказалась сплошным праздником? Чего она ожидала от врачебных будней? Ее долг – служить нуждам других, а не только своим собственным. Ниам вывела ее из равновесия. Вот настоящая причина, по которой она сейчас сидит здесь. Какое Ниам дело до поведения Джо? Как бы он себя ни вел, это не касается никого, кроме него и Ясмин.
– Послушайте, 2016-й – паршивый год для младших врачей. Эти новые договоры… Если хотите знать мое мнение, они довольно ужасны, но почти точно будут утверждены. Никто не станет винить вас, если вы уйдете. Подумываете податься в Австралию? В Новую Зеландию? Сейчас многие медики туда перебираются.
– Я просто не уверена, что хочу быть врачом, – ответила Ясмин. – Кажется, мне нужно искать другое дело жизни.
– Вот как. В таком случае… – Он неопределенно кивнул. – Это уж вам решать.
– Да. – Ясмин закусила губу. Чего она ожидала? Хотела услышать, что она особенная? Что без нее рухнет НСЗ? – Спасибо, – сказала она, вставая. – Вы мне очень помогли. Спасибо за участие.
– Погодите минутку, – окликнул он ее, когда она была уже почти в дверях.
Ясмин развернулась, готовясь спорить, готовясь послать все к черту прямо сейчас – пусть только попробует отчитать ее за грубость!
– Прошу заметить, что, на мой взгляд, вам не стоит уходить из профессии, – сказал Пеппердайн. – Медицина многое бы потеряла, поскольку, судя по тому, что я видел, вы очень хороший врач. – Он улыбнулся.
Значит, он все-таки умеет улыбаться! Ясмин улыбнулась в ответ, ощутив загадочный укол в груди. По пути домой она диагностировала его как беспричинный приступ счастья.
Любовь побеждает все
Задние сады Бичвуд-Драйв лежали у подножия травянистого склона лесопарка, окруженного чахлыми вязами и корявыми соснами. Широкую дорогу в расположенный на вершине холма Таттон-Хилл обрамляли древние величавые буки. Дом, чьи изогнутые барочные балюстрады смутно виднелись из окна Ясмин, когда-то принадлежал знатному английскому семейству работорговцев. Теперь здесь размещались культурный центр и кафе.
Ясмин прислонилась лбом к стеклу, глядя, как Ма собирает овощи в ржавую тачку. Аниса срезала мускатную тыкву и держала ее в вытянутых руках, словно отрубленную голову, внимательно осматривая нижнюю часть на предмет плесени, гнильцы или вредителей. На Ма было желтое хлопковое сари: его свободный конец, паллÿ, обернут вокруг плеча, нежно-розовая кайма на подоле перепачкана в грязи. Под мышками традиционной блузки чоли – темные круги пота. Ма удавалось одеться неуместно в любых случаях и обстоятельствах.
Ясмин заставила себя вернуться за письменный стол. Была суббота, и ей в кои-то веки выдались два свободных дня для занятий. Утром она заплатила пошлину за сдачу экзамена – четыреста девятнадцать фунтов, – чтобы лучше сосредоточиться. До сих пор она осилила два практических вопроса, после чего принялась листать журналы, оставленные в телевизионной комнате кем-то из пациентов или их родни. Она прочитала статью про молодую женщину, которая вышла замуж за своего отчима, и еще одну – про канадку, у которой был роман с серийным убийцей (та все удивлялась, почему на пассажирской дверце его машины нет ручки с внутренней стороны). Журналы были старые, низкопробные и плохо написанные, но увлекали ее, неспособную погрузиться в занятия, с головой.
Мне изменил жених! Теперь героиней одного из этих журналов могла бы стать и она. Джо занимался сексом с другой женщиной. Хотя Ясмин формально простила его, ее мысли непрерывно возвращались к этому факту, и всякий раз «факт» был окрашен по-разному. Ошибка. Предательство. Пустяк. Чудовищное злодеяние. Вероломно. Честно (он во всем сознался). Возмутительно. И, по непостижимой причине, стыдно. Стыд был идиопатическим. У него отсутствовали какие-либо рациональные причины. И все же он был тут как тут – прилив эмоций, теплое мокрое чувство сродни какому-то хроническому внутреннему недержанию.
«Прости, это ничего не значило». Ясмин поплакала. Еще бы, как же иначе. Джо обнял ее, и ей показалось, что она в прямом смысле распадется на молекулы, просто растает в его объятиях сию же минуту. Но вскоре она ожесточилась. Ее ухо прижималось к его голой груди, и размеренный стук его сердца наполнил ее яростью. После нескольких часов «почему» и «как ты мог» Ясмин выбилась из сил, а он сокрушенно опустил голову. Внезапно ей стало страшно. Если она его потеряет… но этого не будет. Она не потеряет его и не бросит.
Ясмин вернулась к пробному экзаменационному билету. Семидесятидевятилетняя женщина была госпитализирована для плановой операции по замене тазобедренного сустава. Осмотр выявил бледность, двухсантиметровую спленомегалию и маленькие единичные аксиллярные лимфатические узлы.
Сосредоточься! Но, уже начиная читать симптомы, Ясмин знала, что не ответит на вопрос. Плевать ей, страдает ли эта гипотетическая семидесятидевятилетняя женщина от острого миелолейкоза, хронической лимфоцитарной лейкемии, миелофиброза или бубонной чумы. Она плохой врач. Столько лет учебы и стажировок впустую.
Ясмин пробиралась между жестяным корытом, полным дров и мешков с гравием, бамбуковым вигвамом, который летом служил шпалерой для стручковой фасоли, и кустами клубники, буреющими под рваной сеткой. На занятия она махнула рукой. Ма стояла в полуразвалившейся теплице, бессмысленно глядя на стойку для шляп. О чем она задумалась? Что у нее за заботы? Раньше Ма все время чем-то занималась, но, начав ходить в гости к Гарриет по два-три раза в неделю, стала вести себя необычно, будто носила при себе какое-то тайное сокровище. Нелепость, да и только.
Когда Ясмин толчком открыла дверь в теплицу, Ма вздрогнула.
– Я только вышла за помидорами. – Она задрала сари, показывая грязный подол, словно вихрь огородничества закружил ее помимо воли.
– Ма… – начала Ясмин и замялась. – Ты можешь мне толком рассказать о том… как ты познакомилась с Бабой? Как ты поняла, что хочешь за него замуж?
Аниса повернулась к кусту помидора и принялась обрезать его и прищипывать.
– Не знаю. Что тебе рассказать? Не знаю.
– У тебя когда-нибудь возникали сомнения?
– Было очень сложно, – ответила Ма, поясняя свои слова замысловатыми движениями головы.
Теплица служила последним пристанищем для собираемого Анисой хлама и лишней одежды. Ясмин села на черный мусорный мешок,
