Включи мое сердце на «пять» - Саймон Стивенсон

на автоматическом автобусе обратно в Кингман. Профессору было плохо, и становилось еще хуже. Он страдал от «похмелья». Этим термином люди описывают симптомы самостоятельного отравления алкоголем.

Кстати, вы знаете, какой еще вид живых существ, кроме людей, регулярно отравляет себя, чтобы повеселиться?

Ха!

Это вопрос с подвохом!

Ни один другой вид не отравляет себя, чтобы повеселиться.

Даже скандально известные своим амбивалентным отношением к жизни панды!

Когда в Кингмане мы сели на поезд «Развалины империи», Профессор уже позеленел. Поэтому я спросил у него, не хочет ли он сообщить мне свою последнюю просьбу. Если человек умирает, по правилам вежливости следует осведомиться, нет ли у него последней просьбы. Хотя, скорее всего, он попросит сотворить чудо, а чудо – по определению – это событие, невозможное с точки зрения науки.

Профессор сказал, что его последняя просьба – дать ему тишину и покой. Он намеренно вел себя невежливо, но я простил его, ведь он умирал от алкогольного отравления, и поэтому его сознание было затуманено. Я исполнил его просьбу, отправившись в обзорный вагон. Именно там я услышал голос кондуктора: он объявил о том, что мы въезжаем на территорию Калифорнии.

Калифорния!

Некоторые слова резонируют в сознании людей сильнее, чем их буквальное значение. Одно из таких слов – «Калифорния». Для людей «Калифорния» – не просто регион, но великое множество идей, изображений, стереотипов и предрассудков. Эти ассоциации у каждого из людей свои.

Неудивительно, что у роботов возникают проблемы с языком!

Знаете, кому следовало бы поручить составление словаря?

Великому Альберу Камю!

Если бы словарем занимался он, слово «Калифорния» обозначало бы только территорию площадью 163 696 квадратных метров, находящуюся внутри границ штата.

Увы, никто не подумал о том, чтобы назначить Альбера Камю руководителем проекта по составлению словаря.

Поэтому теперь слово «Калифорния» люди понимают по-разному.

Для одних людей Калифорния – это темно-зеленые сосны и белые горы со снежными шапками, это золотые пляжи и синий океан. Для них Калифорния – это бесконечные сады с идеальными фруктовыми деревьями и красивые неоновые звезды мостовой на Голливудском бульваре. Для них Калифорния – это величественные красные балки моста «Золотые ворота» перед почти столь же потрясающим Тихим океаном. Для многих из этих людей Калифорния – место настолько идеальное, что они испытывают непреодолимое желание отправиться туда в погоне за своими явно неосуществимыми мечтами.

Однако для многих других людей Калифорния – это совсем другое место! Для них она – логово, где царит технологическое неравенство, страна, где не осталось ничего реального, источник и символ всего зла в мире. Люди, у которых слово «Калифорния» вызывает подобные ощущения, считают, что половина калифорнийцев зарабатывает на жизнь, создавая крылатых роботов-убийц, а вторая половина снимает про этих роботов фильмы!

Таким образом, Калифорния – это парадокс, и когда наш поезд пересек границу штата, я не понимал, что должен чувствовать. Изучив «Колесо чувств», я определил ноты «возбуждения», «одиночества», «сентиментальности» и «ошеломления», но мне показалось, что ни одно из этих слов не описывает в точности мои эмоции.

Возможно, я почувствовал их первым!

Может, я первопроходец, как и многие другие, которые прибыли в Калифорнию до меня!

Разумеется, многие из них потерпели поражение.

Кто-то все же добился успеха.

Но большинство потерпели крах.

Калифорния – суровый край.

Я заметил, что, кроме всего прочего, ощущаю задумчивость.

Но я все равно не мог определить основное чувство.

Калифорния – таинственный край.

Поскольку Профессор не скончался от похмелья, он сошел с поезда в городе Нидлз, штат Калифорния. Мне было жаль с ним расставаться, ведь он – мой лучший друг в штате Колорадо, в Аризоне, Неваде, а теперь и в Калифорнии. Кроме того, он – мой единственный знакомый в штатах Колорадо, Аризона, Невада, а теперь и в Калифорнии. И несмотря на его необразованность и бахвальство, на его огромные размеры и на ничем не обоснованные предрассудки, связанные с роботами, – мне будет не хватать этого сукина сына!

Кстати, я не веду себя невежливо, называя Профессора «сукиным сыном». Хотя чаще всего это слово является оскорблением, невозможным с генетической точки зрения, оно также может быть ласковым прозвищем. Я узнал это от самого Профессора. Прежде чем сойти с поезда, он обнял меня так крепко, что я чуть не упал в обморок. А затем он сказал: «Сосед, сукин ты сын, я буду по тебе скучать! Если окажешься в моем университетском городишке, разыщи меня, поохотимся на роботов!»

Так что мы оба были сукиными детьми, и, значит, я узнал новый способ выразить восхищение и дружескую привязанность!

Но Профессор по-прежнему считает, что его город – тот Принстон, где университет.

Хотя на самом деле в нем нет даже фаллической водокачки.

Поэтому у меня вряд ли будет повод заехать к Профессору.

И даже если я это сделаю, мы с ним никогда не пойдем охотиться на роботов.

Тем не менее я буду скучать по сукиному сыну!

Итак, Профессор, который мог навлечь на нас беду, меня покинул, и поэтому остаток путешествия прошел без приключений. Поезд «Развалины империи» въехал на вокзал «Юнион стейшн» в центре Лос-Анджелеса чуть позже восьми часов вечера.

Кстати, железнодорожная станция в Лос-Анджелесе действительно называется «Юнион стейшн» – точно так же, как вокзал в Чикаго.

Люди!

Я не могу!

Тем не менее два этих «Юнион стейшн» сильно отличаются друг от друга. Прежде всего, если какой-то из фильмов и снимали на вокзале Лос-Анджелеса, то я их не видел. Кроме того, снимать на нем кино сейчас было бы невозможно.

Разве что кино про зомби!

По вокзалу Лос-Анджелеса повсюду бродили странные, печальные люди в старой и грязной одежде. Они мало разговаривали, только иногда что-то бурчали друг другу. В отличие от зомби, они не казались злобными и опасными, однако их было так много, что до главного зала я добирался целых десять минут. Там меня ждал еще один сюрприз.

10/10 я никогда еще не видел столько палаток одновременно, как в большом зале лос-анджелесского «Юнион стейшн»! Будь они окрашены так, как палатки в рекламе из журналов, которые лежат в приемной «Стоматологии в центре Ипсиланти», тогда бы они образовали потрясающее разноцветное лоскутное одеяло!

Но они не были окрашены, как палатки в журналах, потому что они уже были не новые. Кроме того, они стояли не на фоне залитых солнцем лесных полян, но на разрушающемся железнодорожном вокзале. Над ними висела огромная растяжка с надписью:

«Добро пожаловать в Лос-Анджелес. Добро пожаловать в будущее!»

Но даже сама растяжка выцвела от старости.

Если Лос-Анджелес когда-то и был будущим, то теперь он стал прошлым.

Но неправильная надпись на растяжке – это еще не самое худшее.

Хуже всего то, что у всех этих людей никакого будущего не было.

Каждый из них это знал, и данная мысль разбивала людям сердца.

Бедные люди с разбитым сердцем!

Каждый из них родился с идеально