Неоконченный полет - Анатолий Хорунжий

Раздумывая так, Марфа осмелела. Не будет она молчать. Накроет как следует стол, а затем все скажет брату. Ступил на такую дорожку, ну и иди себе, куда ведет тебя твоя воля, а чужой семьи не губи.

Войдя в хату, Марфа заметила, что без нее тут о чем-то говорили, а при ней сразу умолкли.

— Садитесь, хлопцы. Покушайте, что есть. — Марфа поставила на стол бутылку и стаканы, наполненные едой миски.

Дмитрий и Сергей, стоя, налили самогонки, выпили не чокаясь и взялись за сало и соленую капусту.

— Так торопитесь? — Марфа вопросительно посмотрела на Сергея, затем перевела взгляд на Дмитрия.

Сергей отвел неспокойные глаза и в замешательстве провел замасленной, пятерней по прямым белесым волосам, которые свисали до бровей.

— Мы заехали не в гости, — утолив голод, сказал он. — Ты должна помочь нам в одном деле.

— Я?

— Ты.

Надюшка что-то доставала на столе, опрокинула пустой стакан, и он покатился. Упав на табуретку, стакан со звоном разлетелся на куски.

Все умолкли.

— Партизаны решили отплатить за Гутку кому следует! — сурово и тихо сказал Дмитрий. — Это и все дело, Марфа. Вы, конечно, догадываетесь, кто указал гитлеровцам на наш след. — И он принялся застегивать пуговицы старого бобрикового пальто с цигейковым воротником от своего комбинезона.

— У кого же еще повернется язык на такую подлость, как не у Карабабы, — подхватил Сергей.

«Не знают... про Петра... ничего не знают», — подумала Марфа и облегченно вздохнула.

— Нам надо узнать, дома ли он сейчас. Вы, Марфа, подумайте, как это сделать, — сказал Дмитрий. — У нас еще на дворе есть товарищ. Я его подменю.

Дмитрий вышел из хаты. Когда шаги его стихли, Марфа посмотрела на Сергея и, сметая крошки ладонью со скатерти механическим движением, начала проникновенно, задумчиво и грустно:

— Что ты наделал, брат? До чего ты нас доведешь? Сестру замучили из-за тебя, а теперь нас хочешь отправить на тот свет. Куда ты влез, Сергей, куда всунул свою голову? Петро из-за тебя не ночует дома, прячется по чужим селам, и мне с ребенком, видимо, придется покинуть свой дом. Все началось с того проклятого автомата. К чему он приведет тебя и нас? К могиле...

Сергей стоял, словно оглушенный. Все, что он делал до сих пор, чтобы попасть в партизаны, он считал честным, благородным делом, и так, как Марфа, еще никто не оценивал его поступки. Он вообще во всем поступал только так, как подсказывали ему совесть, честь, его собственные убеждения. Свои поступки юноша почти никогда не согласовывал со взглядами других людей, он и слушать не хотел о том, что про него говорят. С малых лет Сергей рос одиноким, школьные годы провел у сестры, которую никогда не слушался, и почти всю свою сознательную жизнь поступал так, как сам того желал. Борьба с оккупантами, полная приключений, опасностей и немыслимого риска, вошла в его жизнь тоже стихийно, она вытекала из природы его убеждений и понятий. Эта борьба была теперь его святым делом, всей его жизнью. От кого другого, но только не от Марфы можно было ожидать осуждения. И хотя сестра сейчас смотрела на него сквозь слезы, Сергею совсем не было ее жалко. Он до сих пор не умел пререкаться в чем бы то ни было со старшими, потому что не находил подходящих мыслей и слов. В таких случаях он только махал рукой и уходил прочь. Пробыв некоторое время в партизанском отряде, Сергей переменился — он чувствовал теперь не только силу своих убеждений, но и способность их защищать.

— Значит, и ты уже меня ненавидишь? Черт меня дернул сюда зайти!.. — Сергей вскипел, лицо его залилось краской. Он забегал взглядом по хате, ища, где положил шапку и рукавицы. — Что задумали — сделаем и без тебя. Вижу, и ты уже танцуешь под Петрову дудку. Вам только бы тепло в доме да в сусеке полно, больше и знать ничего не желаете. Не только немцев — Карабабы уже испугались, руки перед ним подняли. Я, Марфа, не буду таким, как ты хочешь. Я — партизан, слышишь, партизан!

— Будь кем хочешь, я тебе не мать, не голова над тобой, только и меня же пощади! — сказала Марфа. — Другие ради своих родных домой пробиваются, чтобы пережить лихолетье вместе, а ты сам на свой дом беду накликаешь.

— Кто это пробился домой? — Сергей оглянулся уже на пороге.

— Только что была у меня Оксана — вырвалась с аэродрома. Ради родителей это сделала и ради тебя, дурня. Если бы знать, что заявишься в дом с такими друзьями, я бы тебя не похвалила перед ней. Слова доброго не сказала бы, хоть ты и брат мне. Из-за тебя не будет жизни ни мне, ни ей, ни ее родителям. Даже подумать страшно: привел шайку в свое село чинить расправу. Завтра же сюда налетит целая туча немцев. Все сровняют с землей! И следа от Белицы не останется. Разве вы устоите против такой силы? Армия придет — вот она и скажет им свое слово. Не изменяйся в лице, не кусай губы, а уходи или уезжай с моих глаз, чтобы я тебя не видела и не слышала. Вот уже кто-то плетется. Горе мое, снуют то во двор, то со двора. Подглядит кто — и пропали мы навеки.

Схватив автомат, Сергей выбежал из хаты. Марфа посмотрела вслед ему сухими, злыми глазами.

Она так и осталась стоять посередине комнаты, под лампой, которая висела на матице, — освещенная сверху, с тенями на лице и гневным блеском в глазах. Была готова сказать то же самое, что сказала брату, любому, кто войдет в дом. Пусть знают, что не ей с малым ребенком быть у них в помощниках. Она просит, даже требует, чтоб оставили ее в покое.

Но в дом никто не входил.

— Пойдем назад! — Сергей грудью остановил Бондаря в сенях.

— Что случилось?

— Ничего. Пошли.

Дмитрий выступил из-за лошадей навстречу Сергею.

— В чем дело?

— Пустое, — уронил Сергей, проходя мимо Дмитрия.

— Чего кипятишься?

Сергей стоял рядом с санями и молчал.

— Дмитрий, нам пока надо отказаться от своего намерения.

— Говори по-людски, что случилось? — В голосе Дмитрия слышался приказ.

— Марфа отказалась помочь, вот что! Выругала даже за то, что заехали к ней. Боится расправы. И Петра почему-то нет дома... Мне тут не все понятно. И потом... потом еще... Моя девушка работала на аэродроме, там, у них. Ее отпустили на несколько дней, но возвращаться она не собирается. Здесь все знают о наших отношениях. Ее завтра схватят первую. Не вышло бы так, как с Марией...

Тихо подошел Бондарь, слушал.

— Говоришь, работала на аэродроме? — горячим шепотом спросил Дмитрий.

— Где-то там.

— Это же здорово! — одним духом, обрадованно воскликнул Дмитрий. — Черт с ним, с дискантом, пусть еще немного попоет, от расплаты не уйдет. Мы должны сейчас же увидеться с этой девушкой. — Он схватил за грудки Сергея и Бондаря, притянул к себе. — Слушайте, давайте упросим ее вернуться на аэродром. Вы понимаете, что значит свой человек в таком логове? Когда мы все будем знать о нем, однажды ночью устроим хвастливым асам такой банкет, что шевченковские гайдамаки нам позавидуют! Ну, раскумекал, Сергей? — Дмитрий, увлекшись, встряхнул юношу.

Сергей молчал. Горячий голос Дмитрия, казалось, не достигал его слуха. В мыслях он был где-то возле Оксаны. Она будто стояла перед ним, улыбалась и спрашивала: «И ты хочешь, чтобы я опять пошла из села, чтобы мы опять долго-долго не виделись с тобой?.. Чтобы я рисковала своей жизнью?» Ему так хотелось увидеть Оксану, услышать ее голос! Но тут же воображение молниеносно нарисовало ночной удар по аэродрому... Горели деревянные бараки, взрывались охваченные пламенем самолеты, падали на снег скошенные пулями гитлеровцы.

— Поехали!

— Чертовы души! Сами и чарку выпили и пожрали, а у меня сосет под ложечкой, — пробормотал Бондарь, ложась в сани.

— Сейчас покушаешь, — сказал Сергей, не оборачиваясь к нему.

Лошади быстро мчали по наезженному пути, что еле заметно стелился серой полосой по улице, припорошенной свежим снегом. Час был не поздний, но село уже спало: только кое-где изредка теплился несмелый огонек. Сергей смотрел на хаты, припоминал парней и девушек. Какое-либо яркое воспоминание на миг освещало его душу, затем ему снова становилось тревожно. Сергей старался припомнить кого-нибудь из подруг Оксаны, чтобы можно было попросить вызвать ее, но никак не мог сосредоточиться. «Оксана... — вертелось в голове, — Оксана...» Его о чем-то расспрашивал Дмитрий, он отвечал и тут же забывал о том, что сказал. Над ним посмеивался Бондарь, толкая кулаком в спину, но Сергея совсем не трогали его насмешки. «Зачем я сказал ему про Оксану? — вдруг спросил себя Сергей и с опасением посмотрел на Дмитрия. — Разве мы так близки, чтобы идти к ней с таким предложением? Разве она согласится на такое?.. Зачем я везу их к ней?..» В эти минуты Сергей, может быть, впервые попробовал глубже разобраться в том, что делал.

Тяжелой была для него дорога на тот край села, куда не однажды ходил с песнями в лунные ночи. До сего времени Сергей целиком, без каких-либо сомнений подчинялся твердой воле Дмитрия, потому что любил его, как родного брата, гордился перед другими своей близостью к нему и никогда не вникал мыслями в то, что советовал, что приказывал Дмитрий. Правильно или нет делает Дмитрий — такой вопрос не вставал никогда. Но вот сейчас Сергей с опасением посматривал на Дмитрия, он даже побаивался его: «Почему такой требовательный? Зачем ему втягивать в опасное дело Оксану? Разве нельзя обойтись без этого?»