Тоннель - Вагнер Яна

Толпа загудела.

— Менять они собрались, главное! — возмутилась дачница в шортах, оглядываясь. — Нет, ну нормально?

— Может, им брильянтов еще отсыпать? — сказал кто-то.

— Наглость какая, и не стыдно же...

— Погодите, то есть воды не будет?

— Как это не будет, минуточку, сорок градусов...

— Так, закончили пиздеть! — рявкнул Патриот и покрепче перехватил монтировку. — А ну подвинься, Очки! — и полез к покрытому испариной окну Газели, обдав Митю жаром. — Я ему обменяю щас, меняла!

Да пошли вы, тоскливо подумал Митя, пошли вы все. В висках у него опять застучало, во рту горчило. Пускай делают что хотят. Бьют стекла, торгуют водой, меняют на инсулин. Сторож я им, что ли? Чего они, в самом деле, уперлись, эти двое?

Газель качалась, шум нарастал. В кабине тоненько причитал юный водитель. Патриот замахнулся.

— Вы что! Вы что, эй, ну вы что! — закричали вдруг рядом, и, оглянувшись, Митя увидел светловолосого лейтенанта.

Рубашка на нем была насквозь мокрая, глаза воспаленные, как будто он нырял без маски и только выбрался на берег, и никакой силы в его беспомощном выкрике не было, никакого гнева, только испуг. Он вообще выглядел очень испуганным, даже больным, но в руке у него был «макаров», а курок был взведен, и этого оказалось достаточно. Шум немедленно смолк, Патриот опустил монтировку.

— Ты чего это, старлей? — сказал он. — Нормально всё?

— Вы поймали его? — спросила мама-Пежо. — Вы же поймали его, да?..

— Где ваш начальник? — перебила женщина-Мерседес. — Где капитан?

Лейтенант не ответил. Казалось, он только сейчас понял, что пистолет до сих пор у него в руке, и неприятно этому удивился. Он поспешно отжал курок и принялся старательно запихивать свой «макаров» назад в кобуру, думая о том, что толстый капитан лежит сейчас в семи сотнях метров отсюда на спине с уродливым черным пятном на груди и сердито смотрит в потолок и от распоряжений неприятной бабы из Мерседеса поэтому совершенно свободен.

— Не поймали, — ахнула мама-Пежо, и глаза у нее сделались круглые.

— Лейтенант! — резко сказала женщина-Мерседес, и он вздрогнул и обреченно поднял голову.

— Нет, — сказал он. — Не поймали.

— Насколько он опасен? — спросила женщина-Мерседес, и старлей вспомнил ласковую улыбку, разбитые губы, и как человек в наручниках протянул руку, и он отдал ему ключ, просто отдал, потому что возразить было нельзя.

— Что он сделал? — спросила мама-Пежо. — Ну говорите уже, мы имеем право!.. Он что, убил кого-нибудь?

Стало очень тихо, и все посмотрели на него. Несколько сотен человек молчали и ждали его ответа.

— Да, убил, — сказал старлей. ПОНЕДЕЛЬНИК, 7 ИЮЛЯ, 08:28

— ...Локтем можно порвать твою тряпку, — зло сказала нимфа, — нафига ее поднимать вообще! Ну что за тачка дурацкая, то ветер, то мухи!..

— Садись давай! — огрызнулся Кабриолет; он успел уже открыть багажник, и складная мягкая крыша поехала вверх разворачиваясь. — Ее попробуй порви еще. Садись, говорю!

— Да не полезет он, — сказал старлей. — Ну зачем ему, он сидит сейчас где-нибудь, прячется...

— А ты вообще помолчал бы! — крикнул Кабриолет из-за руля. — Полиция тоже, иди лови своего маньяка лучше!

Влепить тебе по шее, козлина, подумал старлей. Выволочь из машины, нагнуть мордой вниз и повозить по капоту, сразу завизжишь. Все вы визжите, жлобы, когда вас берут за жопу, все одинаково.

— Ну ты ж его поймаешь? — спросила нимфа и подошла ближе, испуганная и нежная, и ярость его сразу погасла. — А то чего-то правда стремно.

Пахла она оглушительно, вся целиком.

— Не бойся, — ответил он. — Все нормально будет, — и тут же устыдился, потому что слова эти звучали глупо и не были обещанием, он просто не мог ничего пообещать ей — тем более когда вокруг было столько народу. Но смотрела она по-другому, теплее, как будто наконец увидела его, как будто на нем уже не было формы, а был вместо этого галстук, и хороший пиджак, и белая глаженая рубашка с уголками, жесткими от крахмала.

— Ты сядешь или нет? — завопил козел из кабриолета, и она закатила глаза, едва заметно пожала плечами и улыбнулась — не всем, только ему, лейтенанту. И он улыбнулся тоже и впервые за последние двадцать четыре часа почувствовал себя очень, очень живым.

И конечно, тут же за спиной у него раздался холодный голос:

— Вы мне нужны. Сейчас же, лейтенант. Идемте со мной.

— Куда это вы его забираете, интересно? — спросила круглолицая тетенька из Пежо. — А нам что делать?

— То же, что и остальным, — отрезала женщина-Мерседес. — Или вы на какие-то особенные привилегии рассчитывали?

«Остальные» в этот самый момент расходились — поспешно, группами и поодиночке возвращались к своим машинам, забыв и про воду, и про лекарства, и тем более про незаконченную перепись. Покидали пятачок у патрульного Форда, как будто именно это место сделалось небезопасным, превратилось в отравленный чумной колодец, и нужно было как можно скорее оказаться от него подальше. Ряды автомобилей стремительно оголялись, как при отливе.

— Пошли, лейтенант, — повторила женщина-Мерседес и взяла старлея за локоть. Пальцы у нее были железные.

Идти ему, понятно, никуда не хотелось, и вообще он прямо сейчас мог послать белобрысую бабу-Терминатора к черту. Сесть на переднее сиденье Форда и дверцу не закрывать, положить «макаров» на видное место и ждать, когда голоногая нимфа к нему пересядет. Это было ясно — что она пересядет, так же ясно, как и то, что он все уже решил и ничего больше не был должен и пока не поданный рапорт никакого значения не имел. Но рослая баба в мужском костюме вцепилась и потащила, и он почему-то опять возразить не смог, как и тогда, у автобуса, когда она взяла его за воротник и сказала «стоять, лейтенант». Как и накануне ночью, когда капитан отправил его по тоннелю ловить беглеца, а сам улегся спать. Как и полчаса назад у решетки. Обещая себе, что в новой завтрашней жизни все будет по-другому, он подчинился и поволокся следом.

Мама-Пежо приняла поражение с достоинством. Не делая паузы, чтобы не потерять разгон, она огляделась и сообщила:

— Ну что, давайте защищаться сами. Устроим дежурства. И если он тут появится, этот уголовник, мы просто его задержим...

— Кто это — мы, интересно? — мрачно спросил Кабриолет из-под своей матерчатой палатки.

— По-моему, — сказала мама-Пежо, — здесь достаточно крепких мужчин, чтобы справиться с одним-единственным беглым преступником. Ты ведь его видела, узнаешь в лицо? — спросила она у Аси. — Вот и смотри, детка, смотри внимательно.

— Это типа мне, что ли, дежурить? — сказала Ася, но ответа не получила.

— А с вами, между прочим, разговор тоже еще не закончен! — сообщила мама-Пежо и снова устремила сердитый палец к «Напиткам Черноголовки».

Выстоявшая осаду Газель стояла тихо и выглядела необитаемой. Пыльное лобовое стекло теперь было закрыто плотным экраном из фольги, который спрятал кабину от посторонних взглядов. Внутри никто не шевелился. Мама-Пежо помедлила, вскинув перед собой руку, со стороны похожая на некрупного гладиатора, а после все-таки отправилась к своей машине. Даже со спины она не выглядела побежденной.

— Какая жуткая все-таки тетка, — сказала Саша вполголоса, когда голубая дверца Пежо хлопнула. — У меня от нее мороз по коже.

— Которая из двух? — невесело спросил Митя.

— Да обе они жуткие, — ответила Саша. — Даже не знаю, какая больше.

— Эта, стопудов, — сказала Ася, кивая на голубенький Пежо. — Она на Долорес Амбридж похожа, помните, в «Гарри Поттере»? — И продолжила тонким сладким голосом: — Ты же его видела, детка, вот и следи внимательно! Поймай его, детка!

— Правда похожа, кстати, — сказала Саша. — Точно. Представьте ее в розовом костюмчике. А если ты его не поймаешь, детка, мы тебя вы-по-рем! — сказала она, и сделала кукольное лицо, и засмеялась.

И Ася засмеялась тоже, и они продолжили сочинять реплики, забираясь в Тойоту, Саша на переднее сиденье, Ася — на заднее, а Митя стоял снаружи и слушал их тонкие сладкие голоса и смех, приглушенный стеклом. Справа уютно тарахтел Порше Кайен — видимо, его красивые обитательницы снова включили кондиционер. Кабриолет заманил наконец мятежную нимфу назад под свою ненадежную крышу и размахивал теперь руками, явно терзая ее упреками. Впереди в УАЗе шумно рассаживалось патриотово семейство. Бородатый поп в Лексусе снова дремал, патрульная машина стояла пустая, с неплотно прикрытой дверцей.