Продлёнка - Людмила Матвеева

— Мне надо, — мнётся Мальвина, — понимаешь, Катя, надо, и всё.

— Иди, — милостиво разрешила Катя. — Ей надо.

Можно и над Мальвиной похихикать, «надо» ей, видите ли. Никому не «надо», а ей «надо». Но девчонки не смеются — не знают, как к этому отнесётся Катя. Пусть она засмеётся первой, они её всегда поддержат — и Сима, и тряпичница Нина, и Кира, и Людка со своим диатезом.

Мальвина выскочила в коридор, не подошла к Жене, нет. Но прошла близко и нарочно задела плечом — не то погладила, не то просто задела. Но скорее всего, хотела сказать: «Держись, Женя». И хотела, чтобы Женя знала: она, Мальвина, не с ними, не смеётся над Женей.

Только Жене не нужно это трусливое сочувствие исподтишка. Если ты, Мальвинка, такая смелая, подойди открыто. А боишься — иди, куда шла.

И побежала Мальвина по коридору. Не поглядела на неё Женя Соловьёва. Гордая девочка.

Почему у Кати Звездочётовой испорчено настроение? Ведь всё получается так, как она хочет. Катя сама пытается в этом разобраться. И считает так: «У меня, у Кати Звездочётовой, характер. А они все клёцки. И Симка первая клёцка. Ну чего она тащится сзади? Подруга должна идти рядом. Подруга должна говорить про интересное. Подруга. Если честно, какая Сима подруга? Клёцка и подпевала.

— Пока, — бросает через плечо Катя.

Захлопнулась дверь за Катей, Сима ещё некоторое время стоит во дворе.

Сима живёт совсем в другом конце улицы, но она провожает Катю до подъезда каждый день. Раньше портфель носила. Недавно Катя Звездочётова прочитала в одной книжке про девочку Олю. Эта Оля была самой главной, самой первой девочкой в классе, она заставляла подруг приносить ей пирожки из школьного буфета. А после школы кто-нибудь из подпевал тащил её портфель. Оля почему-то очень не понравилась Кате Звездочётовой, она была противной, хотя у неё был сильный характер. Те, кто прислуживал этой Оле, были, скорее всего, клёцки. А сама Оля клёцкой не была, но всё равно она была неприятной девочкой. И теперь Катя Звездочётова на даёт Симе носить свой портфель, носит его сама. Да разве в этом дело? Портфель — не тяжесть. А на душе тяжеловато. Почему? Ну почему?

Сима всё ещё стоит посреди двора, верная Сима. Но сегодня Кате ни жарко ни холодно от этой преданности. Не греет больше Катю Звездочётову верность её подданных. А почему? Разве плохо — они смотрят тебе в рот, ты кажешься себе очень значительной и умной. Все с тобой во всём соглашаются и никто не спорит. Все тебя любят. Стоп! Вот она причина! Любят. Любят? Как раз в этом Катя стала сомневаться. Раньше не задумывалась. Хорошо не задумываться, но вот — задумалась. И сразу пришли сомнения. Не любят они её. Боятся, а не любят.

Глупая Сима смотрит на дверь, за которой скрылась несравненная королева. Ну и что? Какая от этого радость? Несравненная королева хмурится. Почему на самые главные вопросы нужно искать ответы самой? И никто не поможет? Почему? Не будет Катя огорчаться, не собирается она грустить. Королева живёт лучше всех. Её любят, конечно, любят. И уважают. И боятся. Все девчонки. И мальчишки. А как же? Мальчишки тоже. И в этом сила королевы. От этого — уверенность. А от уверенности вон какой взгляд, вон какой поворот головы и походка вон какая — царственная.

Дома, правда, Катя сразу становится другой. Шаркает растоптанными тапками, никакой твёрдости во взгляде.

Катя заглядывает в комнату, мама переодевает Антошку в сухие ползунки. У Антошки ямочки на локтях и ямочки на коленках. Он улыбается Кате, во рту торчат два беленьких зуба.

Но Катя не улыбается Антошке, ему и так все улыбаются. Катя пытается по выражению маминого лица угадать, какое у мамы настроение. Губы сжаты, брови сведены, и Катя сжимается.

— Опять забыла хлеб купить? Ну Катя, как же тебе не стыдно? Большая девочка.

Как хочется Кате не слышать, что она большая. Как хорошо было раньше — она считалась маленькой. Теперь она большая, а маленький вон он, Антошенька. Плюшевый, розовенький, голубые глазки, светлые реснички.

Мама говорит устало:

— Я не могу всё держать в голове. — Она окунает пустышку в малиновый раствор марганцовки. — Мы договорились: булочная — твоя забота. Овощи — папина забота. Ужин, пожалуйста, разогрей сама, там тушёная капуста.

Хмурая, раздражённая мама. Но вот мама поворачивается к Антоше, светло улыбается, воркует, как голубь на балконе в солнечную погоду. С тех пор как родился Антоша, у мамы как будто стало два лица. Одно для дочери — суровое, неласковое. Другое для сыночка — нежное, мягкое, светлое.

— Катя, не забудь вымыть Антошины бутылочки, я не успела. Слышишь?

Катя всё слышит. Она ужинает, и моет тарелку и вилку, и моет бутылочки, их совсем нетрудно мыть, эти маленькие бутылочки с чёрточками и цифрами на боку. Вот Катя потёрла бутылку изнутри ёршиком, сполоснула горячей водой с содой, а потом — без соды. Бутылочка засверкала, и другая, и третья. Минутное дело. Не проблема вынести ведро с мусором. Легко пойти в булочную. Трудно жить, когда у твоей мамы два лица.

Мама кричит из комнаты:

— Катя, ешь с хлебом! Что за привычка есть без хлеба?

Маме не нужно выходить в кухню, она прекрасно знает свою дочь. Так считает мама. Ничего не знает мама. Так считает Катя.

Антошка захныкал, мама катает взад-вперёд деревянную кроватку, но Антоша не думает засыпать, раз десять подряд он выбрасывает на пол свою пустышку. Мама терпеливо подбирает пустышку, споласкивает в розовой водичке, суёт в круглый Антошкин рот. Папа задерживается.

— Что ты слоняешься? Уроки все сделала?

— Да.

Катя видит, что мама осунулась, она не высыпается. Подойти, пожалеть её, прижаться щекой к маминой спине. Катя почти чувствует, как защекочет щёку мамина шерстяная кофточка. Но тут мама говорит:

— Покачай Антошку, я постираю.

— Схожу в булочную, а то закроется, — отвечает Катя.

Идёт Катя по улице — походка плавная, гордый взгляд.

Королевы не киснут, высоко держат голову. На то они и королевы.

Кажется, Денис бегает около гаражей. А кто с ним? Васюнин, что ли? Или Серый? Присмотрелась — чужие мальчишки. Катают снежный ком, снег сегодня липкий, хорошая получится снежная баба.

Катя гордо проходит мимо, шапка сдвинута набок, она сняла шарф, ветер обдувает голую шею. Небо тёмное, а в нём две звезды, и вон третья. Из чужого окна слышна музыка, играет итальянский ансамбль, у Кати есть такая пластинка, только давно не слушала — не хочется.

Медленно идёт по улице самая счастливая девочка из всего четвёртого «Б» и даже из всей продлёнки. Отщипывает по привычке кусочки хлеба, думает о чём-то важном.

На другой день Катя Звездочётова стоит, как обычно, окружённая подругами. И они посмеиваются, шепчутся, ищут, кого бы задеть. И тут как раз входит Женя Соловьёва. Замолкли девчонки. Но всего на секунду, вот Сима шепчет громко:

— Подумаешь, пришла. Цаца.

Женя отворачивается. Она садится на своё место у окна — наплевать на их смех, на перешёптывания, на все их штучки. Если задрать нос и не позволять себе смотреть в их сторону, то они увидят — ей наплевать.

Катя Звездочётова нарочно громко рассказывает о чём-то своей свите, свита внимает, с готовностью смеётся Люда Обручева, качает головой Сима: «Какая наша Катя остроумная! Чудо!»

Катя краем глаза следит за Женей Соловьёвой. Вот Женя достала из портфеля книгу, раскрыла. Читает человек, ему хорошо, что никто не пристаёт. Такой у Жени вид. Ей хорошо. Но Катя понимает — это обман. Не может быть хорошо тому, с кем никто не разговаривает, кому никто не улыбается, кем никто не интересуется.

А Кате неспокойно, нерадостно. Как будто Женя одержала победу. В чём? Неизвестно. Вот она, эта Соловьёва, сидит одна, Катя этого хотела. Почему же ей, Кате Звездочётовой, хочется уважать Соловьёву? И в самой глубине души прячется одно желание — если бы Женя захотела с ней дружить… Нет, она не захочет. Но тогда получается, что не Катя решает? Не Катя всех главнее? Глупости какие. Ну её, эту Женю Соловьёву. Она сидит в одиночестве, а у Кати вон сколько подруг.

— Кать, Катя, — тормошит Нина Грохотова, — ну рассказывай! Что было дальше-то?

Катя смотрит в Симино веснушчатое лицо, безбровое, добродушное лицо преданной подруги. Подруги? Боится она Катю Звездочётову, вот и преклоняется. А эта не боится. Читает спокойно.

— Читает, — шепчут девчонки на весь класс.

— Читательница нашлась.

— Ставит из себя.

А Сима своё:

— Кать, Кать, ну рассказывай.

Хотя, честно говоря, Симе не так уж интересно, что расскажет Катя, этот телевизионный спектакль Сима и сама вчера смотрела. Просто Сима старается угодить. И остальных вовсе не так уж возмущает независимая Женя Соловьёва — они просто привыкли подпевать Кате Звездочётовой. И Кате вдруг открывается истина: нет у неё подруг. Одни подпевалы. Как же тогда быть?