Судьба доктора Хавкина - Марк Поповский

От сушки пришлось отказаться. Долго не удавалось постигнуть также причину неудач с нагреванием вакцины. Нагретые до 65 градусов чумные культуры не вызывали у подопытных крыс иммунитета. Хавкин не мог понять, в чем дело: антихолерная вакцина при этой же температуре отлично сохраняла иммунизирующие качества. Кто виноват в том, что нагретая чумная вакцина не предохраняет лабораторных животных? Микробы? Крысы? Или сам экспериментатор, допустивший какую-то оплошность? Секрет неудачи раскрылся лишь спустя несколько месяцев, когда опыты перенесли на людей. Оказалось, что на тот же препарат организм человека реагирует иначе, чем организм животного. Нагретая чумная культура, не предохранявшая крыс, хорошо иммунизировала людей.

Впрочем, к испытанию на людях вел путь чрезвычайно длинный и хлопотливый. Прежде следовало решить множество проблем. Какие, например, дозы вакцины необходимы людям разного сложения и веса. Ведь действие препарата на человека зависит не только от самой вакцины, но и от того, кому ее впрыскивают. За три года, прожитых в Индии, Хавкин убедился, насколько истощено большинство крестьян, слуг, рабочих, портовых грузчиков. Средний вес взрослого индийского рабочего-мужчины, даже по официальным сведениям, не превышал 39–44 килограммов. То, над чем серьезно задумывался в лаборатории ученый бактериолог, год спустя стало темой выступления видного бомбейского публициста Малабари. «Индусские бедняки не имеют чем питаться, — писал Малабари в статье „Индия в 1897 году“. — Они тощают и становятся бессильными для борьбы с болезнями, в том числе с чумой, почти не трогающей людей сытых и живущих в довольствии».

Бактериолог обязан был также установить, какая боль, температура, слабость ожидает тех, кого он будет прививать. Если реакция окажется слишком сильной, она отпугнет народ от прививок.

Маленькая лаборатория, готовящая спасение гигантскому, объятому ужасом городу, едва ли кого-нибудь серьезно интересовала в те осенние месяцы 1896 года. Лишь много лет спустя видный бомбейский ученый профессор Каналкар, изучая историю развития медицины в родном городе, оставил несколько строк о том, как создавалась противочумная вакцина. «Эпидемия все разрасталась. Доктор Хавкин очень торопился. Одновременно с подготовкой вакцины он читал многочисленные лекции для врачей-практиков по борьбе с чумой. Этот замкнутый и малоразговорчивый господин становился удивительно красноречивым, когда надо было научить кого-то основам противочумной борьбы. Работал он по 12–14 часов в сутки. Один из его помощников заболел нервным расстройством. Двое ушли, не выдержав испытание трудом и страхом».

Даже эти немногие строки показывают, как до предела напряженно работал Хавкин. Миллиарды смертельных доз чумы, клубившиеся в лабораторных сосудах, были отделены от людей лишь тонкой стенкой непрочного стекла. Неизбежная, казалось бы, смерть подстерегала ученого и его помощников на каждом шагу. Она могла появиться в виде волосяной, недоступной глазу трещины на колбе, укуса зараженной крысы или сотен других случайностей, которые нельзя было ни предугадать, ни предотвратить. Было чего бояться. Но Хавкина пугало только одно: медлительность, с которой рождалась вакцина. Впрочем, будем справедливы: первое в истории человечества предупредительное средство против чумы он создал за три месяца.

В декабре 1896 года вакцина в основном была готова. В темном чулане стояли ряды широких колб с мясным бульоном, который служил пищей чумным бациллам. Чтобы заставить эту армию плодиться еще лучше, Хавкин придумал на редкость простой и очень эффективный способ. Он капал на поверхность бульона кокосовое масло или бараний жир. Желтые круги масла служили своеобразной опорой для растущих колоний чумных палочек. Цепляясь за эти масляные понтоны, микробы, подобно сталактитам в пещерах, спускались до самого дна колбы. Сталактитовый рост, как установил бактериолог, — признак отличного самочувствия чумной колонии. Время от времени колбы встряхивали. «Сталактиты» опадали на дно, а сверху начинали расти новые чумные сосульки. Через шесть недель эту дьявольскую настойку подвергали нагреванию, микробы гибли и серая взвесь миллионов микробных тел и их ядов превращались в благодетельное лекарство — вакцину.

Благодетельное? Это еще надо было доказать. В конце декабря, незадолго до нового года, в лабораторию доставили 20 здоровых крыс, только что пойманных на борту прибывшего из Европы парохода. Половине животных Хавкин сделав прививку противочумной вакциной, а затем пустил в общую клетку крысу, зараженную чумой. Опыт завершился через сутки. Девять непривитых вчерашних здоровяков лежали на боку, сраженные чумой, а из десяти привитых зверьков не заболел ни один. Дальнейшие эксперименты на животных не могли дать ничего нового. Теперь надо было узнать, вызывает ли эта вакцина иммунитет у людей, определить дозу лекарства для человека и выяснить, каким страданиям подвергнется привитый. Но для этого надо сделать прививку людям. Кто рискнет первым ввести себе препарат, в котором хотя и не осталось живых микробов, тем не менее сохранился убийственный чумной яд? Возможно, среди бедняков Бомбея нашелся бы человек, готовый ради заработка пойти на такую операцию. Однако жизненные и научные принципы не позволили Хавкину ставить на карту чью бы то ни было жизнь. Ученый поступил так, как не раз уже делали борцы с заразой: действие чумного яда он испытал на себе.

Это произошло ранним утром 10 января 1897 года, в той же самой лаборатории Медицинского колледжа, где ровно за три месяца перед тем Хавкин предпринял свой первый эксперимент.

Испытание проходило в тайне. Только два человека знали о нем: доктор Сюрвайер, который должен был сделать инъекцию, и директор колледжа, приглашенный как свидетель. Чтобы быть уверенным в безвредности больших доз вакцины, Хавкин попросил ввести себе 10 кубических сантиметров самого сильного раствора, имевшегося в лаборатории. Десять кубиков — чудовищное количество яда. Бактериолог получил по крайней мере в четыре раза большую дозу, чем та, которую вводили потом жителям Бомбея, когда начались массовые прививки. Английский писатель и врач Д. Мастерс так описал этот исторический момент:

«Ученый спокойно обнажил левый бок: врач ввел под кожу иглу шприца и сделал смертоносное впрыскивание. Затем он обнажил правый бок и была сделана вторая прививка. Хавкин оделся и со спокойным мужеством стал ожидать своей судьбы. Через час или два у него началось лихорадочное состояние. Он без труда обнаружил у себя хорошо известные ему симптомы чумы. Через девять часов температура поднялась до 38,9°. Он сидел и работал, никому не говоря о случившемся. На следующее утро он с трудом мог подняться с постели, настолько болезненными были места уколов, сильно воспаленные и опухшие. Тем не менее он встал и присутствовал на очень важном заседании с участием главного директора врачебного ведомства Индии. Сам Хавкин так говорил об этом: „Я едва был в состоянии принять участие в этом заседании, но пока не исчезли окончательно все симптомы, едва ли кто-нибудь мог догадаться, что мне сделана прививка“. Таков один из исторических примеров тайком творимого добра…», — завершает свое описание доктор Мастерс.