Сказ про Игната-хитрого Солдата (c иллюстрациями) - Борис Привалов

— Но-но, потише! — насупился Парамон. — Не твой хлеб ем.

— Что про кольцо узнал? — мрачно спросил князь.

— Заклятье-то, Данила Михайлович, верное, — улыбнулся солдат. — Вот теперь можно уже шерстинку-чертинку развязать.

Игнат снял с посоха завязанную нитку.

— Чёрт поиграл перстнем да и отдал! — глядя на обалделого Парамона, продолжал Игнат. — Должен он лежать под крыльцом церкви, лопухом накрытый, травинкой перевитый.

— Дурында! — приказал князь, в волнении утирая жирные руки о халат. Немедля иди туда и принеси перстень! Недаром нынче кошка хвост ловила на заре! Верная примета — к радости великой! Да беги же, олух! Чего уши развесил!

Яков выбежал на двор, вскочил на коня и помчался к церкви, где они с солдатом только что спрятали княжеское кольцо.

Игнат, спокойно покручивая ус, наблюдал за попом.

Парамону уже в рот ничего не лезло: схватился за пирог — выпустил, к киселю потянулся — назад ковш поставил.

— Не рад, что ли, находке? — спросил Стоеросов попа. — Снимай пьявок!

— Как не рад… как не рад, хех-хе… — забормотал Парамон, снимая из-за ушей князя пиявки.

Только, князь-батюшка, ведь нет ещё кольца-то… А вдруг Игнатик промашку дал? — Поп размахнулся и выбросил пиявок в окно.

Стоеросов снял со свечи наплывший воск, начал катать его в пальцах, мять.

Один Игнат был спокоен. Брови его весело изогнулись, он даже барабанную дробь начал выбинать пальцами по столу.

Наконец раздался за окном топот копыт.

— Дурында вернулся! — воскликнул князь и отбросил воск.

Быстрые, тяжёлые шаги раздались в соседней горнице.

— Вот он, князь-батюшка! — протягивая перевязанный травинкой лопух, сказал Яков.

Стоеросов рванул зелёный лист, разодрал его пополам. Оттуда выкатилось на ковёр сверкающее камнем кольцо.

Парамон упал на четвереньки, ухватил его, поднёс к глазам, рот разинул:

— Оно! Чудо дивное!

Князь нежно взял перстень пальцами, повертел, полюбовался его звёздным мерцанием.

«За сельцо — кольцо, — вспомнилось Игнату. — А на этот раз сколько колец князь купит на графские деньги?»

— Я добрый, я хороший, — сказал Стоеросов разнеженно. — Помню, в старые времена, верных слуг награждали скакунами, дворцами… Да, было время… Я подумаю, чем тебя наградить, солдатик.

Медаль моя у кого сейчас?

— Спирька её носит, — сказал Яков.

— Где он? — спросил Стоеросов. — Почему не явился?

— Не ведаю, князь-батюшка, — развёл руками Яков.

— Теперь ты, солдатик, всю неделю будешь медаль мою носить! — приказал Стоеросов. — Парамон, объяви волю мою Спирьке, когда он явится!

Поп Парамон как увидел перстень, как рот распахнул от удивления, так и сидел молча, глазами, как рак, шевелил туда-сюда. Никак не мог в ум взять: откуда же у солдата взялся перстень? Неужели Дурынду окрутил солдат, заставил под свою дудку плясать? Плохи тогда Спирькины дела, ох плохи!

— Да, вот в прежние времена, — пустился в воспоминания князь, — у меня, Стоеросова Данилы сына Михайлова, дом был самый громкий на Москве. Все о нём слышали — хоть боярин, хоть гость торговый. Новый год по-старому начинался первого сентября. В полночь ударяла вестовая пушка кремлёвская, гудел колокол, городские ворота настежь… Сердце замирало! А на рассвете в Успенском соборе, в Кремле, царь и патриарх Новый год встречали… А потом царь Пётр начал бороды резать, бояр пытать и казнить. Новый год назначил на первое января… Тьфу! Противно сие природе русской! А как мужики веселились под старый Новый год! Какие бабы хороводы водили! Боярину от крестьян — дары, подношения. Да, были времена… Но мы будем праздновать Новый год по-старому, первого сентября! И чтобы дары мне были!

Стоеросов погладил бороду, задумался.

— А я, Данила Михайлович, последний раз веселился в городе Камышине, что на Волге, — подкрутил ус Игнат. — Поход начался на Персию, в море Каспий мы плыли. Я в охрану царскую на один день попал — возле дома воеводы камышинского стоял. Царь Пётр Алексеевич изволил у воеводы обедать. Как только чашу заздравную царь-государь выпивал, так генерал подходил к окну и платочком махал. А на Волге струги наши стояли с пушками. Как сигнал-платок примечали — сразу залп давали… А под конец подали царю Петру арбузы. Большие — ну как ядра у Царь-пушки, что в Кремле стоит.

— Врёшь, солдат, — лениво молвил князь, любуясь возвращённым перстнем.

— Ну, может, чуть поменьше, — охотно согласился Игнат. — Арбузы Петру Алексеевичу так понравились, что в их честь три салюта дано было. Канонада стояла, как при Полтавской битве. Один поп, говорят, даже умер от страха… — И солдат подмигнул Парамону.

— Что же дальше? — спросил князь.

— Приказал царь Пётр Алексеевич отлить из меди точно такой арбуз и установить его на шпиле Камышинского магистрата. Прислали из Петербурга воеводе медный арбуз и поставили его на шпиль.

Так он там и до сей поры находится. Вот какой царь шутник был!

— Ты к чему это сказывал? — проговорил Парамон.

— К тому, что он царя Петра чтит больше, чем своего князя, — обиженно произнёс Стоеросов. — Царь, дескать, за простой арбуз арбузом жаловал медным. А князь за кольцо ничего не дал!

— Отгадай загадку, Данила Михайлович, — весело сказал Игнат. — С ушами да языком, а ничего не слышит, ничего не понимает, только бубнит. Что есть сие?

— Да ты в своём уме-то? — ощерился Парамон. — Про князя такие слова!

— Про какого князя? — удивился солдат. — Я про колокол. За ухо колокол подвешивают, а языком по нему бьют, он и бубнит.

— Хорошая загадка, — недобро улыбнулся князь. — А теперь Парамону загадай что-нибудь.

— Сам худ, а голова с пуд, — подмигнул попу Игнат. — Что такое?

— Охальник! — мотнул головой Парамон. — Это он про меня, князь-батюшка!

— Про молоток! — усмехнулся Игнат. — У него тело — деревяшка, а голова — железная. Эх, слаб Парамон на отгадки!

— А ты скажи, — вдруг спросил Стоеросов Игната, — вот ветер пламя свечи клонит вправо, что это за примета?

— К радости, Данила Михайлович, — отрапортовал солдат. — Будет вам большая радость в скором времени!

— Молодец! Иди отсюда! — махнул рукой Стоеросов. — Да далеко не уходи — кликну.

Когда он вышел, князь сказал попу:

— Если б солдат не говорил всё время о царе Петре, я бы его с собой взял, в Москву, право слово. Он человек в хозяйстве нужный… пропажи хорошо отыскивает.

— Солдат этот, князь-батюшка, прошёл огонь, воду, медные трубы и волчьи зубы, — вздохнул Парамон. — Он кого хочешь вокруг пальца обведёт. Тот же шиворот сделает навыворот — и в ус крутит-мотает. Ох, не прост Игнатик! А вот брат-то мой Спиридон куда нынче девался?

— Мы за ним Дурынду пошлём, — сказал князь. — Пойди прикажи ему съездить за Спирькой!

Парамон вышел во двор, со света всё показалось чёрным, пустым.

К нему подошёл Игнат, стукнул по крыльцу своим железным посохом, сказал словно невзначай:

— Граф Темитов с солдатами в Заболотье объявился.

— Наконец-то! — перекрестился радостно Парамон и тут же спохватился, подозрительно уставился на Игната: — А тебе-то что?

— Так я же сам солдат! Может, сотоварищей среди них встречу!

— Встретишь, встретишь, — забормотал поп и крикнул тоненько: Дурында! Немедля за Спирькой скачи! Князь его кличет к себе!

…Когда Яков влезал в возок, Игнат сказал ему;

— Заверни к бабке Ульяне, спроси, что да как.

— Чего спросить? — не понял мрачный Яков.

— Три словца всего: что да как. Больше ничего, — улыбнулся Игнат. Ответ запомни. Мне передашь слово в слово. Ну скачи!

«Значит, ждут графа не сегодня-завтра, — подумал Игнат. — Ладно, и мы графа встретим, как положено».

Яков вернулся скоро: Спирьки дома ещё не было.

— А что бабушка Ульяна мне велела передать? — спросил Игнат. — Только не путай — говори её словами.

Яков поскрёб в затылке, повторил не торопясь:

— Пусто в клети, хоть шаром покати.

Игнат просиял:

— Ну, удружил, Яков! Вот это радость! После сам всё поймёшь… А Спирьке-Чёрту не скоро ещё сюда добраться — разве только он на крыльях прилетит!

В этот момент рядом с ним раздался шипящий Спирькин голос:

— Я ещё с вами посчитаюсь, дружки новые, ненаглядные… С медвежьей-то помощью и комар быка валит!

Яков вздрогнул испуганно от неожиданности, а Игнат ус покрутил, ответил:

— Ты не бык, я не медведь, а Яков-то совсем уж на комара не смахивает! По-солдатски так говорят: змея сколько ни шипит, а храброго не ужалит, сама испугается.

Спирька побежал в дом.

— Как это он добрался так быстро? — спросил Яков. — Загадка!

— А вот и отгадка! — Игнат кивнул на ворота, в которых показался красивый возок. — Гость какой-то пожаловал. Он Черта и подвёз.

Из возка степенно вылез толстенький губошлёп Голянский.