Солдат - Василий Сахаров

Наш огонь останавливает всю эту массу вражеских бойцов, они стреляют нам в ответ, но в какой-то момент, бой несколько затихает. Мы перезаряжаем оружие, а со стороны противника разносится громкий и уверенный протяжный голос:

– Ал-ла Ак-бар!

Видимо, это какой-то местный боевой клич, причем, психологически очень сильный. Все как один, еще секунду назад прятавшиеся от наших выстрелов караимы, встают и устремляются на решительный штурм. Сейчас атакующие нас враги не были людьми, это была единая масса живых организмов, ведомых только инстинктом.

– Огонь! – выкрикнул наш комбат и все, что только могло стрелять, вновь исторгло из себя смертельный огонь, который и потушил вражеский атакующий порыв.

Противник откатился от наших позиций, а кто-то из офицеров морской пехоты, в первых лучах солнца, вышел на склон и прокричал вслед караимам:

– Мы русские и потому победим!

«Надо же, – мелькнула у меня мысль, – сколько лет прошло, а слова Александра Васильевича Суворова, до сих пор люди помнят. Раз так, значит, есть еще реальный шанс на возрождение».

Глава 13.

Караимский Имамат. Крым. 02.12.2057.

Начало декабря, холодно, сыро, сверху капают крупные дождевые капли, а рваный камуфляж, не греет ничуть. Мне вспомнились пленники, которых мы освободили на Инкерманских высотах, изможденные, грязные, многие покалечены, и особенно меня тогда поразили люди, сидевшие в зинданах, земляных ямах, вырытых в грунте на три-четыре метра. Худые заросшие лица, выбитые зубы и испуганные взгляды уже не людей, а животных, забывших, что ранее они были разумными. Каждый из них просидел в зиндане не менее трех месяцев, и эти месяцы заточения, пыток и издевательств, сломали их. Кто же знал тогда, что и я могу оказаться в таком же положении, что и они. Однако, как я попал в зиндан к караимам, отдельная история.

Закрепились мы на горе, которую отбили у местных боевиков, плотно и с прицелом на то, что, возможно, нам придется зимовать в Крыму. Все окрестные высоты, всего только за неделю, превратили в мощный укрепрайон, доты, дзоты, окопы полного профиля, выдолбленные в неподатливом скальном грунте, и бетонные блоки. В радиусе полукилометра вырубили всю «зеленку», а подходы заминировали многочисленными растяжками, уж с чем, а с гранатами проблем не было.

Крымчаки несколько раз пытались атаковать нас и проводить ночные диверсии, но мы были начеку, и каждый раз они несли солидные потери и откатывались обратно в лес. Впрочем, каждое нападение противника все бойцы нашего Экспедиционного Крымского Корпуса, как нас обозвали столичные отцы-командиры, воспринимали не как напряг, а как долгожданный отдых от работ по расчистке развалин. В самом деле, каждодневное разгребание кирпичей, камня, щебня, земли и ила, очень утомляет. Воевать, ну, честное слово, все же полегче или, правильней будет сказать, что привычней.

За работой и боестолкновениями с противником пролетел весь октябрь, и мы нашли, то, что искали. Докопались все же до оружейных складов, на которые, как я понял из разговора наших командиров, в конце девяностых свозили вооружение из арсеналов списанных кораблей КЧФ. Затем, что-то разграбили в Эпоху Хаоса, а остальное, при взрыве разрушившим город-герой Севастополь, было погребено под мусором, который принесла мощнейшая ударная волна. После этого, поверх горы прошлись морские волны, сильное цунами, и никаких складов не осталось, а посторонний человек, не знавший, что здесь находилось ранее, никак не мог предположить, что под несколькими метрами камня и мусора, находится вполне рабочее вооружение.

Караимы, которые уже подмяли под себя большую часть Крымского полуострова, нашли тех, кто знал, что искать и где, и нам, просто повезло, что несколько людей смогли сбежать с расчистки развалин. И еще повезло, что нашего здесь появления никто не ждал, и мы смогли с малыми для себя потерями занять необходимую нам высоту.

В общем, весь верхний слой горы был уже до нас расчищен, а мы, совместно с бывшими рабами, только довершили сей титанический труд и обнаружили остатки тех самых складов, где хранилось вооружение. Надо сказать, что было его очень даже немало. Самой первой находкой были АГС-17, около трехсот штук, из них в рабочем состоянии более половины. Одно это, уже неплохо окупало наш рейд, если смотреть на него с экономической точки зрения. Дальше больше, РПГ-7, почти полтысячи единиц, автоматы АПС-55 ( Автомат Подводный Специальный ) триста штук, пистолет СПП-1 ( Специальный Подводный Пистолет ), четыреста штук, и даже, карабины КС-23, в количестве двадцати штук. Это то, что касается редких видов вооружения, которые я ранее не видел, или только мельком где-то замечал. Остальное, то есть автоматы АКМ, АКС, АКС-74У, карабины СКС, пистолеты «макарова» и «стечкина», снайперские винтовки Драгунова, пулеметы ПК, ПКМ и РПК, исчислялись не сотнями, а тысячами штук. Многое было порчено взрывами, водой, сыростью, это имело место быть, но уцелело еще больше.

Конвейер по «прихватизации» древнего наследия работал четко, саперы проверяли остатки склада, мы вынимали оружие, а работяги грузили его на корабли нашей эскадры. Так прошло еще какое-то время, мы забрали все, что представляло интерес для нашей Конфедерации, и началась эвакуация бывших рабов и боевых подразделений на Большую Землю. Верховный Главнокомандующий решил, что держать базу в этих местах сплошное разорение для бюджета государства, и нас должны были перебросить в Керчь, где сейчас закреплялся Третий гвардейский батальон морской пехоты, и строилась полноценная крепость. Именно она становилась форпостом нашего государства на Крымском полуострове, и именно из нее, планировалось начать весеннее наступление на еще не окрепший Караимский Имамат.

Эвакуация Крымского корпуса из Севастополя должна была пройти в два рейса, но все планы поломала осенняя штормовая погода. Десантные баржи не могли выдержать даже небольшого морского волнения, и остались в Новороссийске, а вся работа по нашей перевозке на родину, легла на БДК. За неделю с берега ушли все, кроме нашего батальона, и мы зависли на высоте еще на десять дней. Делать было нечего, дождь, грязь, ямы от раскопок, полные мутной дождевой воды, плохая видимость и стрельба нескольких вражеских снайперов, которые пользовались мерзкой погодой, подкрадывались к нашим позициям и шмаляли в каждую тень, какую сквозь дождь различали.

Первые несколько дней, это вызывало только смех с нашей стороны, но потом, чуваки с зелеными повязками пристрелялись и в один день положили двоих наших бойцов. Вот тогда, захотелось нам их наказать и несколько сержантов подошли к комбату, который за удачный штурм горы получил подполковника, и обратились к нему с просьбой разрешить вылазку. Еременко не ломался и, в ближайшую же ночь, пять разведгрупп частым гребнем прошлись по окрестностям и отстреляли пятнадцать вражеских стрелков.

Батальон продолжал сидеть на горе и, наконец, по рации нам передали, что погода настраивается, и из Новороссийска за нами вышел «Цезарь Куников». Оставались еще одни сутки, и тут, вновь активизировались снайпера. Черт нас всех дернул, вновь напроситься на вылазку, и он же, падла рогатая, дернул Еременко за язык, и комбат, не подумав, ее нам разрешил. В ночь вышли уже шесть разведгрупп и, втянувшись в «зеленку», где отдыхали снайпера, разведгруппы, сходу, напоролись на грамотно устроенную засаду.

Ночь ту, помню я смутно, еще в начале боя меня контузило близким взрывом гранаты. На некоторое время я выпал из реальности, и когда очнулся, рядом не было никого из своих, и только ближе к нашим позициям, шла сильная перестрелка. Осторожно и не торопясь, обходя боестолкновение по широкой дуге, направился в сторону горы, и все бы ничего, если бы я был в норме, но контузия есть контузия, не слышишь, как по палой листве ноги гребут. Вот звук моих шагов и выдал меня. Караимы, убивать меня не стали, хотя могли бы, а просто вырубили, повязали и к себе в поселок отволокли.

Следующее четкое воспоминание, этот самый четырехметровый грязный зиндан на окраине караимского поселения. Прошло уже два дня, как я нахожусь здесь и ничего не происходит, я сижу и никого не интересую. Раскидав ситуацию на составляющие, понимаю, что никто мне на помощь не придет и не выручит. Причина проста, для своих товарищей, скорее всего, я мертв, и о том, что я нахожусь в плену, они попросту не знают. Остается только два варианта, подохнуть в этой яме или бежать, причем, бежать как можно скорее, пока есть для этого силы. Однако легко сказать, да сделать трудно, из ямы без посторонней помощи не выберешься, да и от стражников местных, которые постоянно рядышком тасуются, не убежишь.

Прерывая мои невеселые размышления, наверху раздался человеческий гомон, кто-то на кого-то орал, были слышны характерные звуки ударов по человеческому телу, и через минуту, в яму опустилась хлипкая лесенка. По ней, не сошел и не спустился, а скатился человек. Лестницу тут же подняли, а в проем прохода заглянула большая и непропорциональная голова местного надзирателя, Султана.